Карен Армстронг - Библия: Биография книги

Сообщения о фундаменталистах не сходят с первых полос газет, но другие исследователи Библии пытаются возродить традиционную библейскую духовность в более миролюбивом духе. Еврейский философ Мартин Бубер (1878–1965), писавший в 40-х годах двадцатого века, считал, что Библия свидетельствует о присутствии Бога именно тогда, когда кажется, что его нет. Процесс толкования никогда не прекратится, поскольку Библия представляет собой непрерывно продолжающийся диалог между Богом и человечеством. Изучение Библии должно приводить к изменению образа жизни. Открывая Библию, мы должны быть готовы к тому, что услышанное нами полностью изменит нас. Бубер был потрясён тем фактом, что раввины называли писание микра, «призыв». Этот призыв не позволяет читателям отвернуться от проблем окружающего его мира, но учит их быть стойкими в своих убеждениях и прислушиваться к скрытым тенденциям происходящего.

Друг Мартина Бубера Франц Розенцвейг (1886–1929) тоже считал, что Библия призывает нас мужественно встречать невзгоды сегодняшнего дня. Читающие Библию должны отвечать на её «призыв» так, как это делали пророки, восклицая: «Хиннени: «Вот я!» — я готов, всей душой обращён к миру»[563]. В Библии отсутствует жёсткая предопределённость. Наша повседневная жизнь должна прояснять Библию, а Библия, в свою очередь, помогает нам открыть духовную глубину в наших обыденных занятиях. Чтение Писания — это процесс самопознания, погружения в себя. Розенцвейг понимал, что современный человек не способен отвечать Библии так, как это делали предыдущие поколения. Нам необходим иной завет, о котором говорит Иеремия, когда закон будет записан в наших сердцах[564]. Текст должен быть усвоен путём терпеливого, дисциплинированного изучения, он должен стать частью личности, чтобы затем претвориться в действие в мире.

Майкл Фишбейн, в настоящее время — профессор иудаистики в Чикагском университете, считает, что экзегеза может помочь нам вернуть саму идею священного текста[565]. Критическое изучение источников Библии мешает нам воспринимать Писание как единый текст, связывая между собой отрывки, далеко разнесённые во времени. Но ведь современная литературная критика признаёт, что наш внутренний мир состоит из фрагментов множества различных текстов, которые сосуществуют в нашей памяти, и каждый из них мы воспринимаем через призму других. Наш нравственный облик формирует не только Библия, но и «Король Лир», и «Моби Дик», и «Мадам Бовари». Мы редко усваиваем текст целиком: отдельные образы, фразы и отрывки существуют в нашей памяти, образуя множество подвижных, постоянно изменяющихся структур, влияющих друг на друга. Так и Библия присутствует в наших умах не целиком и полностью, но в виде отдельных фрагментов. Мы создаём свой собственный «канон внутри канона», и следует сознательно убедиться, что в наш «канон» мы включаем лишь тексты, исполненные милосердия. Историческое исследование Библии показывает, что в древнем Израиле существовало множество конкурирующих мировоззрений, каждое из которых провозглашало (зачастую не без агрессии), что лишь оно является официальной версией религии Яхве. Сегодня мы можем читать Библию как пророческий рассказ о нашем собственном мире, где неистовствуют ортодоксальные убеждения; она может дать нам возможность взглянуть на этот мир со стороны, с чувством сострадания, чтобы осознать опасность такого жёсткого догматизма и заменить его разумным плюрализмом.

Основной задачей работы Фишбейна было показать, каким образом Библия постоянно истолковывает и исправляет сама себя. Исайя предвидел, как все народы взойдут на гору Сион, град мира, говоря: «придите, и взойдём на гору Господню… и научит Он нас Своим путям… ибо от Сиона выйдет закон, и Слово Господне — из Иерусалима»[566]. Когда пророк Михей цитировал эти слова, он также с нетерпением ожидал наступления всеобщего мира, когда все народы будут спокойно беседовать друг с другом. Но он добавил удивительно смелое завершение. Все народы, включая и Израиль «ходят, каждый во имя своего Бога». Это звучит так, словно Михей предвидел наше время, когда множество концепций устремляется к одной общей истине, которая для народа Израиля выражалась в идее их Бога[567].

Христианские экзегеты по-прежнему видят в Христе душу всей Библии. Ханс Урс фон Бальтазар (1905–1988), иезуит из Швейцарии, в своей библейской теологии обращается к идее воплощения. Иисус, как и Священное Писание, — это Слово Божье, облечённое в доступную людям форму. Бог познаваем и может выражать себя в понятных нам терминах. Но и мы должны постоянно бороться с этими трудными, но необходимыми для нас текстами. Библия представляет древние рассказы о встречах между Богом и людьми; и эти повествования помогают читателям увидеть божество как идеальное измерение их собственной жизни. Они захватывают воображение так же, как «Король Лир» или «Давид» Микеланджело. Однако невозможно извлечь «основы» или «принципы» из откровения, которое Бог даёт нам в Библии. Богословие «всегда будет оставаться лишь размышлением в словах и идеях, размышлением, которое никогда не сможет быть завершено… или определено окончательно»[568]. Однако Писание по-прежнему остаётся непререкаемым авторитетом, его призывы и наставления касаются всех, включая Папу и священноначалие. Долг католиков — потребовать объяснения, если они увидят, что Церковь отходит от духа Евангелия.

Ганс Фрей (1922–1988), иудей, обратившийся в христианство, священник епископальной церкви и профессор Йельского университета, заметил, что до появления критического метода большинство читателей не сомневались, что библейские повествования являются исторически достоверными, даже если они толковались аллегорически[569]. Однако это общее мнение перестало быть таковым в восемнадцатом веке: после эпохи Просвещения некоторые продолжали рассматривать библейские повести как полностью основанные на реальных фактах, забывая, что они были написаны как рассказы. Авторский синтаксис и выбор слов должен был повлиять на наше понимание этих повестей. Иисус, несомненно, был исторической фигурой, но, изучая евангельские повествования о воскресении, мы не можем разобраться, что же произошло на самом деле. Подобно еврейским экзегетам, Фрей считал, что чтение Библии должно сопровождаться непрерывными размышлениями о нашем собственном времени. Задача такого сопоставления Евангелия и современной жизни состоит не в том, чтобы привести нас к поверхностным толкованиям, но в том, чтобы помочь нам глубже проникнуть в сложность и того, и другого. В Библии много агрессии и насилия, но такие рассказы не должны использоваться лишь для поддержки идеологии правящих кругов; нам следует поверять надежды, притязания и ожидания, свойственные нашему времени, сопоставляя их с евангельским повествованием, а затем — анализировать их, разбирать и изменять в соответствии с ним.

Несколько позже Уилфред Кантвелл Смит (1916–2000), в прошлом — профессор сравнительного религиоведения в Гарвардском университете, подчёркивал важность исторического понимания Библии[570]. Невозможно сказать, что «на самом деле» имеется в виду в Библии, когда буквально каждый её стих имеет несколько различных интерпретаций. Все верующие люди действовали самостоятельно, будучи ограничены рамками определённого времени и места. Библия означала разное для евреев и для христиан в разные периоды истории, и на толкование неизбежно влияли их личные жизненные обстоятельства. Если интерпретация сосредоточена только на том, что сказал библейский автор, и не учитывает то, каким образом это понимали поколения евреев и христиан, — значит, она искажает значение Библии.

Каковы дальнейшие перспективы? Из этой короткой биографии видно, что многие современные представления о Библии неверны. Библия вовсе не призывает к рабскому послушанию, в особенности в еврейской традиции, где, как мы видели в рассказе о рабби Элиэзере, даже Божий глас не смог заставить экзегета принять чужое толкование. С самого начала библейские авторы возражали друг другу, и все их противоречивые взгляды были включены редакторами в окончательный текст. Талмуд был интерактивным текстом, текстом-диалогом, который, если его правильно изучать, заставлял ученика искать свои собственные ответы на все вопросы. Ганс Фрей был прав: уже во времена Амоса и Осии Библия являлась книгой, ниспровергающей авторитеты и недоверчиво относившейся к ортодоксии.

Современное обыкновение цитировать тексты-доказательства для оправдания политических решений идёт вразрез с традициями толкования. Как объяснял Уилфред Кантвелл Смит, Писание на самом деле не текст, а действие, духовный процесс, который приводил тысячи людей к переживанию сверхъестественного. Библию могли использовать для доказательства учений или верований, но это не было её главной функцией. То, что фундаменталисты делают основной упор на букве Писания, отражает дух нашего времени, но нарушает традицию, которая обычно отдавала предпочтение какой-нибудь символической или новаторской интерпретации. Так, например, в Библии нет единой доктрины о сотворении мира, и первая глава книги Бытия редко рассматривалась как достоверное описание возникновения Вселенной. Многие из христиан, которые сегодня борются против дарвинизма, являются кальвинистами, но сам Кальвин настойчиво утверждал, что Библия не научный трактат, и тем, кто хочет научиться астрономии или космологии, следует обратиться к иным источникам.