Ури Бронфенбреннер - Два мира детства: дети в США и СССР

Виновные себя чувствуют очень плохо. Все опустили голову, у некоторых дрожат колени.

Пионервожатый старается разрядить напряженную атмосферу и спасти мальчиков от чрезмерного наказания. Впрочем, тон его достаточно суров:

— Я предлагаю дать виновным недельный испытательный срок. Если кто-либо из них нарушит правила поведения, мы его лишим права участвовать в походе.

Предложение принимается, но к нему добавляются три пункта. Решение оглашает председатель совета дружины Надя. Она читает торжественным тоном:

— Иванов и все, кто с ним купался в пруду без сопровождения взрослых, на неделю лишаются права носить пионерский галстук. Все это время им вменяется в обязанность ежедневно поливать саженцы на при школьном участке. Сейчас, сразу же после заседания, они должны вымыть и натереть пол в актовом зале.

Когда я в седьмом часу вечера уходил из школы, провинившиеся ребята, вооружившись ведрами и тряпками, старательно мыли пол в огромном зале.

У читателя может создаться впечатление, что советские методы воспитания в коллективе предполагают лишь разбор отрицательных явлений и публичное наказание. Это далеко не так. Описанное происшествие — явление чрезвычайно редкое. Я просмотрел протоколы совета дружины и увидел, что такое же серьезное разбирательство происходило более года назад и вот по какому поводу: два подростка распили бутылку вина. Случай из ряда вон выходящий.

Нельзя не отметить, что в детских коллективах преобладает атмосфера доброжелательности и общей гордости за достигнутые успехи. Примечательно, что поощряются, как правило, не отдельные ученики, а коллектив. Если же кого-то из ребят хвалят, то непременно связывают его личные достижения со всей группой: «Сегодня Петя помог Кате. Теперь его звено шагнуло вперед».

Так и происходит воспитание в коллективе. Для американцев коллективистские методы воспитания ребенка непривычны, а большинству из них могут показаться даже и неприемлемыми. В сознании же советского ребенка семья и коллектив неразрывны, они для него — гарантия безопасности, помощи, источник всех радостей и духовной удовлетворенности. И коллектив, и семья рассматривают дурное поведение ребенка как нарушение основополагающего единства и наказывают ребенка лишением морально-эмоциональной поддержки.

Как же отражается на формировании личности советского ребенка постоянная взаимосвязанность семьи и школы — основных институтов социализации?

Этот вопрос мы сейчас и рассмотрим.

Как на ребенке сказывается чрезмерно эмоциональное проявление материнской любви, которое он испытывает на себе с рождения? Эта проблема была впервые затронута в монографиях М. Саймондза и Дэвида М. Леей. А затем в научных журналах с результатами исследований выступили Уэсли С. Беккер, У. Бронфенбреннер, Бетти М. Колдуэлл, Джон А. Клозен и Уиллард В. Хартап.

Их работы показывают, что тесная эмоциональная связь с матерью ставит ребенка в полную зависимость от родителей и он легко поддается той степени социализации, какую ему хотят привить взрослые, сообразуясь со своим миропониманием. Вряд ли кто-нибудь может обрисовать комплекс черт поведения таких детей более точно и ярко, чем это сделал Саймондз [6]. Он охарактеризовал американских детей 30-х годов, выросших в соответствующей тому времени обстановке, как «послушных, благонравных, покорных», способных быстро «подчиняться образу жизни той среды, в которой они воспитываются… Это беспристрастный портрет хорошего ребенка нашего общества». «Беда только в том, — продолжает ученый, — что люди нашего общества должны быть независимы, упорны, настойчивы, самоуверенны и сильны».

Новые научные работы, посвященные данной проблеме, отличаются от предыдущих не только глубиной и степенью детализации; их ценность заключается еще и в том, что они обнаруживают прямую связь между родительской дисциплинарной стратегией, порождающей в ребенке конформизм, и нормами поведения, бытующими среди взрослых. Подытоживая эти изыскания, можно охарактеризовать родителей, пользующихся данной стратегией, следующим образом:

«Они убеждают ребенка, изолируют его, взывают к его совести, показывают, что огорчены, — словом, всяческими способами дают ребенку понять, какого поведения от него ждут, и пытаются ему внушить, что его проступок ведет к разрыву столь дорогих обеим сторонам нежных взаимоотношений. При этом наказание нарочитой холодностью воздействует лишь в случае, когда родители и дети любят друг друга. Чем сильнее любовь, тем страшнее угроза ее лишения… Основываясь на имеющихся у нас наблюдениях, мы пришли к выводу, что дисциплинарной мерой, «ориентированной на любовь», пользуются прежде всего матери» [7].

Результаты обследования американских детей применимы и для анализа методов воспитания в советской семье.

Возникает естественный вопрос: почему развилась и укоренилась именно такая модель? Как случилось, что советские родители, в особенности матери, столь ласковые со своими детьми, реагируют на непослушание нарочитой холодностью? Быть может, модель унаследована от древней культуры и передавалась из поколения в поколение? Или же тут действует нынешняя общественная структура, а если бы структура изменилась, изменилась бы и модель?

Попытки ответить на этот вопрос содержатся в научных работах (их с каждым годом все больше и больше), посвященных последствиям безотцовщины. Исследования, проведенные в Соединенных Штатах и Норвегии, показали, что отсутствие отца не только отражается на поведении ребенка, но и ведет к тому, что мать его чрезмерно опекает. Оба фактора чаще влияют на характеры мальчиков: в них развиваются черты покорности, беспечности, изнеженности; они легко поддаются влиянию среды. Так, например, обычно пассивные и безответные мальчики из негритянских семей низших слоев, где отсутствие отца — явление довольно частое, с готовностью отдают свою любовь и привязанность уличным шайкам, в которых, чтобы завоевать и сохранить преимущественное положение, нужны сила и агрессивность.

Аналогичные, но не столь крайние формы проявляются в семьях, где отец хоть и есть, но роль его второстепенна.

Изучая связь между статусом родителей в семье и поведением ребенка, я пришел к заключению, что в семьях, где главенствует мать, дети малоинициативны, ждут указаний и решений других. Следует отметить, что асимметричная структура семьи воздействует на мальчиков и девочек по-разному. У ребенка формируется самостоятельность и чувство ответственности в том случае, если в семье правит родитель того же пола, что и ребенок. Мальчики более ответственны, если за дисциплиной в доме следит отец; девочки более активны, если авторитет матери сильней.

Дальнейшие же исследования показали, что наиболее самостоятельные дети обоих полов выходят не из патриархальных или матриархальных семей и не из семей, где отец и мать равноправны; чаще всего такие дети растут в семьях, где оба родителя активно участвуют в воспитании ребенка, но ведут себя по-разному, то есть один берет на себя поддерживающую функцию, другой — дисциплинарную.

Какова же связь между приведенными рассуждениями и воспитанием детей в СССР? Начнем с того, что после второй мировой войны миллионы русских детей росли без отцов. И через 15 лет после войны женщин в Советском Союзе было на 20 миллионов больше, нежели мужчин. Это не ново в истории России. Страна не раз претерпевала годы безжалостных вражеских нашествий, гражданских войн, голода и сдвигов в популяции, которые разъединяли семьи, отрывая мужчин от жен и детей. Отсутствие отца наносит детям материальный и моральный урон; к тому же оно влечет за собой подобие матриархата, а проще говоря, единовластие женщин. Такое положение в семье без мужчины складывается само собой. Но там, где отец присутствует лишь номинально и всем командует женщина, возникают проблемы не менее серьезные. Ныне в Советской стране соотношение полов примерно выравнялось. Это касается мужчин и женщин до тридцатипятилетнего возраста, у которых дети еще маленькие. И все же главенство матери в воспитании отчетливо преобладает. Это вызывается объективными обстоятельствами, то есть командировками отца, частыми вечерними заседаниями и т. п.; но влияние оказывает и педагогическая литература: в книгах, брошюрах, статьях мать на первом месте. К ней обращаются не только как к главному «агенту воспитания», но и как к единственному человеку, правомочному принимать какие бы то ни было решения (вспомним руководство, где говорится о «наказании молчанием» непослушного ребенка; в довольно пространном тексте, обращенном к матери, отец упоминается лишь вскользь).