Священник Евгений Мерцалов - От Петрозаводска до Иерусалима и обратно. Путевые заметки и впечатления паломника

В тексте дневника постоянно незримо присутствует обобщенная категория «другого» или «чужого», которое противостоит автору и его соотечественникам, вызывая неприятие и даже отторжение. Такого рода чувства нередко охватывали русских паломников уже во время двухдневного пребывания в турецкой столице, улицы которой раздражали русских обилием нечистот и стаями бездомных собак. Аналогичные чувства испытывали путешественники в вагоне поезда, направлявшегося из Яффы в Иерусалим. Попадавшиеся по дороге жилища местного населения напоминали им хлева для домашнего скота. Паломники, давно готовившиеся к встрече со святыми местами, в Иерусалиме были неприятно поражены разноязычным гомоном толп народа на улицах, выкриками разносчиков, постоянно встречавшимися караванами верблюдов и ослов с различной кладью. Эта суета совсем не гармонировала со званием «святого града», которое носил Иерусалим.

Понятие «чужого» возникает и при описании автором иудейской святыни – Стены плача в Иерусалиме. С одной стороны, в словах автора сквозит сочувствие нелегкой судьбе еврейского народа, с другой стороны, он убежден, что иудеи сами виноваты в своих несчастьях, т. к., давно ожидая мессию, не сумели увидеть его в Иисусе Христе.

Настоящий шок паломники испытали при встрече с прокаженными, которые назойливо просили у них милостыню и даже пытались хватать их за одежду и руки. Только расторопный кавас Палестинского Общества сумел отогнать этих опасных людей, о болезни которых русские уже наслушались много страшного.

Негативные впечатления остались у паломников от тех многочисленных нестроений, которые возникали среди христиан разных исповеданий. Упоминая о святых местах Палестины, автор дневника часто указывает, кому они принадлежали – православным, католикам или армянам, иногда – совместно первым, вторым и третьим. Распри этих конфессий приводили к тому, что представители их не могли договориться о совместном ремонте храма Гроба Господня или иных святынь. Е.А. Мерцалов подчеркивает, что особенно много препятствий восточным христианам – грекам и русским, чинили католики или, как он их часто называет, «латиняне».

Как оказалось, турецкий часовой около пещеры, где родился Иисус, стоял не только для того, чтобы зримо обозначить присутствие османской власти, но и для предотвращения конфликтов между представителями разных христианских верований. Также автор с тревогой сообщал читателю, что католическая и протестантская пропаганда в Палестине с годами становится все более интенсивной, в результате чего в сети латинских «ловцов человеков» попадало немало местных арабов, которые до этого исповедовали православие.

Из внешних условий, с которыми сталкивались русские православные поклонники, приехавшие в Восточное Средиземноморье летом (в частности, в июне), наибольшее впечатление производит иссушающая жара. Упоминания о ней не очень часто встречаются на страницах дневника, но о зное сказано даже тогда, когда паломники рано утром отправлялись из Иерусалима в очередную поездку. При этом нужно учесть и то, что в подобных экстремальных условиях приходилось не сидеть на месте, а постоянно передвигаться, иногда карабкаясь по горам.

Еще одно испытание, которое ожидало любого паломника из России в Святой Земле – существенное изменение ассортимента питания. С одной стороны, в рационе паломников появлялось большое количество таких даров природы, которые они на родине либо употребляли не очень часто, либо знали понаслышке. Автор дневника перечисляет среди них оливки, виноград, лимоны, апельсины, виноград, финики, персики, абрикосы, бананы. С другой стороны, во время официальных приемов им подавали по большей части только кофе и особое угощение, называвшееся глико – варение с водой. Эта скудная трапеза резко контрастировала с обильными угощениями, устраивавшимися по торжественным случаям в среде российского духовенства.

Для русских, отправлявшихся в Палестину и в абсолютном своем большинстве являвшимися сугубо сухопутными людьми, большим испытанием становился довольно длительный переход по морю из Одессы в Яффу.

Автор дневника, будучи на борту судна, находился во вполне комфортных условиях, занимая каюту 2-го класса. Большинство же паломников – так называемые «палубники» во время путешествия помещались под открытым небом, а в непогоду вынуждены были укрываться в душном и дурно пахнущем трюме. Качка, без которой не обходится ни одно длительное морское путешествие, вызывала у паломников в лучшем случае (как у автора) страх, в худшем – морскую болезнь в самых тяжелых ее проявлениях. Также Е.А. Мерцалов ярко описывает приключения, которые пришлось испытать ему вместе со спутниками при переправе на лодке с корабля на берег при очень свежем ветре.

В русской литературе, в том числе в мемуаристике, сотню и более лет назад общим местом стали сетования по поводу скверных порядков на железных дорогах. Для этого достаточно вспомнить хотя бы хрестоматийно известный рассказ А.П. Чехова «Жалобная книга». Такой же негатив и по тому же поводу встречается в дневнике о. Евгения, причем сравнение железной дороги от Яффы до Иерусалима с отечественными «чугунками» оказалось в пользу последних. У автора сложилось стойкое впечатление, что российские вагоны 3-го и даже 4-го класса не хуже, чем ближневосточные 2-го класса.

Только отрицательные эмоции вызвал у Е.А. Мерцалова и его спутников «агрессивный маркетинг», характерный для Востока. Торговцы в Константинополе и Палестине крайне навязчиво предлагали свой товар, который русским иногда просто не был нужен. В Константинополе автор дважды сталкивался с навязчивым предложением экскурсионных услуг, один раз предлагал провести паломников по местным достопримечательностям турок, в другой раз еврей. Причем оказалось, что эти гиды были профессионально некомпетентными и не очень хорошо знали город.

Глубокое возмущение русских паломников порождало постоянное требование «бакшиша» местным населением за самые пустяковые услуги, вне зависимости от того, нужны они или нет. Самым распространенным словом, которое паломники слышали от турок и арабов, было «бакшиш» (по-русски – «на чай»). Правда, следует признать, что тот же «бакшиш» порой открывал двери, которые в противном случае оказались бы заперты для православных поклонников.

Подводя итог, следует, однако, признать, что при наличии немалого количества отрицательных впечатлений от поездки в Святую Землю, положительные все же перевешивали их. Несмотря на то, что в дневнике Е.А. Мерцалова отсутствует окончание, из общего настроя его автора следует, что совершенное им паломничество оставило в нем немалый позитивный духовный заряд на те два десятилетия, которые были отпущены ему для земной жизни.

К.Е. Балдин, доктор исторических наук, профессор

(Ивановский государственный университет)

Мысль посетить Святую Землю, где жил и страдал за нас Господь наш Иисус Христос, помолиться у живоносного Гроба Христова, – мысль эта давно занимала меня; но Господь долгое время не благословлял привести ее в исполнение: то недостаток времени и денег, то недостаток мужества и энергии мешали тому. Назначенный случайно в северный край России и на духовно-учебную службу, я делал, что мог, удовлетворяя своему религиозному чувству – был на Валааме и Соловках, посетил не однажды Киев с его святынями. Наступило наконец и время, благоприятное для осуществления заветной мысли – для путешествия во Св. Землю, и настало сверх всякого ожидания. В нынешнем году летние каникулы, по случаю капитального ремонта семинарских зданий, предполагались продолжительные, накопилось и с сотню свободных денег, а тут пред Пасхой в хронике одного из номеров газеты «Свет» пришлось прочитать такого рода сообщение: «Министерством народного просвещения разрешена поездка учеников Казанской 1-й гимназии в Палестину, Египет, Грецию и т. п. Поездка во время каникул предполагается в сопровождении преподавателя гимназии г. Горталова, члена Палестинского Общества. Ученики посетят, между прочим, Константинополь. Афины, Каир, Александрию и Иерусалим; расходы по поездке определены не более 100 руб. на собственный счет каждого ученика». Это сообщение как нельзя лучше отвечало моему заветному желанию посетить Святую Землю; оно подогревало его и закрепляло. Под влиянием этого газетного сообщения у меня даже созрела решимость совершить путешествие в нынешнем же году и, если возможно, вместе с казанскими гимназистами. Правда гимназисты, судя по газетному сообщению, предпринимали скорее научную экскурсию на восток, чем паломничество в строгом смысле этого слова, но это, по моему убеждению, нисколько не могло помешать моему собственному паломничеству.

Между тем, предпринимаемое в сообществе с г. Горталовым, оно могло многое обещать моей ученой любознательности. Я решил писать г. Горталову, решился заявить ему о своем желании путешествовать вместе с ним и спросить о времени отъезда из Казани и возвращении из-за границы. Но только что отправлено было письмо, как в полученном номере той же газеты «Свет», в хронике, пришлось прочитать следующее сообщение по интересовавшим меня вопросам. «В мае, – печаталось там, – предполагается поездка учеников Казанской гимназии в Турцию, Палестину и Египет. Участники в числе 20 человек посетят: Константинополь, Афины, Александрию, Каир и Палестину. В Константинополе и Каире предположено пробыть по одной неделе, в Иерусалиме и его окрестностях – две недели. Все путешествие продолжится с 18 мая по 20-е июля». Итак, относительно времени путешествия я мог быть спокоен вполне, – продолжительные летние каникулы не только позволяли совершенно свободно совершить поездку совместно с гимназистами, но и давали полную возможность хорошенько отдохнуть от утомительного путешествия. Вскоре было получено и благоприятное известие от г. Горталова. Выражая удовольствие по поводу изъявленного мною желания путешествовать с ним совместно (быть «сопутником» его, как сказано в письме), г. Горталов сомневался, однако, в возможности для меня начать путешествие одновременно с ним (вероятно, он предполагал, что у нас каникулы начнутся не ранее июня), но в то же время сообщал, что если я выеду из Одессы 4 или 6 июня, то во всяком случае настигну их в Смирне, так как, выехав из Казани 21 или 22 мая, а из Одессы 30, они сначала поедут чрез Константинополь в Афины, а уже оттуда чрез Смирну в Палестину. Таким образом, нагнав их в Смирне, я мог путешествовать с ними до Палестины, по Палестине и Египту до Пирея; здесь я мог, по письму, расстаться с ними, чтобы посетить Афины, где они уже были, и заехать затем на Афон; а они, пробыв 4 дня в Константинополе, прибудут в Одессу 18 июля. – Вместе с этим письмом г. Горталовым предупредительно присланы были две брошюры, крайне необходимые для предпринимающего путешествие по св. местам Палестины и Востока, это 1) «Наставление православному паломнику», где кратко (по пунктам) изложено, какие документы требуются для отправляющегося во Св. Землю, как и где берется заграничный (паломнический) паспорт, как совершается самое путешествие в Иерусалим и обратно, и 2) «Поездка в Иерусалим»[1] П.П. Свецкого, члена Императорского Православного Палестинского Общества, где подробно излагаются сведения, необходимые для русского паломника, едущего в Иерусалим или на Афон, – из этих двух брошюр – в первой г. Горталовым любезно отмечено было карандашом, что заграничный паспорт, взятый у местного губернатора, стоит 10 рублей, а взятый в Одессе у г. градоначальника обходится только в 3 рубля. Итак, ехать в Палестину и другие святые места Востока теперь, по-видимому, мне уже ничто не мешало, – оставалось только испросить благословения своего любвеобильного Владыки на предпринимаемое путешествие, так как благословение это имело для меня весьма важное значение: благословит Владыка, думал я, стало быть и Господь благословляет, а не благословит, стало быть и воли Божией нет на это мое путешествие, хотя бы и все внешние обстоятельства вполне благоприятствовали тому. И я отправился ко Владыке. Владыка, по своему обычаю, приветливо встретил меня и внимательно выслушал. Он сам в бытность законоучителем гимназии совершил паломничество во Святую Землю, а потому на опыте, так сказать, знал, что это за путешествие и какое оно имеет важное значение для лица духовного. Великую пользу от предпринимаемого паломничества Владыка предвидел и для меня, а потому, расспросив о денежных средствах и времени отъезда и призвав Божие благословение на осуществление моего благого намерения, он проникновенно сказал: «это путешествие будет иметь на вас самое благотворное влияние». Затем, отпуская от себя, любвеобильный владыка просил перед отъездом снова зайти к нему проститься и получить некоторые советы и указания, которые могли мне очень пригодиться во время продолжительного и нелегкого путешествия; в то же время он обещал написать в Петербург к одному из главных членов Палестинского Общества, прося его дать мне нужные и полезные сведения. Радостный и довольный, оставил я Владыку, мысленно благодаря Господа Бога, видимо благословлявшего меня осуществить заветную мысль, и Владыку за его сочувствие и отеческую заботливость обставить самое путешествие мое возможным спокойствием и удобствами. Радостно стал собираться я в дорогу, рассчитывая числа 18 мая выехать из Петрозаводска в Петербург взять паломническую книжку, 22 на несколько часов заехать на родину к матери и 27 быть в Одессе, чтобы затем 30 начать путешествие вместе с г. Горталовым. Радостное настроение, однако, продолжалось недолго. Прежде всего, меня немного неприятно поразило следующее новое известие газеты «Свет» относительно экскурсии казанских гимназистов. «В экскурсии, – писалось там, – выразило желание принять участие 20 учеников и 15 человек посторонних, в том числе доктор медицины, приват-доцент Московского университета В.К. Недзвецкий, один земский врач (Симбирской губернии), фельдшер, учитель (из Петербургской губернии) и др.!» Вот это-то участие в экскурсии гимназистов пятнадцати посторонних лиц, врачей, фельдшера и под., которых, как мне казалось, скорее, влекла одна любознательность, чем религиозная потребность, и не нравилось мне: их сообщество, при известном настроении, могло внести не совсем желательные явления в мое собственное паломничество, могло доставлять внутреннюю скорбь там, где ее вовсе не могло бы быть при другом сообществе. Затем стали появляться известия о чуме в Александрии. Правда, телеграф сообщал, что было преемственно только четыре заболевания и что заболевания эти не эпидемического характера, но все-таки известия о чуме не могли не беспокоить меня. Во-первых, могла не состояться экскурсия гимназистов, так как начальство гимназическое, всегда чутко относящееся к насущным интересам и потребностям своих питомцев, могло совсем отменить предпринимаемую ими заграничную поездку ввиду неблагополучных слухов из Александрии, и, второе, главное – усилься чума, и самое путешествие в Палестину будет сопряжено с неприятностями карантина и душевной тучей. Наконец, душевная скорбь шла иногда с той стороны, откуда менее всего можно было ожидать. Приходилось слышать иногда по своему адресу такие речи со стороны: «Зачем это он так много хочет тратить на себя (около 300 руб.)? Отослал бы дорожные деньги матери или родным; это лучше было бы поездки». Не правду ли говорят люди? – думалось мне тогда, – не последовать ли совету их?» – Но полученное вскоре письмо от матери, которой я писал о своей поездке, разрешило это недоумение. Мать извещала, что она очень рада, что я собрался ехать во Св. Землю, благословляет и только просит, ввиду ее старости и дальности путешествия, заехать проститься. «Не меньше радуются моей поездке и родные», – подумал я, прочитав письмо матери и перестал думать о слышанных мной речах. Очень скоро перестали смущать меня и известия о чумных заболеваниях в Александрии, так как я узнал, что Палестинское Общество немедленно прекращает выдачу паломнических книжек, как скоро появляется чумная или холерная эпидемия на Востоке, будет ли то в Александрии или в другом каком месте, и самое паломничество тогда во Св. Землю прекращается. – Я писал г. Горталову, что еду вместе с ним и к 30 буду в Одессе, в полной надежде, что если экскурсия гимназистов не состоится (будет отменена), то он не замедлит известить меня, а сам продолжал деятельно собираться в дорогу: побывал у людей, путешествовавших в Палестину, а такие есть в г. Петрозаводске, достал нужную сумму денег и притом такую, чтобы от Одессы до Яффы можно было совершить переезд на пароходе во 2-м классе без продовольствия (без продовольствия потому, что плата за продовольствие показалась мне слишком велика – не менее 2 руб. 40 коп. в сутки, а я надеялся продовольствоваться дешевле)[2], и выправил нужные документы: а) вид на жительство в России или увольнительный билет от своего непосредственного начальства и б) свидетельство местной полиции о беспрепятственности выезда за границу, которое выдал мне наш г. полицмейстер (оба эти документа, по словам «Наставления православному русскому паломнику», крайне необходимы для каждого, отправляющегося во Святую Землю или на Афон, так как без них трудно и даже невозможно получить в Одессе заграничного паломнического паспорта). Правда, мне как духовному лицу, хотя и состоящему на духовно-училищной службе, необходимо было иметь еще увольнительное свидетельство за границу и от своего епархиального начальства (об этом как следует узнал я после); но так как «Наставление паломнику» совсем не упоминало о том, то я и не стал беспокоить епархиальное начальство просьбой о выдаче подобного свидетельства, тем более, что перед отъездом имел получить от Владыки особый документ на право беспрепятственного совершения священнослужения в св. местах, а в этом документе обычно прописывается, что известное духовное лицо своим епархиальным Владыкою уволено за границу на известный срок[3].