Василий Ефремов - Иисус Христос — Homo sapiens. Тацинский апокриф

Естественно, Добрыня разгневался. Ночью переправил отряд 500 дружинников через Волхов (мост новгородцы разрушили), было устроено побоище. Утром на Софийскую сторону переправился и сам Добрыня. Большой крови не захотел, приказал дружине поджечь дома. Народ бросился тушить, — не ровен час, сгорит весь деревянный город. И запросили новгородцы мира, и далее все пошло по-киевски. Следы сопротивления имени Христа исследователи отмечают и в других древнерусских источниках, и крови пролилось немало, хотя церковь выметала со тщанием всю древнюю историографию.

Для пущего оживления повествования приведем еще динамичную летописную картинку. Новгород, 1071 г. Появление в народе дремучего, матерого волхва. Захулил волхв новую веру, новгородского епископа, наделал шуму; епископа собрались было убить. Обещал, между прочим, перейти Волхов (а ну перешел бы?). Чтобы как-то выправить ситуацию собрали сход. Князь Глеб, пряча под плащем топор, открывает диалог на площади, при многом народе. Не будь зычным, слово пропадет. Вещают в напряженном затишье. Глеб: «Знаешь ли, что завтра случится и что сегодня до вечера?» Волхв, не теряя перспективу: «Знаю все!» Глеб понимает, что надо конкретизировать: «А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?» Волхв, мысленно нащупывая продолжение: «Чудеса великие сотворю!» Может действительно собирался идти по воде (случился бы прецедент). Наверное обрадовался подходящей реплике Глеб, выждал секунду, чтобы народ впитал ее, выхватил из-под плаща топор и зарубил язычника. Состоялось опровержение от топора. Такая логика народ впечатляет. Ну, вечная память волхву (нашим влесовцам следовало бы его канонизировать), не ясно, что бы произошло — вряд ли волхву можно было врать, в отличие от Христа, его бы просто утопили.

Как бы там ни было, центральный демонстрационный акт состоялся. Киевское показательное крещение Руси Владимир провел блестяще, а далее, полагал он по-русски, — образуется. Так оно неспешно и образовывалось, набирая силу. Последовавшая светская литература напрямую скажет, что не Византия заставила Владимира окрестить Русь, а наоборот, Владимир вынудил Василия II направить в Россию крестителей и сделать Русь православной. Киев стали называть третьим Римом, а Владимира — вторым Константином. Первые церковные структурные построения взяли на себя византийские митрополиты, которые намерились единолично почивать на российских лаврах на века. Но уже во втором поколении Ярослав Мудрый, сын Владимира, поставил митрополитом своего — Илариона, слегка окорачивая византийцев. При Ярославе Мудром русская церковь все-таки станет автономной, но еще в ведении константинопольского патриарха. Автокефальной церковь будет только с 1448 года, а патриархат будет провозглашен ею в 1589 году. И вообще, как известно, в вопросах влияния на русскую церковь и политику во все времена Византия не смогла переступить интересы самой России.

В заключение вспомним незавидную судьбу русских языческих богов и церковный конфуз с канонизацией Владимира.

В Киеве богов исконных наших погубить взял на себя грех и смелость сам Владимир (Владимира вполне можно заподозрить в прагматическом атеизме): «И когда пришел, повелел опрокинуть идолы — одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью, и приставил двенадцать мужей колотить его жезлами. …И притащив, кинули его в Днепр. И приставил Владимир к нему людей, сказав им: „Если пристанет где к берегу, отпихивайте его. А когда пройдет пороги, тогда только оставьте его“. Они же исполнили, что им было приказано». «Велик ты, господи, и чудны дела твои!» — восклицает по этому поводу Нестор, и нам нечего добавить.

А с Владимиром получилось не лучше, хоть и после его смерти. Ярослав Мудрый — сын Владимира от Рогнеды — так и не смог добиться от Константинопольского патриархата канонизации отца-крестителя. Похоже, греческое священство досадовало, что крещение Руси прошло не в византийском ключе, обвел смеющийся Владимир патриархов вокруг пальца. Отговорки были формальные: нету-де чудотворения при гробнице Владимира. В 1240 году, обойдя Византию, святым Владимира провозгласила новгородская церковь по прямому указанию Александра Невского. Официальная канонизация Владимира (и Ольги) произошла в XIII веке (дата не установлена). При Иване IV состоялась общерусская канонизация. Холодок по отношению к Владимиру стал «врожденным» — праздник памяти Владимира никогда не считался значительным церковным праздником.

Трения между нашей властью светской и византийским патриархатом с веками, по мере укрепления отечественной церкви, перешли в привычное внутреннее противостояние первых лиц от монархии и церкви. Однако наши монархи в деле предержания власти были покруче западноевропейских. Во объяснение дерзости, к примеру, Ивана Грозного известный протоиерей недавно в религиозном телецикле намекнул на его большевистскую сущность (!). Цель, как всегда, оправдывает средства. Протобольшевиком тогда придется считать и Дмитрия Донского. В 1379 году великий князь Димитрий Иоаннович (Донской) велел развенчать новопосвященного митрополита российского Пимена, взять его под стражу и отправить в Чухлому. «Столь власть княжеская первенствовала у нас в делах церковных!» — восклицает историк Карамзин. Еще пример светского дерзновения уже со стороны Василия Темного. В 1440 году великий князь Василий Василиевич (Темный) посадил под стражу в Чудове монастыре митрополита киевского и всея Руси Исидора. От расправы иерарх спасся бегством в Италию. Это помимо того, что удельные князья веками в хищных междоусобицах губили народ, «в гордости и высокоумии резали христиан, иноков, священников». Внутриконфессионное сведение счетов было тоже отнюдь не милостивым. Но это уже милая сердцу история отечества. О негативах современной церкви (обратная сторона воссиявшей ныне медали), при желании довести образ до совершенства, вполне достоверные факты можно почерпнуть из работ Г. И. Старченкова, исследователя и публициста атеистической ориентации.

Полистав написанное, с мыслями о возможно равновесном освещении христианских движений запада и востока, таки обратимся к истории: как успешно православие российское оперировало именем Христа. Не след нам глухо стоять в атеистической (точнее — в антиклерикальной) позиции, заслуги церкви народные неоспоримы. И все же за мощным заслоном духовности легко просматривается гражданское (скажем так, чтобы не сказать политическое) учреждение со всеми соответствующими взаимоотношениями. Итак, немного истории российской от Карамзина.

Инквизиция, как таковая, в средневековом российском православии оспаривается. Во времена разгула «латинской» инквизиции и крестовых походов (коснувшихся и Руси) Россия как раз была под игом Орды. Ордынцы редко требовали поклонения своему богу, довольствуясь разграблением разрозненных российских княжеств. Напротив, немалочисленны случаи крещения «моголов», как известно, Борис Годунов — потомок прозелита, мурзы по имени Чет, в крещении Захария (есть, однако, мнение, что это — легенда). Православные россияне без особых хитростей рубили друг друга, предводимые князьями-наследниками, бесконечно воевавшими брат у брата земли новгородские, тверские, псковские, московские и прочую Русь, привлекая к тому и ордынские полчища. Однако ряд замечаний Карамзина в описании тех времен свидетельствуют таки наличие и ереси, и борьбы с нею. А то как же. К примеру, в 1310 году митрополит российский Петр «предал анафеме какого-то опасного еретика Сента, обличенного им в богопротивном умствовании, но не захотевшего раскаяться». В царствование Василия Темного (1425–1462 гг.), отмеченного особой свирепостью народной, «князь Иоанн Можайский всенародно сжег боярина Андрея Дмитриевича на костре вместе с женою за мнимое волшебство». Внушительный материал о борьбе православной церкви с ересью — православной инквизиции (во всей красе ее жестокости) — собрал Грекулов Е. Ф., но ограничимся Карамзиным.

Велико значение духовенства в те тягостные для Руси времена. История, однако же, бесстрастно хранит и примеры фарисейства. В 1329 году великий князь Иван Калита, вынужденный «сдать» хану Узбеку мятежного Александра, князя тверского, склонил митрополита Феогноста наложить на Александра, сидевшего в Пскове, и на псковитян проклятие. Народ псковский, став в оборону и отказавшись выдать Александра, действовал «по внушению чувствительности, забыв свою пользу, и стремился на опасность, плененный славою великодушия». Далее историк пишет: «Хотя Иоанн в сем случае казался только невольным орудием ханского гнева, но добрые россияне не хвалили его за то, что он, в угодность неверным гнал своего родственника и заставил Феогноста наложить церковное проклятие на усердных христиан, коих вина состояла в великодушии». Заметно неблаговидно. Еще пример. В 1337 году архиепископ новгородский и псковский Василий в очередном разладе между этими городами отправился в Псков с миссией политического урегулирования. Однако встречен был холодно и не получил полагавшейся мзды из казенных доходов. Карамзин отмечает: «Напрасно Василий грозил чиновникам именем церкви и, следуя примеру митрополита Феогноста, объявил проклятие всему их городу. Псковитяне на сей раз выслушали оное спокойно, и разгневанный архиепископ уехал, видя, что они не верят действию клятвы, внушенной ему корыстолюбием или политикою и несогласной с духом христианства».