Марк Гиршман - Еврейская и христианская интерпретации Библии в поздней античности

Прежде чем попытаться очертить параметры столкновения двух религий, необходимо отдельно рассмотреть внутреннюю структуру каждой из них — ее ценности, идеи, институты. Такое описание тоже не будет удовлетворительным, до тех пор пока мы не определим соотношение между этими тремя компонентами и важность каждого из них[25]. В то время как в одной религии идеи и концептуальные установки более важны, чем практика, в другой «намерение» ценится меньше, а решающим фактором является практическая деятельность. Только после проведения подобного анализа можно приступать к сравнению.

Существует также ситуация, когда одна религия утверждает, что является наследницей другой, черпает из тех же самых источников, принимает те же самые предания предков и претендует на то, чтобы быть «истинной» религией, настаивая на том, что другая утратила подлинность и аутентичность. Не имеет значения, действительно ли эта первая, претендующая на то, чтобы быть подлинной, религия происходит из другой или дело обстоит иначе. Эта религия утверждает, что наследие, которое долго понималось и применялось одним образом, теперь перешло в собственность более значительного и знающего комментатора, у которого есть ключи к истинному пониманию этого наследия и претворению его в жизнь.

Так должно начинаться теоретическое исследование, посвященное описанию взаимоотношений между любыми двумя религиями, и в частности между ранним христианством и религией Израиля. Для исследователя–одиночки это очень трудная, а может быть, и непосильная задача. Я не буду пытаться описать здесь содержание и структуру двух религий. Ограничусь изображением одного решающего столкновения, а именно борьбы за истолкование Библии — определяющего момента в споре между христианами и евреями. Одним из главных аргументов христиан был тот, что евреи понимали Библию не так, как должно. Наиболее радикальной формулировкой такого отношения является хорошо известное высказывание Августина, одного из наиболее прославленных Отцов церкви, который жил в конце IV — начале V в. Августин сравнивает роль иудеев со слепцом, который освещает факелом дорогу другим, но сам не может видеть этот свет[26]. То есть евреи свидетельствуют о библейской истине, не понимая ее. Далее я покажу, как христиане пытались обосновать эту точку зрения. Наиболее отчетливо претензия христиан на истинное понимание Библии проявляется в именовании самих себя «истинным Израилем». Этот аргумент появляется в христианской литературе рано, но в раввинистической упоминается в мидрашах сравнительно поздних, таких, как Танхума (Ки Тисса 34)[27]: «Потому что Святой, Благословен Он, предвидел, что придет время, когда народы мира будут переводить Тору, читать ее по–гречески и затем скажут: "Мы Израиль…" (Исход 30:11–34:35)». Следовательно, мидраш ясно определяет тех, кто желал бы лишить евреев их библейского наследия: это язычники, переводящие Библию на греческий и претендующие на право называться Израилем. Ответ на их претензию, который дается в этом мидраше, и будет сейчас предметом нашего рассмотрения.

Но вначале необходимо поставить вопрос: существуют ли какие–либо свидетельства того, что евреи были осведомлены об этой претензии с начала рассматриваемого здесь периода, даже если они прямо об этом и не упоминали? В течение II в., как и до этого, христиане прямо заявляли, что они — истинный Израиль, что только они способны адекватно понимать Библию и что евреи больше не могут участвовать в процессе толкования, потому что они отказались понять ее истинное значение. Проанализируем это утверждение в формулировке Юстина, а затем рассмотрим, в какой мере ранние еврейские источники демонстрируют знакомство с ней.

«Диалог с Трифоном Иудеем» — наиболее важный источник в христиано–иудейском споре. Он был написан, очевидно, в Риме около 160 г.[28]. Согласно историографии талмудического периода, это период Уши (Синедрион находился тогда в г. Уша в Галилее. — Примеч. перев.). Трифон, представитель евреев в «Диалоге», спрашивает: «Так что же?! Неужели вы — Израиль, и Бог говорит это (библейские пророчества, упомянутые ранее. — М.Г.) о вас?».

И Юстин отвечает: «Потому, как от одного того Иакова, названного также и Израилем, весь род ваш назван Иаковом и Израилем, так и мы, соблюдающие заповеди Христовы от родившего нас для Бога Христа, называемся не только Иаковом, Израилем, Иудою, Иосифом и Давидом, но и истинными сынами Божиими и на самом деле таковы» (глава 123). «Вы — сыны Господа Бога вашего» (Втор. 14:1), — говорит Моисей народу Израиля в пустыне. И рабби Акива, старший современник Юстина, возвращается к этому мотиву: «Любимы израильтяне, ибо они названы сынами Божьими… особенная любовь оказана им тем, что они названы сынами Божьими» (Авот 3:14)[29]. Согласно рассуждению рабби Акивы, народ Израиля является возлюбленным не просто потому, что был создан по образу Божию, как все человеческие существа («Возлюблен человек, ибо он был создан по образу Божьему»), но он возлюблен особенно, так как назван «сынами». Однако, согласно Юстину, теперь сыпы возлюбленные — те, кто соблюдает заповеди Мессии. Юстин следует точке зрения Павла (Гал. 3:7), который обращался к христианам из язычников, называя их «сынами Авраама». Драгоценный сосуд рабби Акивы, Тора, был заменен «заповедями Мессии» (первая среди них — вера), которые дают право христианам именоваться Израилем–Иаковом и сынами Бога.

Это четко сформулированное утверждение встречается в процитированном отрывке из Танхумы, но обнаруживается также и в более раннем источнике:

Притча. Чему это подобно? Мякина, солома и стерня поспорили. Одна сказала: «Ради меня была засеяна земля», и другая сказала: «Ради меня была засеяна земля». Пшеница сказала им: «Подождите, пока не настанет время урожая, и тогда мы увидим, ради кого было засеяно поле». Когда пришло время урожая и все отправились на гумно, начал владелец земли молотить — и мякина была рассеяна по воздуху; он взял солому — и бросил ее на землю; он взял стерню — и сжег ее; он взял пшеницу — и сложил ее в скирду, и все поцеловали ее. Так и народы говорят: «Мы — Израиль, и ради нас был создан мир». Говорит им Израиль: «Подождите до того дня, когда придет Святой, Благословен Он, и мы узнаем, ради кого был создан мир, так как написано: "Ибо этот день наступает; он горит подобно огню в печи" (Мал. 3:19), и написано: "Ты будешь веять их, и ветер разнесет их" (Ис. 41:16), но, как Израилю, нам сказано: "А ты возрадуешься о Господе, будешь хвалиться Святым Израилевым" (там же)» (Шир га–Ширим Рабба 7:3).

Перед нами опять источник, который открыто связан с притязанием «народов», и это притязание оспаривается: «подождите», еще придет день, когда евреи докажут, что они — Израиль, «сыны Божий». Особенно любопытен еще более ранний вариант этой притчи, дошедший до нас в книге Берешит Рабба (конец раздела 83). Я привожу лишь заключение этого рассказа: «Подобным образом Израиль и народы спорят, одни говорят: "Ради нас был мир сотворен", и другие говорят: "Ради нас" Израиль говорит: "Настанет час, и вы увидите (в будущем): "Ты будешь веять их, и ветер разнесет их" (Исайя 41:16), но Израиль: "А ты возрадуешься о Господе, будешь хвалиться Святым Израилевым" (там же)». Более ранний мидраш, следовательно, не ссылается на утверждение христиан открыто, но лишь намекает на него: «ради нас был мир создан». Только в Танхуме, более позднем сочинении, эти два элемента соединены: «мы — Израиль» и перевод Писания на греческий. Объединение этих составляющих определенно позволяет отождествить «народы» с христианами. Но не следует ли рассматривать более поздний источник как аккуратную и точную интерпретацию более ранних? Исследование другого текста (Иерусалимский Талмуд, Пеа 2:6) показывает, что в IV в., если не раньше, мудрецы Талмуда уже оспаривали эту претензию христиан.

Содержанием этого источника является дискуссия о понятии галаха ле–Моше ми–Синай (закон, данный Моисею на Синае), которое появляется в Мишне. Талмуд старается прояснить взаимоотношения между раввинистическим законом — Устной Торой–и откровением, данным на Синае. Предпочтительнее ли Письменная Тора, чем Устная, или наоборот, или они обе представляют одинаковую ценность? На этот вопрос дается несколько различных ответов, все они основаны на толковании Библии. Центральный стих, которым открывается дискуссия, берется из книги Исход 34:27: «ибо в сих словах (алъ пи; буквально «ртом») Я заключаю завет с тобою и с Израилем». Он толкуется одним амораем как указывающий на превосходство Устной Торы, другими словами, именно в Устной Торе суть завета, в приводимой формулировке: «(слова) в устах возлюбленны».

Вторая тема, обсуждаемая в этом талмудическом отрывке, очень важна. Стих, который здесь толкуется (Ос. 8:12), нуждается в пояснении: «Написал Я ему важные законы Мои, но они сочтены им чужими». Рабби Авин интерпретирует его следующим образом: «Сказал рабби Авин: "Если бы Я написал для вас большую часть Моей (переданной устно) Торы, тогда разве евреи не считались бы посторонними? (Ибо) в чем разница между ними и язычниками? Эти пишут свои книги, и те пишут свои книги; эти пишут пергамены, и те пишут пергамены"»[30]. Как уже говорилось, содержанием этого отрывка в Иерусалимском Талмуде является глубокая и всеобъемлющая дискуссия о статусе Устной Торы, которая заканчивается знаменитым высказыванием: «Даже то, что ученик однажды в будущем будет рассказывать своему учителю, было сказано Моисею на Синае». Представляется очевидным, что рабби Авин также уверен, что Устная Тора, в большей степени, чем Писание, — это и есть то, что делает народ Израиля уникальным. Далее приводится полная редакция более позднего мидраша, в сравнении с которой интересно будет проанализировать уже цитировавшийся отрывок из Иерусалимского Талмуда. В более позднем мидраше раскрывается то, что остается скрытым в более раннем тексте. Рассматриваемая редакция мидраша содержится в Песикта Раббати (раздел 5):