Происхождение христианства из гностицизма - Артур Древс

эманирует) из выс­шего бога, непостижимого и не обнаруживающего себя в откровении. Гностицизм является результатом соедине­ния восточных верований с иудейской религией, христиан­ством и платоновской философией. В первом веке его за­родыши можно проследить у Симона Мага, затем у Ме­нандра, Самаритянина, Керинфа, Досифея и Филона Иудея. Во втором и третьем веке гностицизм развивали Маркион, Кердон и ряд других. Против гностицизма вели борьбу отцы церкви и философии, например, Плотин».

Эту краткую теорию гностицизма можно считать клас­сической, и против нее с полным основанием решительно восстает Древс.

Прежде всего совершенно неверно, будто гностицизм является ересью и возник после того, как христианство уже определило свое учение. Неверно также, будто церковь с самого начала боролась с гностицизмом. Нельзя считать правильным мнение, что гностицизм ведет свое начало от Симона Мага. Наконец, неудачна попытка свести гностиче­ские взгляды к учению о трех сущностях — материи, деми­урге и спасителе. В гностицизме есть множество оттенков и течений, начиная от идеалистической философии, близкой к учению Платона о реальности идей в потустороннем мире, и кончая сумасшедшим мистицизмом и такой же сумасшед­шей магической практикой.

Существование гностицизма и тесная связь его с хри­стианством, заимствовавшим из него основы своего учения, является доказательством того факта, что христианство не только не противостояло внутреннему разложению рим­ского общества, но, наоборот, само было продуктом и фак­тором умственного гниения, распада и разложения, тогда как греко-римская культура в состоянии была порождать такие здоровые явления, как мощно развитую эпикурейскую школу.

Было бы совершенно неправильно изображать первые века христианства как время неограниченного господства новой религии и быстрого вымирания разложившегося язы­чества. Правильно понятая историческая перспектива по­казывает, что до VI века происходила упорная борьба. Христианство победило не глубиной и широтой идейного охвата своим учением народных масс, а мерами репрессии против враждебных ему философских школ.

В своем развитии христианство примыкает не к тому, что было в древнем мире более здорового, прогрессивного, научного, а к самым уродливым и нелепым формам идеоло­гических извращений. Гностические учения состоят из со­вершенно невообразимой чепухи. Не даром «абракадабра» гностиков и теперь является символом не поддающейся объяснению нелепости.

А. Древс вполне прав, когда утверждает, что основное участие в выработке образа Иисуса приняли две группы ду­ховенства — более ранняя, примыкавшая к гностикам, и бо­лее поздняя, стоявшая во главе государственной церкви и принимавшая Иисуса как богочеловека, а не как чистый дух. Поэтому в ранней христианской литературе необходимо искать отражения этой борьбы в виде смешения гностиче­ского и церковного Иисуса.

Попытка А. Древса открыть в евангелиях, особенно в так называемом четвертом, следы гностической философской традиции, к которой примыкает раннее христианство, чрез­вычайно интересна. Если гностицизм предшествовал хри­стианству, а евангелие от Иоанна проникнуто наиболее от­четливым влиянием гностицизма, то, следовательно, это еван­гелие или его древнейшая редакция является самым ранним памятником христианской идеологии.

Гностицизм по самому своему характеру менее всего стремился стать достоянием масс. Он считал религиозное знание привилегией узкого круга избранных, аристокра­тов духа и, во всяком случае, аристократов по своему обще­ственному положению. Это была идеология верхушек об­щества, живущих искусственными интересами идеалистиче­ской философии и совершенно чуждых запросам широких масс.

Иисус Христос Иоаннова евангелия витает в высших сферах. Он никогда не спускается до уровня рабов или про­летариев. Он существует для избранных.

Отсюда Древс не делает никаких выводов. Он не пы­тается выяснить классовый состав создателей гностического богословия, из которого развилось христианское бого­словие.

Если в вопрос о происхождении христианства вклады­вать серьезное и глубокое содержание, искать объяснения его экономических корней, то мы после этой книги так же да­леки от решения проблемы, как и раньше. Однако Древс собрал интересные материалы о ранних формах христиан­ского богословия. Он обратил внимание на гностицизм как один из важнейших источников учения об Иисусе, слагав­шегося во втором веке нашей эры. Он еще раз подошел к вопросу об историчности Иисуса и еще раз доказал, что евангелия дают несомненные и убедительные свидетельства в пользу доказательства мифологичное Иисуса. Вместе с тем Древс выяснил характерные черты дохристианского и христианского гностицизма и доказал, что без знакомства с этой идеологией нельзя понять раннего христианства.

В нашей популярной литературе о происхождении христианства гностицизм совершенно не принимается в рас­чет. Массовые книжки и учебники обычно говорят о воз­никновении христианства из иудаизма, о связи культа Иисуса с языческими Христами, о влиянии религии Митры, но гностицизм остается за пределами изучаемых вопросов. Возможно, что в этом в значительной мере виновата работа К. Каутского о «Происхождении христианства», до сих пор пользующаяся некоторым авторитетом среди безбожников. В этой книге гностицизм совершенно игнорируется. Фридрих Энгельс в этом отношении проявил несравненно более глу­бокий и точный анализ, утверждая, что «отцом христианства был, собственно говоря, александрийский еврей Филон» (Некролог Бруно Бауэра, Адоратский-Удальцов, Исторический материализм, 1924, стр. 311).

Фр. Энгельс вполне прав. Филон Александрийский был гностиком.

Еще до возникновения христианства он высказал основ­ные богословские положения, легшие в основу церковных учений. Он признавал существование бога и материи, как двух вечных принципов. Он проповедовал логос или сына божия как воплощение света, в котором бог хранит идеи всего существующего. Все это мы находим у гностиков, все это перешло в христианство и нашло свое отражение в чет­вертом евангелии.

Для понимания и более подробного объяснения мысли, высказанной Фр. Энгельсом мимоходом, почти вскользь, нашим антирелигиозникам необходимо внимательно позна­комиться с издаваемой нами в переводе работой А. Древса, учитывая, однако, что освещение излагаемого материала остается у Древса чисто идеалистическим и неприемлемым для марксиста.

Валентин Рожицын

После возвращения иудеев из вавилонского, плена (536 год до нашей эры) произошли коренные изменения в их мышлении. Под влиянием персидского бого- и миропо­нимания, с которым они ознакомились в Вавилоне и оста­вались в постоянном контакте еще и позже, под гегемонией Персии, их Иегова освободился от своих человеческих — слишком человеческих — черт. Он превратился в свободное от всего земного и плотского чисто духовное существо, которое само представляя собой чистый свет, восседало в лучезарном сиянии и в недосягаемой высоте над всеми созданиями, не допуская никаких непосредственных с собою отношений. Этот бог по мысли иудеев той эпохи имел общение с миром только при посредстве несметного мно­жества ангелов, духов и демонов, спутников и свидетелей его величия. Уходя сам все дальше в свою наднебесную потусторонность, он все больше предоставлял судьбы мира и отдельных личностей тем сверхъестественным силам, ко­торые по представлениям верующих были вестниками, слу­гами и посредниками между небом и землей.

Эллинизм, под влияние которого иудеи