Алисса Муссо-Нова - Я тебя сделаю!

Но Мишапочка уже не слышала ничего. События последнего месяца вдруг спрессовались в один ком, и этот ком, бешено вращаясь, грозился взорваться прямо в голове. Стреляла шампанским «Аврора», били часы на здании вокзала, революционные матросы пели хором Александрова «нам не страшен серый волк», верещал телефон, и кто-то надоедливо тряс плечо, приставая с глупым вопросом: «Что с вами?»

Она открыла глаза и увидела испуганное лицо Игоря.

— Что с тобой? Ты в порядке? Хочешь воды?

— Я хочу ВСЕГО! — сказала Мишапочка и заплакала. И тут же засмеялась сквозь слезы, и заплакала уже сквозь смех.

Игорь погладил ее по голове, улыбнулся и сказал:

— Будет тебе ВСЕ! Я в твои тапочки влюбился, они мне снятся теперь каждую ночь. Никуда мне от них не деться теперь. Я и кровать двуспальную заказал для твоей квартиры, чтоб было подо что тапочки на ночь ставить.

Он шикнул на Нуф-Нуфа, который входил в комнату со стаканом воды — брысь, не мешай!

— Хочешь в кино?

А потом был непрекращающийся праздник. Работы закончились быстро, и она въехала в роскошный новый дом, где все было так грамотно обустроено, что однокомнатная квартира оказалась дворцом. Наф-Наф договорился с бригадой, и ей в неделю привели в порядок оставшуюся часть квартиры, и теперь она жила в раю. Тапочки были торжественно водружены на свой коврик, и когда Наф-Наф уходил на работу, дожидались хозяина там.

— Что хочешь ты в подарок к Новому году? — спросил Серенаду Наф-Наф. Они возлежали в обнимку на диване, разглядывая свое творение — нарядную елку, которую они три часа устанавливали, украшали, освещали и любовались теперь своим творением. На макушке елки красовалась смешная красная шапочка с ушками и хвостиком.

Серенада сладко зажмурилась — это было похоже на сон из детства: пришел волшебник и обещает подарить все, что хочешь! Она покрутила в голове варианты подарков: одежки, украшения, путешествия… И вдруг ее осенило:

— Подари мне большую книгу про международное рабочее движение!

Наф-Наф приподнялся на локте, внимательно всматриваясь в ее глаза, ища подвоха. Но глаза были кристально честные и ясные.

— Ты меня не перестаешь удивлять! Ну и выбор! Хорошо, я поищу хорошее издание. Но если не секрет — почему именно это?

— Потому что Волшебная Вещь! Я тебя научу, как правильно книжки читать, — расхохоталась Серенада Марципановна, королева наша, красавица писаная, мягкий бочок, сладкая ягодка. И внутри ее радостно скакала-прыгала Мишапочка, революционный красный медведь-балтиец, в смешной красной шапочке с ушками и хвостиком.

И светился чистотой, новизной и волшебным уютом приветливый дом, и если хорошенько прислушаться, то можно было услышать, как где-то ниже этажом тонкий голосок аккуратно выводил незатейливую песенку, одним пальцем подыгрывая себе на клавишах расстроенного рояля:

И было у них ВСЕ!

— Почему так бывает? — спросит дотошный читатель. И кто-то мудрый, как Священное Писание, и улыбчивый, как Будда, похлопает его по плечу, погладит по чубчику и ответит ласково:

— Потому что!

С Новым годом, дитя мое! Улыбайся, ибо блаженны довольные моментом и играющие в жизнь, ибо их есть Царствие Небесное, и Фортуна выбирает смеющиеся лица…

Жила-была девочка-обезьяна. Она любила апельсины, громкую музыку, звенящие брямки и яркие разноцветные краски.

Однажды ей досталось наследство — большая теплая уютная шуба.

Шуба девочку-обезьяну грела и защищала от холода, шума, пыли, от острых твердых углов и нескромных взглядов.

Девочке шуба нравилась, но не очень. Хотя ей было тепло и уютно, шуба мешала ей прыгать, плясать, и рисовать чудесными красками было совсем в шубе неудобно. А вот шуба очень полюбила девочку-обезьяну и всячески старалась о ней заботиться — грела, ласкала ее и успокаивала и убаюкивала. И мечтала эта шуба убаюкать девочку совсем, чтобы спала она, сладко причмокивая во сне, окруженная со всех сторон уютной шубой, согретая ее теплом и счастливая и безмятежная.

А девочка мечтала прыгать, жонглировать оранжевыми апельсинами, плясать и размашисто расписывать большой кистью — раскрашивать джунгли. И скинуть шубу девочке было неудобно — ведь шуба так ее любила и так заботилась о ней. И тогда девочка решила, что шубу надо пристроить к какому-нибудь делу правильному, чтобы шубе было еще чем-то заняться, кроме убаюкивания девочки. Или продать ее?

Девочка-обезьяна подумала эту мысль, поскребла в затылке да и открыла Гугол — такая машина поисковая в Интернете. И начала поиск.

Она написала запрос: «Что обычно мешает обезьяне продать дареную шубу?»

И Гугол ей ответил: «Совесть».

«А как обезьяна может избавиться от совести?» — логично спросила девочка-обезьяна.

И Гугол тут же среагировал на запрос: «Обезьяна может продать совесть».

«Сколько стоит обезьянья совесть?» — задумалась обезьяна-девочка.

«20 копеек. Не думаю, что больше кто-то даст», — ответил Гугол.

«Кто является традиционным покупателем обезьяньей совести?» — обезьяна вовремя сообразила задать вопрос о рынках сбыта.

«Бессовестные девочки», — такой был ответ.

Девочка-обезьяна по ниточке вытянула-выдернула из себя всю свою совесть, придала ей соблазнительный товарный вид (привязала к ней десятирублевую бумажку) и продала ее за 20 копеек маленькой нетрезвой бессовестной девочке.

И попробовала снять шубу.

Шуба распахнулась на минутку, немного подалась, но сняться совсем не пожелала.

Тогда девочка-обезьяна решила потрясти шубу. Шуба была потрясена, но с места не сдвинулась. Но девочке-обезьяне трястись понравилось, и она тряхнула стариной. Шуба расчихалась не на шутку, и распахнулась пошире. Тогда девочка-обезьяна тряхнула молодостью. Шуба почти падала уже с плеч, но цеплялась кое-где за бока, за руки и стонала громко: «Девочка-обезьяна! Что ж ты меня стаскиваешь, как змея шкуру? Разве так можно с шубами? У тебя совесть есть, хоть капелька?»

«Ах, вот на чем шуба держится! На капельке совести! — смекнула девочка-обезьяна, — да чихать я хотела на эту совесть!»

И она начала громко и радостно чихать — на руки и на бока, где шуба прицепилась, да так ловко и весело, что вычихнула нечаянно все остатки совести. А заодно и чувство вины. А без чувства вины комплексы неполноценности в организме не живут — они сбежали немедленно. И снова загремела музыка, нацепились на пляшущее тело звонкие брямки, мир засиял яркими красками, и жизнь удалась!

А шуба — что шуба? От кого она нас защищала — от нас самих? Так мы теперь себя не боимся — мы теперь себя любим. Совершенно бессовестно любим себя изо всех сил — и счастливы!

Я не умею сочинять сказки. Я всегда была в этом уверена, и поэтому даже не пыталась никогда что-либо сочинять. Я и в волшебство не очень верила, пока у меня оно не начало сбываться самым фантастическим образом.

Если сначала рассказывать, то началось все с рассылки, где Лисси Мусса рассказывала про волшебную сеть, в которую можно поймать жениха. Я в жениха уже совсем не верила, — семейная жизнь моя покатилась под откос восемь месяцев назад, когда муж ушел к другой женщине, но идея с сетью мне понравилась — получалось очень красивое украшение для дома: плетеная сеть с кучей вплетенных в нее предметов — колокольчиков, ключей, ленточек, и прочих штучек. У меня даже место для нее было отличное — у меня в доме есть небольшая ниша, в которую ничего не пристроишь, а вот такая сеть была бы классным украшением.

Плела я ее долго — почти полгода. Два раза распускала, меняла вплетенные предметы, искала медного цвета ключики, заказала специальные синие глазки из Турции, из Индии мне привезли очаровательные бубенчики, из Египта — красивые костяные кольца…

И вот моя сеть готова и водружена на место! Она действительно была очень красива и необычна. И в нее попался кот. В тот самый день, когда я повесила сеть в нишу, к моей двери пришел дымно-серый, в белых носочках кот, который не пожелал никуда уходить, и сидел в подъезде до самой ночи, преданно глядя на мой звонок и изредка подавая голос. Соседи пытались его заманить к себе, подкупали колбасой и молочком, но он не поддавался. И когда его хотели выгнать из подъезда, он увернулся, но не ушел. В конце концов, мне пришлось его впустить, чтобы прекратить страсти, бушующие у моей двери. Я решила, что он переночует у меня, а утром я выведу его на улицу, и пусть идет к себе домой — на бездомного этот аккуратный красавчик совсем не походил.