Михаил Першин - Тыква пророка

Как известно, Иона предвещал жителям языческого города Ниневии гибель. Ниневитяне покаялись, и Господь помиловал город. "Иона сильно огорчился этим и был раздражен. И молился он Господу и сказал: о, Господи! не это ли говорил я, когда еще был в стране моей? Потому я и побежал в Фарсис, ибо знал, что Ты Бог благий и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и сожалеешь о бедствии. И ныне, Господи, возьми душу мою от меня, ибо лучше мне умереть, нежели жить.

И сказал Господь: неужели это огорчило тебя так сильно?

И вышел Иона из города, и сел с восточной стороны у города, и сделал себе там кущу, и сел под нею в тени, чтобы увидеть, что будет с городом." (Иона. 4,1-5). Иными словами, надеясь все же, что Ниневия будет-таки стерта с лица земли. Иона решил, устроившись поудобнее и подальше от городских стен, понаблюдать за катастрофой. По Господь Бог приготовил для Ионы сюрприз.

Далее приведем церковнославянский перевод, который ближе древнегреческому тексту Септуагинты, а потому смешнее (в частности, безликое "растение" Синодального перевода в древнегреческом тексте, равно как и в славянском переводе, именуется круглой тыквой":

"И повеле Господь Бог тыкве, и возрасте над главою Иониною, да будет сень над главою его, еже осенити его от злых его.

И возрадовася Иона о тыкве радостию великою.

И повеле Господь Бог червию раннему во утрие, и подъяде тыкву, и изсше. И бысть вкупе внегда возсияти солнцу, и повеле Бог ветру знойну жегущу, и порази солнце на главу Ионину, и малодушествоваше и отрицашеся души своея и рече: уне мне умрети, нежели жити.

И рече Господь Бог ко Ионе: зело ли опечалился еси ты о тыкве? И рече: зело опечалихся аз даже до смерти.

И рече Господь: ты оскорбился еси о тыкве, о нейже не трудился еси, ни воскормил еси ея, яже родися об нощь и об нощь погибе". И далее в Синодальном переводе: "Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота?" (Иона. 4, 6-11).

Оказывается, и несмышленые дети, и скот значимы в очах Божиих. Кстати говоря, тяготы поста, наложенного Ионой на Ниневию, несли и ослы: "и облекошася во вретища человецы и скоти и возопиша прилежно к Богу..." (Иона. 3, 8)

Несомненно, автор Книги пророка Ионы наделен чувством юмора. Милосердным предстает в этой книге и Господь Бог. Смягчая праведный гнев Своего пророка, Бог открывает о Себе, что Он не есть Бог Закона, но Бог любви, простирающейся и на людей беззакония, каковыми были в глазах израильтян жители языческой Ниневеии.

Таким образом, Книга пророка Ионы являет Бога иным, нежели это представляли себе иудеи. Оказывается, Бог Завета - это не только их Бог, но Бог всех народов; более того, это Бог, обращенный к каждому человеку. Это Бог, не гнушающийся повелевать тыкве и червю; это Бог, прикосновением чуда исцеляющий Иону от чрезмерной ревности и жажды возмездия; это Бог, внимающий реву голодных ослов и дыханию ни в чем не повинных младенцев.

Так что помыслить улыбку Творца мироздания, наверное, все-таки можно. Кощунства в этом не будет. Во всяком случае, человек, обладающий чувством юмора, склонен именно в этом свете воспринимать всю реальность мира.

Но если это справедливо для эпохи Ветхого Завета, когда Бог далекий и гневный вдруг опознавался как близкий и милующий, тем более все переменилось после того, как Бог пришел к людям во плоти.

После Боговоплощения мы можем говорить о том, что Господь воспринял весь спектр человеческих чувств. Сын Божий стал и Сыном Марии - а значит, все проявления человеческой жизни, кроме греха, Он усвоил Себе. Он хотел есть и вкушал, желал пить и пил, ходил по земле, ехал на осленке, печалился, плакал, молился, говорил, просил, даже умолял апостолов, был носим на руках Девы, был пригвожден, страдал, умер, воскрес. Он был одним из нас, воспринял все последствия падения человека. Единственное, чего не было во Христе ни в малейшей степени, - это греха, ибо грех отделяет человека от Бога. Во Христе нет греха, поэтому вопрос стоит так: относятся ли радость и улыбка к греховным проявлениям человеческой природы? И если да, то Господь ни в младенчестве, ни в детстве, ни в отрочестве, ни в юности, ни в зрелости Своей ни разу не улыбнулся. Если же нет, какой была эта улыбка?

Ответить на этот вопрос нам не дано. Психология Богочеловека недоступна нашему сознанию. И не только потому, что после грехопадения человек утратил духовное ведение, но и в силу того, что мы тварны, а стало быть, не вездесущи, но ограниченны по природе. Творение не способно заглянуть в душу вочеловечившегося Творца.

Евангелие также умалчивает об этой грани жизни Христа в мире людей. Однако не исключено, что именно улыбка осеняла лицо Спасителя в то время, когда Он, склонившись, чертил перстом на песке, а пристыженные иудеи уходили прочь, отпустив на волю женщину, взятую в прелюбодеянии, которую собирались было забить камнями (ср.: Ин. 8, 3-11).

Вот это место из Евангелия от Иоанна: "Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось в нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышав то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя?" (Ин. 8, 7-10). В этих словах мне слышится легкая ирония над теми, кто, будучи сам во грехе, только что с пеной у рта требовал расправы над грешницей. "Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши" (Ин. 8, 11).

Не стоит забывать и о том, что смех является терапевтическим средством. Он нужен человеку, чтобы выстоять, не отчаяться в этом мире. Чем опасно слишком серьезное отношение к вещам? Тем, что на ваших глазах могут оказаться серые очки. Сквозь них мир предстает безрадостным, бесперспективным, а потому безнадежным. В этих случаях смех жизненно необходим. О том, какое место занимает смех в жизни людей, рассуждает Панталоне - один из персонажей сказки "Любовь к трем апельсинам":

Ну можно ли представить мир без шуток?!

Да он без шуток был бы просто жуток!..

Когда на сердце холод, страх и тьма,

Лишь юмор не дает сойти с ума!..

Судьба играет с нами в "чёт" и "нечет",

Уныние казнит, а юмор лечит.

Хвала шутам, что вовремя смогли

Нас удержать от яда и петли!..

Над злом надо уметь посмеяться. "Ад всесмехливый", о котором повествует нам канон на Пятидесятницу, - это, в переводе с греческого, "ад всеосмеянный". Смешной в своей напыщенности, диавол бессилен в своей злобе и бездарен в своей пустоте.

Христос, сойдя в ад, посмеялся над сатаной, сокрушил все его планы и спас людей.

Христос Воскресе! - и мы празднуем Пасху "веселыми ногами". Эти строки Пасхального канона задают новое измерение радости и веселья. Возможна духовная радость и духовное веселье. Радость выражает себя в действии, в улыбке.

Именно осмеянию дьявольских козней посвящены рассказы первых монахов, собранные в "Древнем Патерике", "Луге духовном" и "Лавсаике". Эти сборники ценны тем, что составлены в IV-VI веках, в эпоху зарождения монашества, и вполне передают его дух.

А основатель монашества преподобный Антоний Великий, сам строгий аскет и подвижник, прибегал к смеху в педагогических целях:

"Некто, ловя в пустыне диких зверей, увидал, что авва Антоний шутливо обращается с братиями, и соблазнился. Старец, желая уверить его, что иногда бывает нужно давать послабление братиям, говорит ему: "Положи стрелу на лук свой, и натяни его". Он сделал так. Старец опять говорит ему: "Еще натяни". Тот еще натянул. Старец опять говорит: "Еще тяни". Ловец отвечает ему: "Если я сверх меры буду натягивать, то переломится лук". Тогда авва Антоний говорит ему: "Так и в деле Божием, - если мы сверх меры будем налегать на братии, то от приражения они скоро сокрушатся. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии". Выслушав это, ловец был сильно тронут и, получив великую пользу, ушел от старца. И братия, утвердившись, возвратились в свое место".

Внутренняя направленность придает высший смысл каждому человеческому действию. Так что христианская культура скорее приветствует смех, но добрый. Единственное, что недопустимо, - это солидарность с силами зла. Осмеяние чужого горя, Божией красоты, добра превращает смех - милость Божию - в путь к пустоте. Бывает, что смех опустошает.

Бывает, что окрыляет. Есть время для плача, есть и для веселья... Есть "время сетовать", и есть "время плясать" (Ек. 3, 4).

Нужно лишь научиться различать.