Эразм Роттердамский - Оружие христианского воина

Поэтому ты перестанешь восхищаться деньгами, если ты тщательно сопоставишь истинное добро с лживым, приукрашенные удобства с настоящими неудобствами; если ты приучишься созерцать и любить высшее благо, а оно одно только – более чем достаточно наполняет дух человеческий (animus), который способен воспринять более. Чем могут насытить его все блага этого мира; если ты часто будешь представлять себе, каким породила тебя сначала земля, каким возьмет тебя умершего; если всегда будет перед твоим взором тот евангельский безумец, которому было сказано: «В эту ночь возьмут у тебя душу твою; кому же достанется то, что ты заготовил?», если ты направишь свой ум (mens) от порочных нравов черни (vulgus) к бедности Марии, апостолов, мучеников и более всего к бедности Христа – Главы твоей, ты поймешь, что следует всегда бояться той муки, которой Оно угрожал богатым.

Если когда-нибудь тщеславие станет искушать твою душу (animus) своими соблазнами, укрепляй ее вот какими средствами: среди всего, что мы изложили выше, изо всех сил держись того, что только в том есть честь, что исходит от истинной добродетели. Однако и этого иногда следует избегать, подобно тому как нас учил этому Иисус Христос и речью своей. И примером. Единственная честь, к которой надлежит стремиться христианину, – снискать не человеческую похвалу, а Божью. Ведь тот, кого Он одаривает, как сказал апостол, тот и хорош. Честь же, если она исходит от человека и за бесчестное дело, а также от презренных людей, это не честь, а великий позор; если она воздается за вещи срединные, т.е. за красоту, силу, богатство, происхождению, ее по справедливости нельзя назвать честью. Ведь никто не заслуживает почестей за то, что не заслуживает похвалы. Если дело честное, тогда, конечно, будет честь; но тот, кто ее заслуживает, не станет к ней стремиться, довольствуясь самой добродетелью и чистой совесть. Смотри поэтому, как смешны те почести, желанием которых так сильно пылает чернь. Во-первых, кто их раздает? Разве не те, для кого не существует различия между честным и бесчестным? За что? Чаще всего за нейтральные, иногда и за постыдные вещи. Кому? Недостойному. Поэтому всякий, кто воздает почести, делает это или из страха, – в свою очередь, и его следует бояться, – или для того, чтобы ты ему помог, – и он смеется над тобой, – или потому, что восхищается вещью, которая недостойна никакого восхищения, и его следует жалеть, – или потому, что он думает, что тебя украшают такие вещи, которым оказывают почести. Если он думает неправильно, позаботься о том, чтобы стать таким. Каким он тебя считает. Но если это правильно, то отнеси всю честь на счет того, Кому ты ею обязан, и причине, по которой ее воздают. Тебе настолько не подобает приписывать себе честь, насколько ты не смеешь приписывать себе добродетели. Вообще, что может быть глупее, чем судить о себе в зависимости от мнения людишек? Они готовы когда им угодно лишить тебя чести, которую сами тебе оказали, и обесславить тебя. Только что прославленного. Поэтому ничего нет глупее, чем прыгать от радости при таких почестях, когда они тебе выпадают на долю, или хмуриться, когда тебя их лишают. Ты поймешь, что это не настоящие почести, на том основании, что они объединяют тебя с самыми худшими и самыми преступными людьми. Более тог, почти никому, кроме тех людей, которые наименее достойны настоящих почестей, они не выпадают на долю так щедро. Подумай, сколь блаженный покой у жизни скромной, частной, удаленной от шума гордыни. Напротив, сколь терниста, сколь полна забот, опасностей и страданий жизнь могущественных людей. Как трудно при счастливых обстоятельствах не забыть о себе; как тяжело не упасть, стоя на скользком месте; как опасно для жизни падение с высоты. Помни, что всякая почесть связана с очень большим бременем. Подумай, сколь суровым будет суд Высшего Судьи по отношению к тем людям, которые здесь поставили себя впереди, отобрав почести у других. Ведь к том, кто унизил себя, придет на помощь милосердие, как к слабому. Кто же выставил себя, будто напоказ, тот сам заградил для себя помощь благодати. Навсегда утверди в своей душе (animus) пример Христа, Главы твоей. Был ли кто в представлении века того бесславнее, презреннее, более Него покрыт позором? Как бежал Он даже от обещанных почестей, Он, Который был больше любой почести! Как посмеялся Он над ними, сев на осла! Как осудил Он их, покрытый паллием, в терновом венце! Какую бесславную смерть избрал! Но кем пренебрег мир, того прославил Отец. Да будет слава твоя во кресте Христовом, в котором и спасение твое. Зачем тебе человеческие почести, если тебя не примет и отвергнет бог, если ангелы предадут тебя проклятию?

Ты не возгордишься душой, если испытаешь самого себя в соответствии с избитой пословицей, т.е. если все, что есть в тебе великого, красивого и прекрасного, станешь считать даром Божьим, а не собственным своим добром и, напротив, если все низкое, грязное, плохое отнесешь только к себе одному. Если ты вспомнишь, в какой грязи ты был зачат, каким ты родился, каким голым, беспомощным, неразумным, сколь достойным жалости появился ты на этот свет; скольким болезням, случайностям, бедствиям было предоставлено несчастное твое тело. Какая малость способна внезапно уничтожить этого огромного великана, раздувающегося от чрезмерной заносчивости! Проверь, что это такое, почему ты так доволен собой? Если нечто среднее, то это глупость, если позорное. То безумие, если честное, то неблагодарность. Хорошо бы тебе помнить, что не существует более верного доказательства безрассудства и дурости, чем чрезмерное самодовольство. Никакой другой вид глупости не заслуживает большего сожаления. Если ты становишься напыщенным, потому что тебе подчиняется жалкий человек, то подумай, насколько больше, насколько сильнее угрожает твоей жизни бог, который пригибает каждую вознесшуюся голову, выравнивает все холмы, который не щадит даже ангела возгордившегося. Подойдет и другое более легкое: если ты всегда будешь сравнивать себя с теми, кто тебя превосходит. Тебе нравится твой внешний вид: сравни себя с теми, кто в этом лучше тебя. Ты вскидываешь хохолок из-за учености: обрати свой взор на тех, по сравнению с которыми ты выглядишь неучем. Затем хорошо. Если ты подумаешь не о том, сколь многими благами ты обладаешь, а о том, скольких у тебя нет, и если ты вместе с Павлом забудешь о том, что позади, и устремишься к тому, что перед тобой. Кроме того, пусть не останется для тебя неизвестным и то, что, как только повеет на нас ветер гордыни, надо тотчас обратить свои беды в лекарство от них, как бы ядом прогоняя яд. Это произойдет тогда, когда судьба или собственная глупость пошлет нам какой-нибудь большой телесный изъян или какую-нибудь серьезную неприятность, которая изрядно мучает душу, а мы выставим это напоказ наподобие павлинов и сами станем больше всего смотреть на ту часть тела, которая у нас наиболее безобразна, – хохолок тотчас и опустится. К тому же этот порок Богу ненавистнее других, и люди всегда и везде ненавидят и высмеивают высокомерие; тогда как скромность, напротив, стяжает любовь Божью и прибавляет к ней человеческое благорасположение. Следовательно, говоря кратко, от гордыни более всего удержат две вещи: если ты, гниль от рождения, пузырь в течение всей жизни, а по смерти корм для червей, поймешь, что ты собой представляешь и то, чем был для тебя Христос.

Когда сильная душевная боль побуждает тебя к отмщению, хорошо бы тебе вспомнить, что гнев нисколько не то, чему он ложно подражает, т.е. гнев не храбрость. Ничего нет столь женственного, столь слабого и низменного, чем радость из-за мести. Ты стараешься казаться мужественным, так как не оставляешь обиду без отмщения, но как ты выказываешь свое мальчишество, которым ты не в силах овладеть, как то приличествует мужчине. Насколько храбрее, насколько благороднее пренебречь чужой глупостью, чем подражать ей.

– Но он навредил, он дикарь. Он глумится! – Чем он хуже, тем больше остерегайся уподобиться ему! Какое злое безумие мстить за чужую наглость, становясь еще наглее? Если же ты пренебрежешь оскорблением, все поймут. Что оно нанесено незаслуженно. Но если ты рассердишься, ты доставишь нападающему лучший повод. Затем подумай, что от мщения полученная неприятность нисколько не устраняется, а увеличивается. Как же наступит конец взаимных обид, если каждый будет платить местью за свою боль? С обеих сторон возникнут враги, боль станет сильнее, и, разумеется, чем более застарелой она будет, тем неизлечимее. Мягкость же и терпеливость исцеляют иногда даже того, кто нанес обиду; он приходит в себя и из недруга становится вернейшим другом! При мщении то зло, которое ты хочешь отразить. Возвращается к тебе, и не без злого барыша. Действенным средством против гнева будет также, если в соответствии с вышеизложенным разделением вещей (rerum partitio) ты решишь, что человек человеку не может повредить, если он не хочет. За исключением того, что касается внешних благ и к самому человеку не имеет серьезного отношения. Потому что истинные блага духа (animus) может отнять только Бог – это Он обыкновенно делает только с неблагодарными; только Он один может одарить – этого Он не привык делать с безжалостными и неукротимыми людьми. Поэтому никто не может причинить урона христианину, кроме него самого; несправедливость не вредит никому, кроме того, кто ее наносит. Помогают и более легкие средства: не поддавайся душевной боли; подобающим образом обдумав по примеру ораторов обстоятельства, ты уменьшишь и свою неприятность, и смягчишь чужую обиду, рассуждая приблизительно так: он навредил, но это легко исправить; кроме того, он – дитя, неопытен в делах; он – молодой человек; это женщина; он сделал по чужому наущению; неразумен; очень пьян; следует простить. Или наоборот: он причинил большой ущерб. Но это отец, брат, учитель, друг, жена. Такую боль подобает прощать из-за любви или из-за уважения. Расплачиваясь, ты или уравновесишь обиду с другими его благодеяниями по отношению к тебе, или же уравняешь ее со своими по отношению к нему оскорблениями. Сейчас он, конечно, навредил но как часто он помогал в другое время! Неблагородно забывать добрые дела и помнить жалкие обиды. Он меня оскорбил, но сколько раз я его оскорблял? Я прощу его, чтобы и он по моему примеру простил меня, когда я окажусь виноватым. С другой стороны, действеннее было бы, если бы, когда человек перед тобой провинится, ты подумал, в чем, сколь сильно, как часто ты грешил перед Богом, в сколь многих отношениях ты виновен перед Ним. Насколько ты уступишь должнику-брату, настолько и Бог простит тебя. Такому освобождению от долга научал нас Сам кредитор. Он не отменит закона, который сам установил. Ты спешишь в Рим для того. Чтобы очиститься от прегрешений, плывешь на корабле к святому Иакову, покупаешь многочисленные отпущения. Что до меня, то я не осуждаю того, что ты делаешь; однако. Для того, чтобы все это делать, ничего нет лучше примирения с Богом после обиды, подобно тому как обиженный миришься ты с братом. Чтобы Бог простил тебе тысячи грехов, прощай ближнему незначительную вину (в чем бы ни согрешил человек перед человеком, это – незначительная вина). Ты говоришь: «Трудно успокоить воспламененный дух» (animus).Тебе не помогает то, насколько большие трудности снес за тебя Христос? Чем ты был, когда Он за тебя отдал драгоценную жизнь (anima)? Разве ты не был врагом? С каким терпением сносит он каждый день, когда ты повторяешь старые проступки. Наконец, с какой кротостью снес Он поношения, оковы, побои, а затем и позорнейшую смерть? Что ты хвастаешь Главой, если не заботишься о теле? Ты не будешь членом Христовым, если не пойдешь по стопам Христа. Не достоин тот, кому простится. Разве ты не был недостойным, кого простил Бог? Ты хочешь, чтобы к тебе проявлялось милосердие, но хочешь, чтобы проявлялась строгая справедливость? Тяжело грешнику простить грешника, когда Христос молил Отца за распинающих Его? Трудно не ответить на удар брата, которого тебе приказано любить? Тягостно не отплатить за злодеяние? Если ты не воздашь за него благодеянием, ты не будешь для своего соневольника тем, кем был Христос для раба своего. Наконец, пусть недостоин тот, кому воздают благодеянием за злодеяние, но ты, который делаешь это, достоин; и достоин Христос, для Которого это делается. «Однако, перенося старую обиду, я приглашаю к новой; он повторит обиду, если эта останется безнаказанной». Если можешь избежать этого без греха – избегай! Если можешь исцелить – исцели! Если можешь исправить – исправь! Если можешь вылечить – вылечи! Если нет, пусть лучше погибнет он один, чем вместе с тобой. Тот, кто думает, что он причинил ущерб, считай достойным не наказания, а сострадания. Хочешь, гневаясь, снискать похвалу? Гневайся на порок, а не на человека. Но чем более ты от природы склонен к этому пороку, тем тщательнее защищай себя от него, раз и навсегда напиши в глубине своей души правило: никогда ничего не говорить и не делать в гневе; нисколько не доверяй себе в возбуждении. Держи под подозрением все, что диктует тебе душевный порыв, даже если это честное. Хорошо бы тебе помнить, что между сумасшедшим и безумствующим во гневе ничуть не больше разницы, чем между кратковременным безумием и постоянным. Пусть тебе придет в голову, как много ты говорил и делал в гневе достойного раскаяния, такого, что тебе уже хочется изменить, но тщетно. Поэтому, как только разгорячится в тебе желчь, если не можешь ты тут же избавиться от гнева, образумься, по крайней мере. Настолько, чтобы вспомнить, что ты не безумный. Вспомнить об этом – уже некоторое здоровье. Думай так: «Сейчас я очень возбужден, немного погодя я буду думать по-иному. Почему мне тем временем надо в гневе говорить другу то, чего я потом. Успокоившись, не смогу изменить? Зачем в безумии мне делать то, о чем я весьма пожалею, придя в себя? Почему разум не добьется от меня, почему не добьется благочестия, наконец, почему Христос не добьется от меня того, чего немного погодя добьется само время?» Я полагаю, что ни у кого от природы нет такого количества черной желчи, чтобы он не мог, по крайней мере, совладать с собой. Лучше всего было бы так закалить дух (animus) порядком, размышлением, привычкой, чтобы вообще не смущать его. Будет прекрасно, если ты, негодуя только на порок, ответишь на поношение долгом любви и, наконец, человеческой сдержанности, чтобы не предоставлять себя полностью настроению (animus). Вовсе не гневаться – наиболее богоподобно и поэтому наиболее прекрасно. Преодолевать зло добром – значит подражать совершенной любви Иисуса Христа. Дело разумного человека – подавлять гнев и обуздывать его. Потворствовать ярости приличествует не человеку, а диким и безжалостным зверям.