А. Стриганова - Мысли преподобного Макария (Глухарёва) об улучшении воспитания в духовном звании

Архимандрит Макарий нетерпеливо ожидал своей отставки. Указ о ней был получен в августе, но в путь он отправился лишь через четыре месяца. Причиной задержки были денежные затруднения, из-за которых он не смог сразу сдать дела по монастырю.

Направляясь в Киев, прп. Макарий проехал через Саров, где получил предсказание старца Серафима о тяжелом жизненном кресте, посетил и своего духовника старца Ливерия, и екатеринославских друзей и, наконец, прибыл в Святую лавру, священноначалие которой приняло его очень тепло. Вскоре, однако, он написал своему отцу: «Многолюдная Лавра показалась мне слишком шумною, а потому я переехал на житие в Китаевскую пустынь в семи верстах от Киева, в тихом и прекрасном местоположении находящуюся»[123].

Но и здесь прп. Макарий не нашел желаемого спокойствия и уединения. Бывший келейник о. Макария А. Орлов писал в своих воспоминаниях, что он «и там от врагов своих не избавился. Сии злонамеренные люди ложно донесли о. наместнику, что будто архимандрит Макарий имеет какие-то законопротивные книги и следует им тайно»[124]. Келья прп. Макария была подвергнута обыску, часть сомнительных, с точки зрения «сыщиков», книг была изъята и не возвращена.

Филарет (Данилевский) игумен Глинской Богородице-Рождественской пустыни

В октябре 1825 г. арх. Макарий ходатайствует перед Св. Синодом о перемещении в Глинскую Богородице-Рождественскую пустынь Курской губернии. Позднее он писал: «Я хотел среди Глинских братий знакомиться с искушениями, свойственными монашескому общежитию»[125]. О Глинской пустыни он мог слышать от митрополита Филарета и его друга, преосвященного Курского, будущего Тобольского, Евгения (Казанцева), которые хорошо знали и чтили настоятеля пустыни строителя Филарета (Данилевского). В 1820 г. преосвященный Евгений (Казанцев) писал обер-прокурору Св. Синода: «Глинская пустынь стоит наряду с лучшими Курской епархии монастырями, а по уединенному своему месту и по стечению в оную богомольцев и желающих в ней водвориться первая по Софрониевой»[126].

Глинская пустынь славилась неукоснительно соблюдаемым строгим уставом, составленным по образцу Афонского, и процветавшим в ней старчеством. И прежде всего она привлекла прп. Макария личностью настоятеля, иером. Филарета (Данилевского).

Позже, в своих проектах устройства воспитательных учреждений, во главе воспитательного монастыря и миссионерского института прп. Макарий предполагал поставить именно настоятеля Глинской пустыни, – по его образному выражению, «мать-пчелу». В этом святом общежитии монашеском он увидел то главное, чего недоставало современным российским духовным школам, несмотря на все проводившиеся реформы.

Вид Глинской Богородице-Рождественской пустыни

В 1829 г. прп. Макарий составил историческое описание Глинской Богородицкой пустыни, в котором значительное место было отведено новому наставнику прп. Макария, «возобновителю» обители игумену Филарету (Данилевскому)[127]. Описание пустыни включает церковное предание о чудесном явлении Иконы Рождества Пресвятой Богородицы и устроении мужской обители.

С большой любовью прп. Макарий описал личность игумена Филарета (Данилевского), бывшего настоятелем пустыни в течение почти четверти века, с 11 мая 1817 г. по день своей кончины 31 марта 1841 г. Воспитанник Киево-Печерской Лавры и Софрониевой пустыни, старцев о. Трифиллия и о. Феодосия (Маслова), настоятеля Софрониевой пустыни, друга и сотаинника преподобного Паисия Величковского. Игумен Филарет руководил духовной жизнью многих мужских и женских монастырей, его устав стал для них краеугольным камнем, 12 учеников его были назначены настоятелями в другие обители.

Богослужение пустыни было продолжительным, благоговейным и торжественным. Глинский чин богослужения отличался особым древним церковным распевом. Игумен Филарет не допускал партесного пения.

Прп. Макарий очень полюбил особые Глинские обряды и элементы этих обрядов пытался включить в свой проект устава воспитательного монастыря, например, каждением он хотел предварять утреннее пробуждение воспитанников, чтобы сразу настроить их на молитву, а надзирателей за детьми уподоблял ангелам-хранителям.

В Глинской пустыни прп. Макарий нашел желанное уединение и опытного духовного руководителя, здесь он ревностно взялся изнурять свой и без того ослабленный организм до того, что весной 1826 г. не чаял и выжить: «…тело было истощено, остались кожа да кости»[128]. Но кризис, к счастью, миновал.

Позднее, в ноябре 1827 г., о. Макарий пишет брату: «Уверяю Вас, Любезнейший братец, что я, по милости Божией, благополучен и бываю по временам весел. <…> Не тревожьтесь в Ваших о моем состоянии мыслях, от того, что как я упомянул, уныние по временам посещает меня. Оно в монашеском житии неизбежно, и нельзя вкусить сладкого, не вкусивши прежде горького; как в порядке вещей видимых тьма сменяет свет, и свет за мраком ночи следует, так и в изменениях, десницею Божиею производимых при очищении нашей души бывает. Сильнее бывает уныние в строгом пустынножитии; но зато оно там приносит и утешения обильнейшие.»[129]

Игумен Филарет (Данилевский), обладавший обширными познаниями, принимал активное участие в борьбе с лжемистицизмом, неоднократно совершая поездки в Санкт-Петербург, где вместе со свт. Филаретом, в лице которого всегда имел поддержку, выступал «против еретических лжеучений, защищая святоотеческое учение о высших степенях Богообщения и умной сердечной молитве Иисусовой»[130].

В тиши Глинской пустыни прп. Макарий зачитывался «Добротолюбием», переводил на русский язык «Исповедь» блж. Августина, «Лествицу» Иоанна Лествичника, беседы святого Григория Богослова, огласительные слова Феодора Студита. С особенным трепетом он вчитывался в Священное Писание: «Неустанно читал и проникал он в глаголы жизни вечной, вселял в себя Слово Христово изобильно, старался и мыслить, и чувствовать, и говорить словами Священного Писания, считал его хлебом своим насущным»[131].

Впоследствии о. Макарий писал о Глинской пустыни: «Это школа Христова, это одна из светлых точек на земном мире, в которую дабы войти надо умалиться до Христова младенчества»[132]. Здесь окончательно сложился его аскетически-созерцательный характер, в котором ясно отобразился «богобоязненный, смиренномудрый, нестяжательный и деятельно духовный “незабвенный авва Филарет”»[133]. В уединении его пытливый ум продолжал внутреннюю работу и над проблемами устройства современных духовных школ; он обобщает и переосмысливает свой педагогический опыт. Плодом его раздумий становится сочинение «Мысли об улучшении воспитания общественного в духовном звании».

Царствование Николая I значительно изменило положение вещей в государственном и церковном правлении. Митрополит Филарет был первым лицом из духовного круга, который после двухлетнего удаления от высшего церковного правления удостоился милости государя. 25 декабря 1825 г. ему был пожалован бриллиантовый крест для ношения на клобуке, а в следующем году в день коронации государь возвел его в сан митрополита[135].

Николай I чтил свт. Филарета как верноподданного и сильного церковного мыслителя, без учета его мнения не принималось решение ни по одному из важнейших церковных вопросов, в его лице «Государь приобрел сподвижника, послужившего благу и славе его царствования»[136].

Летом 1826 г. государь обращается к митрополиту Филарету с просьбой представить свое мнение о причинах недостатка достойных священников. Поводом к тому послужили сведения о некоторых действиях сельского духовенства по отношению к прихожанам, помещичьим крестьянам, которых они «ободряли» и «руководили» к неповиновению помещикам. Дело об изыскании способов к лучшему образованию духовенства было предложено на обсуждение Синоду, и отдельно государь пожелал знать мнение по этому предмету митрополита Московского Филарета.