Дональд Винникотт - "Пигля": Отчет о психоаналитическом лечении маленькой девочки

Пигля: Я — Пигля.

Постепенно она стала рождаться, сползая на пол между папиных ног.

Пигля (мне): Ты не можешь быть малышкой, потому что меня это очень пугает.

Каким-то образом ей удавалось владеть ситуацией так, что она была не вовлечена, а играла в нее. В прошлый раз она была вовлечена. В конце концов я сказал: «Мне быть сердитой Пиглей?» Она ответила: «Ну сердись сразу». Я рассердился и опрокинул игрушки. Она подошла и все их подобрала.

Пигля: Ты на что злишься?

Я: Я хотел быть единственным малышкой, поэтому меня тошнило. У мамы малышка-бры-ы-ы-х.

Пигля: У мамы нет бры-ы-ы-х, у нее только пися.

Она заговорила о пиглином ребенке: «Я зову мою детку Гэдди-гэдди-гэдди» (Gaddy-gaddy-gaddy). [Ср. Габриела (Gabrielle), Детка-детка (Baby-baby), Галли-галли-галли (Galli-galli-galli)].

Отец сказал, что, вероятно, это связано с Габриелой. Она говорила о малышке-кукле в приемной. Нам она помогла, сказав: «Девчушка-девчушка-девчушка» (Girlie-girlie-girlie), тем самым придавая дополнительное значение этому слову, и начала волноваться о том, что пора ехать домой (тревога).

Я: Тебя это пугает, потому что я был сердитым малышкой.

Пигля: Очень сердись! [И я сердился, и говорил о малышке-бры-ы-ы-х].

Пигля: Нет, Детка-Сузи!

Я: Я [Я=Пигля=малышка] хотел, чтобы папа дал мне малышку.

Пигля (обращаясь к отцу): Ты дашь Винникотту малышку?

Я говорил о том, что Пигля сердится, закрывает глаза, не видит маму, которая стала черной, потому что она злилась на нее из-за того, что папа дал маме малышку.

Пигля: Ночью в кроватке мне очень страшно.

Я: Сон снится?

Пигля: Да, мне снится сон, что за мной гонятся черная мама и бабака.

В этот момент она подняла колесо с заостренной осью (оно отскочило от одного из поездов) и сунула заостренную ось себе в рот.

Пигля: Что это? [Можно сказать, что она взяла единственную опасную вещь из всех игрушек и направила ее себе в рот].

Я: Если бы черная мама и бабака поймали тебя, они бы тебя съели?

Она все время прибиралась и расстроилась из-за того, что не могла закрыть крышкой одну из коробок, потому что в ней лежало слишком много.

Я: Когда тебе снился сон, что делали папа и мама?

Пигля: Они были внизу с Ренатой, ели брокколи [Рената была новой заморской служанкой]. Рената любит брокколи и ужин.

Все это время Пигля продолжала старательно прибираться.

Я: Так мы поняли насчет черной мамы и бабаки?

Пигля: Нет, мне надо пойти к малышке [кукле]; подождешь немножко?

Она играла с дверью.

Пигля: Будь Винникоттом. Папа о тебе позаботится. Да, пап? Если я закрою дверь, Винникотт испугается.

Я: Я бы испугался черной мамы и бабаки.

Пигля закрыла дверь так плотно, как только могла, и пошла за малышкой. Когда она вернулась, я сказал, что меня напугала черная мама и бабака, но папа обо мне заботился. Вернувшись, она долго играла с этой малышкой (куклой), а слова «открыть» и «закрыть» теперь относились к пеленке куклы и огромной булавке. В этом деле отец ей помогал. Она долго накрывала куклу пеленкой.

Пигля: Тебе нужен малышка-Винникотт? Можешь взять потом моего.

Папа продолжал наблюдать за процессом пеленания и помогать.

Пигля: Не закрывай ее [булавку].

Потом она посекретничала с отцом, давать или не давать малышке кекс и пирог. Сказала: «Она очень бры-ы-ы-хлая малышка» (что означало, что она вся перепачкалась и ее пришлось переодевать). Затем Пигля подошла ко мне и показала почерневший большой палец на руке, который она, видимо, чем-то прищемила. Потом вынула из своего кармашка два игрушечных зонтика и воткнула один мне в волосы. Подняла малышку и воткнула оба зонтика в ее волосы. Попыталась усадить малышку на стульчик, но, как бы позавидовав ей, передумала и уселась сама. Затем захотела показать малышке, какой смешной она выглядела в зеркале.

Я: Малышка — это Винникотт.

Пигля: Нет, Гэдди-гэдди-гэдди.

Теперь она была готова ехать домой, все было прибрано. Она принесла отцу его пальто и собрала мешочек с песком и камнем.

Я: Хорошо, но мы разобрались насчет черной мамы и бабаки?

Она оглядела все игрушки, которые были аккуратно убраны, и сказала: «Бабака вся в порядке». И мне показалось, она говорила о том, что бабака имеет отношение к бр-ы-ы-ы-х и писе, принадлежащей черной маме, которая черна потому, что ее ненавидят, так как папа дал ей малышку.

Я продолжал сидеть на полу, а она, вполне довольная, вышла с отцом через парадную дверь.

Комментарии

В этом сеансе главными были следующие темы:

1. Возврат к теме предыдущей игры, но с задержкой из-за тревоги.

2. Новая способность играть в пугающую фантазию (и тем самым справляться с ней), вместо того чтобы быть в ее власти: (а) освобождение и расширение диапазона действий, (б) утрата непосредственного переживания.

3. Испытывание тревоги из-за всунутой в рот опасной заостренной оси, намекающей на фантазию насчет жадного стремления матери к оральному ощущению пениса отца.

4. Теперь ее ребенок (кукла) дал ей, как девочке, некоторое основание для материнской идентификации = Я.

5. Частичное разрешение на той основе, что черное имеет отношение к ненависти вокруг того, что папа дал маме малышку, хотя несколько излишне интеллектуализированное.

6. Темные силы были убраны прочь, т.е. забыты.

7. Важность непонимания мною тех обстоятельств, ключи для разгадки которых она пока еще не смогла мне дать. Только сама Пигля знала ответы, и когда она сможет постичь значение опасений, она даст и мне возможность тоже понять это.

Письмо от матери

«Я хотела бы послать вам несколько записей о Пигле, хотя мой муж, наверное, кое-что вам уже рассказал по телефону.

После приема у вас она вернулась домой в дурном настроении и в течение нескольких дней закатывала массу сцен, особенно когда надо было ложиться спать. Сейчас она, кажется, опять успокоилась.

Несколько дней она хотела быть ребенком Сусанны — это создавало очень тягостную ситуацию, ведь Сусанна не реагирует; а когда Габриелу спрашивали, почему она этого хочет, она отвечала: „Я стараюсь полюбить детку-Сузи“.

Дня два после приема Пигля вела себя очень агрессивно по отношению к другим детям. У нее есть перчаточная кукла, и она мне сказала про нее: „Сделай, чтобы он стеснялся, тогда я смогу его ударить“.

Вечером того дня, когда она вернулась после приема у вас, Пигля сказала мне: „Я боюсь черной мамы. Мне надо опять ехать к доктору Винникотту, к новому доктору Винникотту“. Она всегда так официально говорит о своих визитах к вам, за исключением того дня, когда она, как раз перед последней поездкой к вам, довольно ласково напевала: „Винникотт, Винникотт“.

Она сейчас несколько раз говорила о том, что должна ехать к доктору В. из-за черной мамы. „Почему ты не сказала доктору В.?“ — „Ну как же, я сказала ему о бабаке“. — „Это оттуда дети появляются? Бабасвечка, при свете свечей“. (The babacandle, by candlelight).

Она жаловалась на то, что у нее болит пися. „Ты что, ее потерла или это из-за подгузника?“ — „Потерла. Она черная. Дай мне белого крема, чтобы она поправилась. Тогда я смогу ее потереть еще“.

Мы наблюдали, как с гор спускались сумерки. „Когда стемнеет, я буду бояться. Доктор В. не знает, что я боюсь темноты“. — „А почему ты ему об этом не сказала?“ — „Я убрала всю темноту“.

Несколько дней после того приема я-таки была очень черной мамой. Пигля не верила ничему из того, что я говорила. Она разбила несколько предметов, в том числе сахарницу, из которой постоянно брала себе „большие сахарины“, хотя это и запрещается. Кажется, она себя ужасно чувствует, когда что-нибудь поломает, если это нельзя сразу же починить, даже если это что-то совсем незначительное. Поскольку с нами сейчас живет моя мама, она, в основном, и оказывается черной мамой. И мы с Пиглей хорошо ладим. Тут уж Пиглей становлюсь я, а она — мамой. Она сейчас не очень внимательная и аккуратная. Вчера были такие два разговора: „Пигля, ты меня любишь?“ — Я: „Да“. Она: „Ты помнишь, когда я разбила тарелку?“ — Она: „Ты меня любишь?“ — Я: „Да, а ты?“ — „Нет, я тебя не люблю. Ты черная и меня потом сделаешь черной“.

Письмо от матери, написанное во время отдыха за границей