Павел Ковалевский - Психиатрические эскизы из истории. Том 2

Такое заключение специалистов было, однако, не последним актом в жизненной трагедии короля. Нужно было объявить это решение королю, а равно и решение государственного совета о назначении опеки. Для этого к королю послана была особая комиссия. Комиссия состояла из министра иностранных дел и двора, профессора Gudden'a, Dr Muller'a, советника Rumper'a, назначенного состоять при Людвиге полковника и необходимого медицинского служебного персонала. Король находился в замке Шванштейн. Стража, состоявшая при короле, не получила приказания ни о признании короля больным, ни о назначении регентства. Поэтому, когда комиссия явилась в Шванштейн, то была встречена весьма грозно и отослана в замок Гогеншвангау, где она состояла под строжайшим надзором. Спустя некоторое время в Шванштейн потребовали из комиссии министра двора, а чрез некоторое время и остальных членов комиссии, «которые утром хотели ворваться туда силою», причем король издал приказ: «Выколоть членам комиссии глаза и содрать шкуру живьем». Дело обстояло для комиссии не вполне благополучно и могло окончиться весьма плачевно, прежде чем подоспеет разъяснение из Мюнхена. К счастью комиссии, через два часа начальник получил точные приказания из Мюнхена и члены комиссии были выпущены на свободу. Не будет удивительным, если мы добавим, что эти члены бежали из Шванштейна, бросив там даже свои вещи, и возможно скорее поспешили в Мюнхен.

Оборотная сторона этого дела состояла в следующем: комиссия, посланная к королю, не прямо направилась в Шванштейн, а предварительно занялась надлежащим приспособлением дворца, куда должен был быть перевезен Людвиг II. Весть об этом быстро достигла Шванштейна. Впервые об этом король узнал от своего кучера. Возвратившись домой, Людвиг собрал жандармерию и пожарных из соседних деревень, вызвал полк егерей и издал воззвание к армии, отдавая себя под ее защиту. Армия и егери были уже осведомлены о положении дела, почему не двинулись с места; зато жандармы и пожарные вооружились в защиту короля и встретили комиссию с оружием в руках.

11 июня комиссия явилась в замок вновь, причем король встретил ее вполне спокойно. Говорят, что он покушался выброситься из башни замка, но его от этого охранили приближенные. Находясь под надзором жандармов, принявших присягу на верность регенту, король держал себя спокойно, ровно и разумно. Он отказался от всякой попытки к бегству, хотя для этого приближенными все было приготовлено. «Я признаю за лучшее подчиниться судьбе, – говорил он. – Мой дядя не мог бы устранить меня от правления, если бы мой народ не был на это согласен». Несколько позже Людвиг заявил: «Мне было бы очень легко освободиться, – стоило бы только выпрыгнуть из этого окна и всему позору конец. Что меня лишают правления – это ничего, но я не могу пережить того, что меня делают сумасшедшим».

Вечером король принимал советника Muller'a и говорил с ним несколько времени спокойно и разумно. На рассвете король ходил взад и вперед по комнате, посетил домовую церковь и концертный зал и заметил при этом камердинеру: «Я предчувствую, что вижу тебя в последний раз». Комиссия беспрепятственно увезла короля в приготовленный для него замок Берг. Окрестные жители очень жалели короля, многие плакали и дело могло бы окончиться кровопролитием, если бы король изъявил на то свое согласие.

В Берге король был спокоен, милостиво беседовал с докторами Gudden'ом и Muller'ом и высказал удовольствие, что все было устроено согласно его вкусам. 12 июня прошло вполне благополучно. 13-го утром Людвиг гулял с Gudden'ом и ласково с ним беседовал. Вечером, в начале седьмого, Людвиг пожелал вновь прогуляться, для чего и отправился вместе с Gudden'ом. Сзади их шли два служителя. Заметив служителей, король просил их удалить, что и было исполнено. В 8 часов король не вернулся с Gudden'ом с прогулки. Поднялась общая тревога. Начались поиски, и тела спутников были найдены в озере Штарнберг. Часы короля, залитые водою, остановились на 7 часах без шести минут.

О несчастье на озере газеты передают следующее:

«Отправившись на прогулку, король некоторое время шел рядом с Gudden'ом. Дорога от берега озера, в том самом месте, где случилось несчастье, отстоит на 10–15 шагов. Судя по положению трупов в озере, а также по направлению следов на дне его, событие произошло так: король шел справа, a Gudden слева. Подойдя к тому месту, где они утром сидели на скамье, Людвиг ускорил шаги и зашел несколько вперед; потом он, бросив дождевой зонтик, побежал по каменистому берегу к озеру. Gudden, также бросив дождевой зонтик, побежал за ним. Но так как Людвиг его опередил, то Gudden'у пришлось бежать наперерез водою. У воды Gudden схватил короля за сюртук. Людвиг быстро сбросил пальто и сюртук, и эти вещи были найдены на берегу. Оба бросились в воду. Завязалась борьба не на живот, а на смерть. Бой происходил в 10–15 шагах от берега. Боролся молодой, сильный и крепкий человек, спасающий свою честь, с 62-летним стариком, душевно преданным своему королю и верным своему долгу даже до последней минуты жизни. Король губил свою жизнь. Преданный врач спасал чужую жизнь ценою своей жизни. Король победил. Знаменитый ученый, профессор Gudden, поплатился жизнью. Его труп был найден в полусогнутом положении; его голова была под водою, тогда как спина выдавалась из воды. Лицо Gudden'a было исцарапано. Утопивши Gudden'a на мелком месте, Людвиг пошел в глубь озера, где нашел и свою смерть.»

Так безвременно погибли два человека: один молодой, сильный, мощный и властный король, другой – почтенный старец, знаменитый ученый и примерный верноподданный.

Изложив, однако, вышеприведенные факты, мы должны сделать следующую оговорку: наш больной – король, т. е. лицо, по своему общественному положению стоящее вне общества. Его жизнь скрыта от глаз простых смертных. Достоянием общества стали только отдельные случаи, остальная же жизнь сокрыта в душах его приближенных. Приведенные нами факты разбросаны по всей его жизни в течение многих лет, едва ли не 20. Если приведенные случаи слишком ярко и резко обрисовывают болезненное состояние короля, то только потому, что они соединены нами в единое целое; будучи же разбросанными на много лет, они несравненно меньше оттеняют болезненность данного лица. С другой стороны, мы должны добавить, что положение короля, т. е. пребывание его вне и выше общества, лишает нас возможности иметь побольше обстоятельств, указывающих на болезненное состояние короля, так как его жизнь стояла вне ведения простых смертных. Очевидно, болезненных явлений было несчетно больше, но они остались для нас неизвестными. Наконец, принимая во внимание особенное положение нашего больного, мы не можем отрицать и того, что некоторые из приведенных нами фактов есть плоды фантазии и праздного воображения людского. Может и это быть. Мы привели только то, что появилось в газетах о жизни короля, и на основании этого делаем свои заключения.

Невольно напрашивается вопрос: каким образом, однако, при такой массе примеров, ясно указывающих на очень давнее расстройство умственных способностей короля, он не только мог оставаться королем, но и заслуживать любовь приближенных, расположение окрестных жителей, уважение всех граждан и почтение от иностранных правителей? На это мы ответим: король жил крайне уединенно и одиноко. Его жизнь была известна лицам, только близко к нему стоящим. Кроме того, министры свидетельствуют, что в государственных делах Людвиг отличался замечательным знанием дела, ясностью понимания и необыкновенною проницательностью. Наконец, самые его болезненные увлечения художеством, музыкой и архитектурой могли в его подданных возбуждать только беспредельное уважение и восхищение.

Но чтобы лучше понять это странное положение дела, мы на минуту оставим короля и обратимся к его болезни.

Знаменитый ученый проф. Gudden, не менее знаменитый психиатр Graschey клятвенно заявили государству, что король Людвиг II страдал душевным расстройством, известным в науке под именем паранойи.

Что же такое это за болезнь?

Под именем паранойи, или первичного помешательства, разумеется такое расстройство умственных способностей, при котором в обычный круг мышления, в обычное сочетание представлений, в обычный, признаваемый нами за правильный, образ жизни и действий врывается круг безумных идей в виде ограниченного бреда. Таким образом, при этом происходит раздвоение сознания в человеке: с одной стороны, он живет здоровою жизнью, ее интересами, делами и обстоятельствами, с другой стороны, внутри себя такой больной таит болезненные мысли, бредовые идеи и целый ряд безумных представлений. Так, например, невинный чиновник, всю жизнь свою проведший в канцелярии в обществе бумаги, всю жизнь занимавшийся писательством, вдруг вообразит себе, что он социалист и что его преследует за это правительство. Он по-прежнему продолжает составлять и строчить бумаги за No, он прежний семьянин, товарищ и служака; только в нем начинают замечаться странности. Он стал слишком наблюдателен ко всему окружающему; очень подозрителен и чрезвычайно скрытен. Такой человек сторонится людей. В обычных их действиях и поступках он видит нечто необыкновенное, что-то против него направленное. Сторож Федор не сторож уже, а агент тайной полиции, приставленный исключительно для того, чтобы следить за ним. Его товарищи, тоже только «так себе товарищи», а в сущности, и они его враги. Начальство тоже «себе на уме», все «они» образуют между собою общество, которое к нему весьма враждебно, которое за ним следит и по пятам его преследует.