Мария-Луиза Франц - Психология сказки. Толкование волшебных сказок

Поэтому если вы ощущаете себя подавленным каким-то бессознательным содержанием, так что не можете даже говорить, то и не пытайтесь обсуждать мучающее вас с другими людьми – пусть оно сначала проявится для вас самих. Тогда вы не будете сметены непонятной для вас самих эмоцией, которая всегда, как правило, – явление динамическое, влекущее по направлению к чему-то. Первичный (primitive) бессознательный импульс обычно направлен к тому, чтобы подчиниться этой скрытой направленности эмоции, своевольно влекущей в нужном ей направлении. Если это ненависть, то она непроизвольно увлекает вас к ненавидимому вами объекту, то же самое происходит и в случае любви (сошлемся только на две из наиболее распространенных эмоций). Если вы попробуете сразу же выразить эмоцию, вызываемую объектом, то есть опасность, что вы захлебнетесь в ней. Допустим, кто-то вне себя от ярости, но намеревается поставить об этом в известность приведшего его в такое состояние, причем в самой благопристойной форме, однако достаточно ему произнести хоть слово, как оно тянет за собой множество других, и в результате, вопреки его предварительному намерению, целая лавина обрушивается на виновника! В состоянии аффекта мы говорим очень много лишнего, все больше и больше входя в раж, а к концу мы уже верим в то, в чем еще сомневались в самом начале.

Если техника активного воображения используется не подходящими для этого людьми, то фантазии получает выражение таким образом, что, когда они начинают чувствовать свой собственный материал, то их эмоция становится при этом все сильнее и сильнее, что в конечном счете приводит к катастрофе, поскольку аффект чрезмерно возрос в ходе применения процедуры. Отсюда следует, что сначала нужно соткать материал для «рубашки», найти способ самовыражения, и уже потом выпускать эмоцию на свободу. Один иезуит, живший в 17 веке, сказал, что человеческий язык подобен огненному колесу, сеющему на своем пути «ядовитые искры» и несущему разрушение. С этим трудно не согласиться: отрицательная сторона языковой деятельности имеет поистине дьявольский характер. Подумайте хотя бы о современной пропаганде и о том, что с ее помощью можно сделать практически все, вплоть до убийства.

Авторам исполненных ненависти статей в современных газетах было бы очень полезно успокоиться и поработать над своим аффектом – результатом такой работы обычно бывает «рубашка», позволяющая эмоции проявить себя достойным человека образом. С тем же самым явлением постоянно приходится сталкиваться и во время анализа. Все дело в способе, каким выражает себя сопротивление при осознании бессознательного. Если оно просто выплескивается, то от аналитика требуется всего лишь сохранять спокойствие. Но если, скажем, анализируемый сообщает, что в течение последнего часа он чувствовал в себе некоторое сопротивление и хотел бы разобраться, в чем тут дело, то здесь перед нами уже нормальная человеческая ситуация, поскольку проблема представляется на рассмотрение в подходящей для этого рубашке.

К сожалению, в состоянии одержимости легко приходишь к убежденности в собственной правоте. Подобно тому как наши русские пропагандисты убеждены в том, что западный мир – источник всяческого зла, так и вы, окажись вы во власти своего анимуса, будете уверены, что и в действительности все обстоит именно так, а не иначе. Чрезвычайно важно знать об этом. Подобно большинству своих братьев и сестер, когда я нахожусь во власти своего анимуса, я не замечаю этого – я убеждена, что высказываемое мною мнение принадлежит мне, а не анимусу. Но стоит вам попытаться проанализировать свои высказывания, и вы поймете – по тону голоса и интенсивности эмоции, – что здесь что-то не так. Слишком сильный напор скрывается за вашим желанием что-либо иметь или совершить – и это подозрительно. У вас есть ощущение, что внутренний голос не впервые воздействует на вас такого рода аргументами. И если вы настолько завязли в анимусе, что не способны освободиться сразу, призовите на помощь молчание. Вернитесь в свою комнату и скажите себе: «Это все не то, мне что-то не нравится состояние, в котором я нахожусь, и поэтому в течение нескольких дней я попробую ничего не говорить», и вы будете потом благодарить Бога, что на этот раз вам удалось сдержаться, удержать свою эмоцию при себе. Но может получиться и так, что ваша эмоция, не получив выхода, начнет растравлять вас и становиться невыносимее, чем была, вот тут-то вам и нужна «рубашка»; ведь ваша задача не в том, чтобы сдержать эмоцию, «отравляясь» ею по мере того, как она проникает в вас все глубже и глубже. Такой способ ничего не дает. Если яд внутри вас начинает действовать, то уже через три дня вам станет заметно хуже, однако, если в течение эти трех дней вы наденете на мучающую вас эмоцию «рубашку» (допустим, с помощью активного воображения), то сможете избежать основных трудностей.

Я уже приводила случай девушки, которая всегда была внимательной и любезной, потому что хотела, чтобы се любили, а в итоге в ней скопилась страшная ненависть к одному женатому мужчине. Этот мужчина и его жена, с которыми она иногда встречалась, страдали тем же самым пороком, поэтому нет ничего удивительного, что супруги обвиняли друг друга в измене и нечестности. Однажды, будучи приглашенной к ним на завтрак, она почувствовала по возвращении приступ патологической ярости против этого мужчины, который не просто был вероломен, но и лгал при этом, скрывая под приветливой маской ужасную личность. Она ни одним словом не выдала кипевшего в ней тогда возмущения. Да и лучше бы от этого ей не стало, потому что слишком много пришлось бы высказать. Так что все осталось при ней, но когда она вернулась домой, то не могла ни работать, ни на чем-либо сосредоточиться, ибо невысказанное продолжало бушевать в ней. В работе фантазии она дала выход своему гневу, воображая, что бы она сделала с этим человеком: например, повесила бы, плевала бы ему в лицо и т. п. Одно из ее сновидений рассказало впоследствии, что она ударилась в колдовство и черную магию. Я прямо сказача ей об этом, но она была не в состоянии взглянуть со стороны на то, что она делала. Поэтому мне пришлось внимательно разобраться во всем, что происходило с ней за последнее время и нашло себе выход в фантазиях. Я говорила ей, что если аффект до такой степени выводит ее из душевного равновесия, то ей следует его персонифицировать но не в виде имеющего к этому отношение лица, а лучше, например, в образе рассвирепевшего медведя или какой-либо другой твари, пытающейся крушить все вокруг себя. Если вы просто даете волю аффекту и отдаетесь непроизвольно возникающим фантазиям дурного сорта, то это способствует iabaissement аи mveuu mental) понижению культурного уровня, и не более того. Правильная линия поведения в этом мотиве освобождения заключается в том, чтобы придержать свой язык, не давать выхода аффекту, а затем найти для него соответствующие средства выражения.

Мы можем точно так же обойтись с совершенно иным, психическим содержанием. Допустим, что вам неожиданно – словно ворон или лебедь, появившийся в небе, – пришла в голову мысль, явно отдающая манией величия: что вы, некоторым образом, сами являетесь богом. Вы можете сказать про себя: «Какая чепуха!» – и забыть о ней, или, наоборот, лелеять, никому не сообщая о ней, потому что вряд ли кто вам поверит. Бы твердо знаете, что эта Фантастическая идея не плод работы вашего ума, но вам, может быть, все-таки стоит спросить себя, каким образом она пришла вам в голову. Каким образом? Разумеется, сама по себе! Если вы собираетесь сообщить окружающим, что вы – божество, то у людей не будет сомнений, куда следует поместить вас, но если вы оставите эту идею при себе и все-таки спросите, как и откуда вы ее получили, то сможете открыть самые удивительные вещи. Вы обнаружите тогда, подобно многим мистикам, что в каждом человеческом существе имеется божественная искорка и что возрастание вашей личности идет непрерывно благодаря внутреннему опыту, хотя на первый раз это проявилось для вас в весьма шокирующей форме. Поэтому вам необходимо, скажем, усесться на вершине дерева и полностью отрешиться от мира; позвольте этой идее раскрыться, проявив максимум понимания и внимательности к соответствующему материалу, и это будет лучше, чем если вы позволите этой идее раздавить вас.

Парацельс говорил, что всякий человек представляет собой малую Вселенную, со всеми звездами в глубине его души. Звездное небо – это образ коллективного бессознательного, а падение звезды на землю можно осмыслить в качестве символа осознания, ибо самое нужное становится действительным, попадая в сознание человеческого существа. Что не осознано, то не является реальностью. До того как атом стал реальностью, он существовал, хотя его и не было в человеческом сознании. Звезды падают с небес, затем сплетаются в рубашку, и таким образом становятся доступными сознанию в виде архетипической структуры (паттерна). Одно оставшееся крыло обычно свидетельствует, что интеграция, т. е. превращение бессознательного в сознательное, – вещь очень относительная. Как говорил Гете: «Uns bleibt ein Endenrest, zu tragen peinlich» («Нам остается пережиток, нести его – обуза, что делать с ним – вопрос»). То же самое верно и в отношении архетипического содержания, которое не может быть полностью интегрировано сознанием. Смысл данного символа может быть «исчерпан» для нашего субъективного чувства, но это не означает, что исчерпан весь его смысл. Я беру какую-нибудь волшебную сказку и интерпретирую ее до тех пор, пока не обретаю чувства интеллектуального умиротворения, однако у меня нет при этом ощущения, что данный материал мною исчерпан. Если я не выжала из него все, что в моих силах, то меня не оставляет ощущение определенного дискомфорта, затем, как правило, мне начинают сниться сны, и я уже догадываюсь, что моя интерпретация не удовлетворяет мое бессознательное, т. е. мы снова возвращаемся к тому, что всякая интерпретация имеет относительный характер Иногда встречаешься с мнением, что если заниматься анализом в течение, скажем, лет двадцати, то можно было бы вычерпать бессознательное до дна. Разумеется, подобного никогда не может произойти, ибо у бессознательного постоянно открываются новые аспекты, как если бы оно обладало способностью воссоздавать себя. Всегда остается одно крыло, которое уходит в неведомое.