Священник Евгений Мерцалов - От Петрозаводска до Иерусалима и обратно. Путевые заметки и впечатления паломника

Босфор слился с царственной ширью Пропонтиды. Правее тонкой лентой пролегла золотистая синева Мраморного моря с туманной далью ярко освещенного горизонта. Как крылья колоссальной чайки, распластаны изогнутые паруса едва заметных каик[17], тихо перебегающих от одного берега к другому»[18]. Еще правее ближе ко мне наводящий на грустные размышления «живописный Стамбул с своими мечетями. Все они как на ладони поднимаются среди куп зелени. Вот Айя София золотится в ярких лучах, усиливая впечатление желтой окраской своих контрфорсов; за ней встает мечеть Валиде, высятся гигантские минареты Сулейманиэ»[19]. – «А вот древний Халкидон! – любезно сказал мне подошедший инок, указывая рукой правее Скутари на заселенный выступ азиатского берега, – он называется теперь «Кадикюю»[20]. «Так вот где, – подумал я, – (в 451 году), происходил знаменитый Халкидонский собор и был храм св. Евфимии, в котором заседали свв. отцы!» И мне живо стали припоминаться некоторые заседания этого собора, поведение еретика Диоскора и сочувствовавших ему лиц, прибытие императора Маркиана и его супруги св. Пульхерии; речь императора и проч., и проч. После чая, радушно предложенного нам в небольшой, уютной и прилично обставленной столовой, на любезный вопрос о. гостинника: не желает ли кто посетить святые места Константинополя и обозреть его достопримечательности, все без исключения паломники не задумываясь ответили полным согласием. Немедленно дали нам проводника-инока, в предшествии которого и направились мы к Стамбулу, предположив нанять там извозчиков. Коротким узким переулком скоро вышли мы на оживленную Галатскую улицу и тотчас же подхвачены были ее шумным течением. Все здесь поражало новизной и необычностью. Улица была узкая, – не более 3½ саженей в ширину, с поразительно узкими тротуарами, а между тем по ней проходили вагоны конно-железной дороги, проезжали кареты, экипажи, фургоны, торопливо шли вьючные животные и непрерывной во всю ширину улицы толпой тянулись, встречаясь и перегоняя друг друга, люди всевозможных наций и костюмов. Все это, искусно лавируя, спешило, шумело, кричало, как у себя дома, и нужна была крайняя осторожность и внимательность, чтобы не раздавить чего по пути и избежать неприятных толчков, а пожалуй и ударов хлыста. Вот слышится «рожок кучера конки и перед дышлом (вагона) в двух шагах, весело улыбаясь, потный и запыленный, бежит проводник-турок, разгоняя криком толпу и помахивая (чем-то вроде скалки). Иначе нельзя было бы двинуться вагону, не рискуя ежеминутно задавить кого-либо из прохожих или собак. Вот, торопливо топоча ногами, перегоняет вас небольшой «караван осликов, сплошь заваленных и завешанных всевозможными тяжестями, начиная от корзин с овощами и кончая накрест положенными длинными рельсами. Погонщик бредет сзади, предоставляя (самим) животным выбирать себе путь и направление». Вот прямо на вас, колыхаясь, движется целая гора каких-то ящиков или же двух-аршинная корзина, доверху набитая хлебами, и с ужасом сторонясь, вы теперь только замечаете, что то и другое нагромоздилось на спине человека[21]. Удивляешься после всего этого, как на подобной столь оживленной улице среди такой сутолоки могут еще существовать пресловутые константинопольские собаки, эти преапатичные, неряшливые и неприглядные с обнаженной подчас спиной или шеей животные; а между тем их здесь очень много. Небольшими кучками (по 3 или 4 штуки) тут и там лежат или стоят они у тротуаров, а иногда и среди улицы, совсем не обращая внимания на торопливо проходящих и проезжающих. Только взмах хлыста извозчика или удар ноги неосторожного прохожего могут заставить их (и опять-таки лениво) подняться и уступить дорогу. На моих глазах колесо быстро двигавшегося экипажа переехало через ногу одной, лежавшей вблизи тротуара, которая только теперь, жалобно взвизгивая, поднялась и, влача ногу, отошла в сторону… Осторожно лавируя между прохожих и собак, шли мы по улице, наблюдая ее своеобразную жизнь и засматривая по временам в раскрытые лавки и магазины, откуда нередко доносился мелодический звон колокольчиков. И в чередовании видов торговли, как и в уличной жизни, здесь замечалась какая-то беспорядочность и хаотичность. Хорошие магазины, например, помещаются часто рядом с невзрачными овощными, мясными лавками; и, проходя, вы видите то изящные вещи ювелира и мужские манекены, разодетые по последней моде, то обдает вас запахом жареной баранины или пекарни, и вы видите, как готовит повар шашлык или как пекут хлеба в булочной. – Выменяв несколько турецких денег неподалеку от Галатского моста, что пересекает Золотой рог в нижней его части, и заплатив с человека по «паричке» (2 или 2 % коп. на наши деньги), мы направились по этому длинному мосту на противоположную сторону; здесь наняли за очень сходную цену несколько фаэтонов (нас было 12 человек) и по отвратительной мостовой малооживленными, узкими по обычаю улицами скоро выехали на площадь, примыкающую к Айя-Софии. Вместо того, чтобы направиться к воротам ее ограды, выходившим на площадь, наши возницы почему-то взяли левее и, обогнув западную часть ее, остановились на косогоре у входа с противоположной северной стороны. – Св. София, как известно, первоначально была построена Константином Великим; после бывшего в ней пожара император Феодосий Младший восстановил ее в сравнительно большем размере, а император Юстиниан, после нового пожара, выстроил в том колоссальном объеме, в котором сохраняется она и в настоящее время. Император Юстиниан, как известно, не задумывался ни над чем при ее сооружении. На ее постройку он израсходовал до 3 % миллионов рублей; привез из разных стран своей империи свыше 40 изящных дорогих колонн из порфира, зеленой яшмы, гранита и т. п.; а зодчие Анфимий и Исидор вложили в это дело все свое знание и умение. Благодаря этому всему, храм Св. Софии является величественным и изящным сооружением, с которым не могут быть сравниваемы ни знаменитые образцы зодчества древней Греции и Рима, ни величественные памятники сооружений готических и арабских. «Небывалая ни прежде, ни после гениальная смелость постройки (замечательная пропорция всех деталей), необыкновенная роскошь внутреннего убранства и легкость обширного купола (до 15 саженей в поперечнике) сделали это здание чудом технического искусства. Соединяя мысль о кресте с мыслью о небесах, доступных лишь чрез него, зодчие основали свой храм на четырех исполинских арках и четырьмя приникшими к ним полуцилиндрами обозначили снаружи крестообразное здание, отважно набросили сверху арок обширный купол наподобие глубокого неба»[22]. И храм Св. Софии оказался настолько величественным и чудным, что по освящении его, припоминая величие и славу знаменитого храма Соломонова, император Юстиниан не без основания воскликнул: «Я превзошел тебя, Соломон!» А кровожадный Христоненавистник Магомет II, победоносно войдя, тотчас же по взятии Константинополя, в этот храм по трупам убитых христиан, невольно поддался обаянию его величия, тут же приказал мулле совершить хвалебную молитву Аллаху за дарованную победу и обратил его затем в мусульманскую мечеть, увенчав полумесяцем и пристроив 4 минарета. – Однако, внешним своим видом в настоящее время Св. София не производит на зрителя особого впечатления и не поражает. Смотря с рейда Золотого Рога, проф. А. Лебедев, например, нашел ее столь лишенной «всякой художественности», что сравнил с «сидящей по-турецки, поджав ноги, дебелой старицей, укутанной множеством шалей и имеющей на своем челе повязку или чадру»[23]. Правда, в этом сравнении есть немало поэтической вольности; однако, верно то, что некоторые из последующих за Юстинианом византийских императоров, а больше всего «новый мусульманский мир, разросшийся на развалинах Константинополя, сдавили (обезобразили) этот грандиозный монумент христианства уродливыми пристройками, контрфорсами, кучей зданий, облегающих его (почти) отовсюду[24], и Айя София на первый взгляд действительно является «какой-то нелепой громадой зданий». Особенно непривлекательной выглядит она с северной стороны, где остановились наши экипажи. – Полные любопытства спустились мы к глубокой входной арке, где находились два мусульманина привратника. Внутрь храма почему-то войти было нельзя, и нам предложили осмотреть пока хоры. Хоры мечетей не признаются у мусульман за места священные, а потому и посетить их дозволили нам без пресловутых «бабуш» или туфлей. Широким, довольно отлогим сводчатым ходом стали подниматься мы, внимая под монотонный глухой шум своих шагов, рассказу проводника-инока о том, как один из византийских императоров позволял себе подниматься этим самым ходом верхом на коне, – и через несколько минут были уже там. – Некоторые из посетителей Св. Софии обыкновенно скорбят, если им почему-либо не удается побывать на хорах, в том, без сомнения, предположении, что там находится немало интересного для их христианской любознательности; а мы, наоборот, очень сожалели, что пришлось начать свой обзор с этих именно хор; – этим мы, во всяком случае, испортили себе первое впечатление. – Правда, хоры Св. Софии просторные (сажень 5–6 ширины, если не больше), высокие; пол мраморный; начинаясь у алтарного углубления (абсиды), они идут вокруг всего обширного храма; множество (60) колонн из дорогого цветного мрамора с капителями изящной работы, соединяясь между собой решетками, окаймляют их открытую (обращенную внутрь храма) сторону. Но как все это загрязнено и заброшено! Мраморный пол весь растрескался и трещины наполнены пылью, превратившейся в грязь; пыль на капителях колонн, пыль на перилах решетки, на последних по местам наблюдается и немало птичьего помета. И как бы в ответ на недоумение относительно последнего в воздухе послышались взмахи крыльев, и два голубя пролетели на противоположную сторону. При взгляде на все это невольно припоминаются слова Спасителя о мерзости запустения на святом месте, вполне применимы к данному храму. С хор отчасти виден знаменитый купол и нижнее помещение храма, но то и другое не в состоянии было рассеять навеянных скорбных дум. В куполе наблюдается неряшливая пестрота и от обвалившейся по местам и кое-как подновленной известью штукатурки, и от не заделанных выбоин и трещин, и от не задрапированных с оборотной стороны грубо сколоченных рам с изречениями Корана, а внизу повисшие почти над самым полом многочисленные (как бы сплошные) неискусной работы железные круги-светильники на железных же прутьях свидетельствуют о совершенном безвкусии турок – владельцев этого храма. И грустно, невыразимо грустно становится на душе и невольно спрашиваешь себя: зачем такое сокровище отняли у христиан турки? и если отняли, то почему не заботятся они о его благолепии и красоте? Проводник-инок между тем зовет нас идти к алтарной абсиде, чтобы показать там просвечивающий сквозь известь мозаичный лик Спасителя, – и по пути останавливает у небольшого карниза, рельефно выступающего на совершенно гладкой стене. По преданию, здесь была дверь. Когда турки, овладев Константинополем, ворвались в Софийский храм, священник, совершавший литургию, взяв священные сосуды, скрылся в эту дверь, которую после того открыть уже никто не мог. Однако, добавляет предание, когда православные опять овладеют Константинополем, священник выйдет из двери и докончит литургию. – Осмотрев затем лик Спасителя, темным контуром проглядывающий с горнего места, мы обошли кругом все хоры, видели уцелевшие по местам высеченные на мраморе кресты и в глубоком раздумье спустились вниз. Теперь нас заставили надеть просторные «бабуши», открыли вход и, осторожно двигая ногами по золотистым циновкам, чтобы не сронить «бабуш», вошли мы внутрь храма. Боже! Какое величественное сооружение! Какая противоположность между внешним и внутренним видом! Между тем, что мы видели с хор, и тем, что видим теперь! Сколько простора! Какое обилие света! Какая чудная красота! Какое изящество резьба на капителях величественных колонн из драгоценного мрамора! Ни одно описание этой внутренности, как бы оно ни было тщательно сделано, никакая фотография или литография не могут вполне передать всей прелести ее величия и красоты, ни тем более возбудить того чистого наслаждения и впечатления, какое дается этим зрелищем. Над обширным пространством сажен 20 или 25 ширины, а в длину и того больше, опираясь на подкуполы, тяготеет, царит грандиозный купол, прорезанный множеством окон, и на всем этом пространстве ни одной арки, ни одного столба! Купол как бы висит в воздухе и до самой глубины виден отовсюду. Он – нечто «неподражаемое». По мнению большинства археологов, купол этот есть не что иное, как храм центрической (круглой формы, утвержденный на верхней части другого базиликообразного храма, составляющего корпус софийской церкви. Утвердить храм на другом храме – задача, разрешение которой требовало гениальности; и это тем более, что весь купол Св. Софии сделан из камня и, как сказано, прорезан множеством окон[25]. – Алтарное отделение храма, приподнятое на несколько ступеней, совершенно открыто (нет даже самой ничтожной преграды). В углублении его, посередине у самой стены стоит кафедра с ал-Кораном; по обе стороны ее – две свечи колоссальных размеров (я сначала принял их за колонны) и настолько высоких, что зажигают их с помощью винтообразных лестниц, приделанных тут же к стене. Направо у самой стены в начале алтарного углубления на значительной высоте помещается небольшая кафедра для муллы с изящным шатрообразным навесом и с узкой, почти отвесной лестницей вниз. Налево напротив (около алтарного же углубления) – возвышенное место для султана; оно имеет восьмиугольную форму, закрыто вызолоченной решёткой, поддерживаемой 8 колоннами из тёмно-зелёного мрамора, и увенчано лучезарным золотым солнцем… Смотря, однако, на этот простор и обилие света, на это изящество и богатство украшений, невольно как то забываешь и про кафедру с ал-Кораном, и про неряшество турок и переносишься мыслью к тем временам, когда храм этот был христианским храмом, когда о благолепии его всячески заботились византийские императоры, когда открытое теперь алтарное место отделялось невысоким из частого серебра с позолотой иконостасом с иконами Спасителя, Божией Матери и свв. апостолов, а за ним, возвышаясь над драгоценным престолом, ярко блестел, золотился превосходной чеканной работы пирамидальный покров, устроенный на четырех сребро-вызолоченных колоннах, – и становится понятным тогда, почему предки наши – добросердечные киевляне – послы Владимира, присутствуя здесь за торжественным патриаршим служением, созерцая богатство и величие храма и внимая задушевному благолепному христианскому богослужению, недоумевали: на небе они, или на земле, и всей душой бесповоротно затем прилепились к любвеобильному учению Христову. Проводник однако зовет вперед. Посреди храма он приподнимает циновку, чтобы показать нам колодезь, над которым был некогда мраморный обруч, принесенный сюда при Юстиниане, с того самого колодца, у которого спаситель беседовал с женой Самарянкой; но мрамор так плотно прилег к отверстию, что всякая попытка открыть его оказалась бесполезной.