Александр Шёнбург - Искусство стильной бедности

У прадеда и прабабушки, Александры Мещерской, долго не было детей. Когда у них появилась Аглаида, старшая сестра бабушки, прадед из благодарности по­строил в своей деревне больницу, нанял трех медсестер и устроил так, что каждую неделю больных навещал врач. Для местных жителей это стало настоящим событием. До того они обращались за медицинской помощью к само­му прадеду, и он либо лечил, либо — в тяжелых случаях — велел закладывать экипаж и отправлял их в город.

Когда в начале Первой мировой войны в России на­чались революционные волнения, старшая медсестра попыталась восстановить крестьян против моих пред­ков. Она была родом из Петербурга, где ее и нанял мой прадед. Вообще, сторонники у большевиков были толь­ко в городах, а в деревнях их люто ненавидели. Первые беспорядки были безжалостно подавлены, зачинщики — пойманы и повешены. Упомянутая медсестра прибежа­ла к моему прадеду, упала перед ним на колени и стала молить о пощаде, хотя за несколько недель до этого го­ворила ему в глаза, что ждет не дождется того дня, когда овесят всю его семью. Любой знаток человеческой на­туры выдал бы бунтовщицу властям, но только не Павел Голицын. Он дал ей немного денег и довез в карете до вокзала, где медсестра села на поезд и навсегда пропала из виду.

Сам прадед не дожил до революции, до крушения привычного ему мира. Он умер в первый год войны и похоронен с большими почестями. Его смерть была безболезненной, им самим предвиденной. Гроб с его те лом крестьяне пронесли пятнадцать километров и захо­ронили в марьинском парке, который прадед очень лю­бил.

Всю свою жизнь Павел Голицын отличался щедрос­тью, часто граничащей с расточительством. Принято считать, что подобная черта хороша для людей, верящих в загробное бытие, но в земной жизни считается прояв­лением некой глуповатости. И все же, во-первых, мало есть на свете вещей ценнее подобной глуповатости, а во-вторых, что касается прадеда, то его щедрость была оце­нена и в земной жизни: его жена и все его дети пережи­ли революцию. Они бежали на Кавказ, а оттуда — в Константинополь. Затем одна из сестер оказалась в Лон­доне, другая — в Нью-Йорке, моя бабушка — в Будапе­ште, где она вышла замуж за графа Балинта Сечени, а тетя Ага, которую я прекрасно помню, в Зальцбурге. Я так и вижу, как тетя Ага сидит в крохотной однокомнат­ной квартирке, разливает чай в надтреснутые чашки и рассуждает о жизни. Ее комната была до отказа забита всяким хламом: письмами, фотографиями в рамках, книгами. Однако благодаря ее присутствию комната преображалась в залу загородного дворца. У тети было то внутреннее величие, которого достигают лишь редкие люди, однажды потерявшие все на свете, а потом взгля­нувшие на утрату без всякого сожаления.

В итоге оказалось, что мой прадед был разумным че­ловеком. Даже с точки зрения утилитарной этики. Бла­годаря ему у членов его семьи выработался иммунитет против чрезмерной зависимости от материального. Если выражаться терминами Эриха Фромма, то бытие тети Аги никак не зависело от ее обладания. Ей в удел доста­лось такое богатство, о котором алчным людям не дано даже мечтать.

Чему нам обязательно следует научиться у героев бедно­ты, так это не воспринимать успех и неуспех исключи­тельно с бухгалтерской точки зрения. Люди, которые не теряют лица даже в трудном положении, отличаются од­ним качеством: они никогда не прекращают действо­вать. У них есть достоинство, не зависящее от внешних обстоятельств, — они умеют разглядеть во временной неудаче новые возможности.

Парадокс счастья заключается в том, что порой оно таится под маской несчастья, так же как и несчастье ино­гда наряжается в пестрые одежды счастья. Конечно, не всегда это становится ясным так быстро, как в случае с говаром из Иллинойса, который выиграл в лотерею 3,6 миллиона долларов, а через несколько дней скончался от 1фаркта, поскольку не смог перенести нервного напря­жения. Или у «лотерейного Лотара», историю которого не так давно наперебой рассказывали газеты. Безработный выиграл 3,9 миллиона марок, вместо обычного пива пить марочное, приобрел «ламборджини», и пошло-поехало: алкоголь, вечеринки, очаровательные красотки. А через пять лет «лотерейного Лотара» не стало. То, что мы склонны называть счастьем, часто оказывается его противоположностью. Об этом метко высказался Оскар Уайльд. «Если Господь хочет покарать людей, Он при­слушивается к их молитвам».

Мало того, можно даже предугадать в неудаче будущий успех. Если бы Набоков не оказался бедным эми­грантом, то превратился бы в богатого коллекционера бабочек и второразрядного поэта. Однако, к счастью для нас и, возможно, к счастью для него, он потерял все со­стояние. Великие триумфы и громкие провалы не просто соседствуют друг с другом, иногда провал становится за­логом будущего триумфа.

Тот, кто стремится воплотить общепринятое пред­ставление о счастье, наверняка станет несчастным. По-настоящему беден не тот, кому не хватает каких-то вещей а тот, кто вечно стремится к совершенному здоровью, со­вершенной красоте, совершенному богатству. Лишь лю­ди, умеющие ценить жизнь со всеми ее перипетиями и не падать духом в трудную минуту, способны стать счастли­выми.

Грубо говоря, к богатству ведут два пути. Первый путь: работать, чтобы удовлетворить свои потребности; страдать, мучиться и мечтать о недоступных вещах, на­конец, обрести их и осознать, что не в них счастье. Путь второй: изменить свои потребности.

Я вынужден разочаровать тех читателей, которые в нижеследующих главах хотят найти конкретные реко­мендации — шаг за шагом на пути к счастью, богатству и успеху. Речь пойдет, скорее, о переоценке тех потреб­ностей, которые насаждаются нам массовым сознанием, хотя, по сути своей, они скучны и безвкусны. Кто оста­нется верен таким потребностям — да будет это сказано уже сейчас, — никогда не почувствует себя богатым. Бо­гатым станет тот, кто сможет от них избавиться.

Первое правило стильной бедности гласит: выби­райте приоритеты! Две недели в году глодать диетиче­ские ребрышки в каком-нибудь сонном царстве близ Аликанте или провести отпуск в родном городе, гуляя по паркам и выезжая на озера? Подписки на газеты и ежемесячные отчисления поставщику низкопробной телепродукции или просто — хорошая книга?

Настоящую роскошь не найти в магазинах «Гермес» KaDeWe»*, так как она состоит в добровольном отказе от лишних соблазнов, которые засоряют, а не украшают нашу жизнь. Тот, кто надеется стать по-настоящему богатым, должен набраться смелости и отвоевать хотя часть собственной независимости. Например, покупать лишь то, что доставляет истинное удовольствие, а не предаваться оголтелому стяжательству.

Для того чтобы быть богатым, совсем необязательно иметь много денег. Главное, иметь «собственный стиль». Это словосочетание долгое время оставалось оружием массовой индустрии, однако в будущем ему суждено стать заветным ключом к тайне счастливой жизни.

*«Kaufhaus des Westens» — крупнейший торговый центр Берли на.

Work less, live more!

Первые недели моего существования в качестве больше-не-работающего стали не совсем обычными. Я нарочно избегаю слова «безработный», потому что мне было чем заняться дома. Быстрее всего к перемене привыкла же­на, открыв во мне талантливую немецкоязычную домо­хозяйку. Когда на вечеринках меня спрашивали: «Кто вы по профессии?» — я с удовольствием отвечал: «Безработ­ный», хотя бы потому, что мне не нравится сам вопрос. Однажды я решил подсчитать, сколько времени прохо­дит, пока тебя не спрашивают об этом в том или ином обществе. Простые труженики и люди с хорошим воспи­танием выжидают по нескольку минут, а то и вовсе не касаются данной темы. Люди свободных профессий, ад­вокаты и врачи не проявляют своего интереса одну-две минуты. Рекламщики и работники средств массовой ин­формации редко терпят дольше тридцати секунд.

Сам вопрос настолько же опошлился, насколько и устарел. Давно прошли те времена, когда людей можно было классифицировать в зависимости от места работы. Хотя бы оттого, что все больше людей это место теряют. А тот, кого еще не уволили, правильно делает, если ищет другие стимулы к существованию, кроме работы. Перво­начально работа воспринималась как наказание за дерзость Евы в райском саду: «в поте лица твоего...» и т. д.

Потом онастала обязанностью, нравственной заповедью Лютера и Кальвина. Однако смыслом жизни работа быть не может, потому что в большинстве случаев она является бегством от настоящей жизни, перед которой человек остается один на один с horror vacui*, если работа, с сопутствующими ей признанием, которое она дает, уважением и статусом, вдруг исчезает.