Ольга Чигиринская - Христианство

В 1820 году некий Джозеф Смит основал церковь Святых последних дней, известную сегодня как мормонская церковь. Это учение уже фактически нельзя называть христианским – оно отрицает Никейский символ веры и включает в свой канон так называемую «Книгу Мормона» – плод фантазии отца-основателя. В 70-х годах XIX века Чарльз Тейл Рассел основал общество «Исследователей Библии», сегодня известное как секта «Свидетелей Иеговы». Члены этого движения называют себя христианами, но по сути дела их доктрина является крайним арианством: они отрицают богочеловечество Иисуса Христа. «Свидетели Иеговы» – самый известный, но не единственный случай того, как в погоне за древним благочестием община возродила древнюю ересь.

В XIX веке католическая церковь снова оказалась перед необходимостью уточнения догматики. Для этого созвали Ватиканский собор, где были приняты две догматические конституции: «Сын Божий», касающаяся отношений веры и науки, и «Пастор вечный» – о первенстве Римского престола и непогрешимости римского епископа в догматических вопросах, когда он провозглашает «с кафедры» догматическое учение.

XX век стал последним веком существования государственно поддерживаемой церкви. После Первой мировой войны и череды революций в Европе не осталось стран, где не произошло бы отделение церкви от государства.

Первая мировая война принесла огромное разочарование во всех ценностях европейской цивилизации, в том числе и религии. Церковь казалась пережитком уходящего мира, и было довольно много желающих похоронить ее как можно быстрее.

Революция в России обещала людям свободу совести, но на деле это вылилось в преследования христиан всех конфессий. Казалось, возвращаются времена мученичества. Множество священников, пресвитеров и мирян приняло смерть за исповедание и распространение христианской веры в годы гражданской войны.

Две новые тоталитарные идеологии – коммунизм и национал-социализм – претендовали на полное владение умами своих адептов. В какой-то степени и большевики, и гитлеровцы допускали существование «ручной» церкви, но от члена партии требовалось в первую очередь полное подчинение партийной идеологии, с христианством несовместимой. То, что коммунисты при этом не допускали и формального членства в церкви, а нацисты скорее поощряли (но в «правильной» церкви и именно формальное), не играло ключевой роли.

В Германии, особенно в оплоте гитлеризма Баварии, был довольно высокий процент людей, принадлежащих к католической церкви, католики доминировали в Австрии, союзником Германии была Италия, диктатор которой, Муссолини, объявил себя приверженцем традиционных ценностей, в том числе религии, поэтому Гитлер не решался на открытую конфронтацию с Римом, но он не гнушался преследованиями «в частном порядке».

Так, например, когда в 1937 году Папа Римский Пий XI издал энциклику «Mit Brennender Sorge» («С глубочайшей тревогой»), осуждавшую нацизм и расизм (21 марта 1937 года текст энциклики прочитали священники со множества кафедр Германии), незамедлительно последовал ответный удар: все типографии, печатавшие энциклику, были закрыты, сотрудники – арестованы. Репрессиям за годы гитлеровского господства подверглись свыше 5000 католических священников и монахов, свыше 2000 православных, десятки тысяч мирян разных конфессий. Самой распространенной причиной репрессий была помощь евреям.

Святые и новомученики двух тоталитарных режимов послужили духовному возрождению в церкви. Подвиг таких людей, как Мария Скобцова, Максимилиан Кольбе, Эдит Штайн, Дитрих Бонхеффер, свидетельствует, что скептики начала XX века поторопились объявить христианство мертвым – оно живо или, если хотите, воскресло.

Вторую половину XX века многие считают временем духовного возрождения веры. Действительно, с исчезновением государственной поддержки исчезло и навязывание церкви роли официального идеологического аппарата, а следовательно оттуда ушел дух конформизма. Количество людей, посещающих храмы «потому что так положено», стремительно сократилось. Теперь у человека единственным стимулом для присоединения к церкви остается внутреннее убеждение.

Вторая половина XX века – это время появления множества интересных христианских писателей, принадлежащих к разным конфессиям. Расцветает новая христианская апология, отстаивающая истины веры перед лицом безверия, идеологии потребительства или голого рационализма. Эта апология чаще выражается в форме художественной и публицистической, нежели чисто богословской. Ее цель – не столько догматически или керигматически [2] просветить читателя, сколько «подвести его к воде», заставить самостоятельно задуматься о «вечных вопросах».

Эта апологетическая литература во многом сосредоточена на вопросах конкретного нравственного богословия, на том, как истина веры проявляется в жизни конкретного человека. Иногда она принимает фантастические формы, как в романах Дж. Р. Р. Толкиена и К. С. Льюиса, иногда ставит перед читателем нравственные вопросы в форме исторического или бытового конфликта, как в книгах Г. Грина или Ф. О’Коннор.

Самым значительным событием для послевоенного христианства был, пожалуй, Второй Ватиканский Собор. Для католиков наиболее важными результатами собора стали изменения в литургической практике церкви, в частности, введение богослужения на национальных языках и новая, более открытая, позиция в отношениях с некатоликами. Для приверженцев других конфессий это был призыв к прекращению многовекового противостояния, призыв к диалогу. На Соборе присутствовали наблюдатели от православных и протестантских церквей.

Современная реальность ставит перед церковью не только новые, но и хорошо забытые старые задачи – так, приток в храмы взрослых людей заставил вспомнить о возрождении бытовавшей в древней Церкви практики катехумената, то есть подготовки к крещению. Пересматривается роль мирян в жизни церкви, поднимается вопрос о роли церковной общины именно как общины, а не как клуба по интересам или просто какого-то случайного количества чужих друг другу людей, встречающихся в храме по воскресеньям.

Разные конфессии более или менее активно и успешно включаются в экуменический диалог, конечная цель которого – преодолеть тысячелетние расколы и вражду и на практике осуществить то, о чем молился Христос: «Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин 17:20).

Догматические споры в массовой культуре нередко подаются как нечто вроде вражды лилипутов, которые никак не могли договориться о том, с какого конца разбивать яйца – с тупого или острого. Действительно, так ли уж важно, рожден или сотворен Христос? Одну природу имеет Он или две? Исходит дух от Отца и Сына или же только от Отца? Почему об этом так ожесточенно спорили, почему доходило порой до кровопролития?

Первоначально христиане почти не нуждались в догматике. Они довольствовались интуитивным пониманием истин веры, которое находило подтверждение в их мистическом опыте и переживании. Знание Христа считалось и продолжает считаться в христианстве несоизмеримо более значимым, чем «знание о Христе». Более того, выразить этот опыт оказалось непростой задачей – настолько новым и скандально непривычным он был. Интуиция, подтверждаемая намеками Учителя («Видевший Меня видел Отца», Ин 14:9) подсказывала невообразимую вещь: в лице Иисуса в мир сошел Сам Всевышний. «Он есть образ («икона») Бога невидимого, Первородный всего творения» (Кол 1:15), «в Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол 2:9), – писал о Христе апостол Павел.

Для языческого мировоззрения в идее божества, посещающего людей и живущего среди них, не было ничего необычного, но при этом божество не унижалось до того, чтобы терпеть оскорбления от смертных.

Иное дело Израиль. Вся его история может быть описана как эволюция представлений о Боге в массовом сознании: от обычной племенной религии через морализм и теорию воздаяния в «книгах мудрых» до вершин мистического озарения пророков и их осмысления раввинами после Вавилонского плена. Бог Яхве, творец неба и земли, всего видимого и духовного мира, понимался как абсолютно трансцендентный, внеположенный сотворенной Им вселенной. «Человек не может увидеть Меня и остаться в живых», – такие слова (Исх 33:20) вкладываются в Его уста еще в раннем литературном памятнике, входящем в состав Торы (Пятикнижия). Ряд пророков, правда, говорит о его предстоящем посещении мира, но это посещение описывается как катастрофа: мир, не способный вместить Творца, гибнет, уступая новому, который сотворит Бог для жизни будущего века. «Пред лицем Его идет язва, а по стопам Его – жгучий ветер. Он стал и поколебал землю; воззрел, и в трепет привел народы; вековые горы распались, первобытные холмы опали», – эта песнь пророка Аввакума (3:3–6) и поныне поется на богослужении всех традиционных христианских конфессий.