Сэм Харрис - Конец веры. Религия, террор и будущее разума

53

См. D. T. Gilbert et al., «Unbelieving the Unbelievable: Some Problems in the Rejection of False Information», Journal of Personality and Social Psychology 59 (1990): 601-13; D. T. Gilbert, «How Mental Systems Believe», American Psychologist 46, no. 2 (1991): 107—19.

Этим объясняется тот факт, что представления, которые иногда оказываются верными, не формируют наших знаний о мире, даже когда их подтверждают факты. Как уже много лет назад говорил философ Эдмунд Гетье, мы можем верить в истинность какого-то утверждения (скажем, что сейчас ровно 12:31 ночи), у нас могут быть все основания так думать (мои часы сейчас действительно показывают 12:31 ночи) и это утверждение может быть истинным (сейчас действительно 12:31 ночи), но оно не составляет знания о мире (потому что, например, мои часы сломаны и показывают правильное время лишь иногда). Философы могут здесь спорить о тонкостях, но для нас достаточно главного: чтобы наши представления действительно отражали картину мира, они должны находиться в правильной позиции относительно мира.

Похоже, здесь мы снова натыкаемся на вопросы эпистемологии. Каким образом, в конце концов, мы можем реально познавать мир? В зависимости от нашего понимания слов «реально» и «мир» такого рода вопросы могут казаться нам либо бесконечно сложными, либо тривиальными. Для наших целей достаточно их тривиального понимания. Какова бы ни была природа реальности, миру нашего опыта, несомненно, присущ определенный порядок. Этот порядок проявляется по-разному, и иногда в форме устойчивых причинно-следственных связей между событиями. Между простой корреляцией и причинно-следственной связью есть большая разница. И это, по знаменитому замечанию шотландского философа Давида Юма, удивительная загадка, поскольку в мире мы сталкиваемся не с причинами, но только с устойчивой корреляцией. Почему мы в одном случае считаем явление причиной чего-то, а в других так не делаем? Это все еще предмет споров. (См. М. Wu and P. W. Cheng, «Why Causation Need Not Follow from Statistical Association: Boundary Conditions for the Evaluation of Generative and Preventative Causal Powers», Psychological Science 10 [1999]: 92–97.) Тем не менее, как только у нас сформировались представления о мире, они направляют наши действия, и в этом нет никакой тайны. И при этом некоторые закономерности (в которых мы находим причинно-следственные связи), которые мы кладем в основу действий, нам прекрасно служат, а другие закономерности (просто корреляции, эпифеномены) служат нам дурно. Когда мы этому удивляемся, мы просто совершаем пересмотр списка тех явлений, которые могут быть причиной других, и формируем новые представления. Нам не надо мучиться вопросами Юма, чтобы понять: если ты хочешь согреться, нужно держаться поближе к огню, а не к дыму; нам не нужно знать все возможные критерии для поиска причин, чтобы оценить логические и практические последствия веры в то, что А есть причина В, а С таковой не является. Как только мы приняли некое представление (неважно, насколько разумное), наши слова и поступки начинают выдвигать требование устранять все противоречия по мере нашего столкновения с ними.

См. Н. Benson, with М. Stark, Timeless Heating: The Power and Biology of Belief {New York: Scribner, 1996).

Туринская плащаница — это, возможно, наиболее почитаемая реликвия христианского мира, потому что христиане думают, что именно в нее завернули тело Иисуса в момент его погребения. В 1988 году Ватикан позволил провести углеродный анализ возраста ткани трем независимым лабораториям (Оксфорда, Университета Аризоны и Федерального технического института в Цюрихе) для изучения слепым методом, которое координировал Британский музей. Все три лаборатории пришли к выводу, что плащаница — средневековая подделка, созданная между 1260 и 1390 годами.

О. Friedrich, The End of the World: A History (New York: Coward, McCann & Geoghegan, 1982), 122—24,

Цитата взята из: The Profession of Faith of the Roman Catholic Church.

Это представление косвенно влияет на нашу нервную систему и поведение и, несомненно, сохраняется на генетическом уровне. Следует отметить, что и животные не прыгают вниз с утесов.

К. Popper, The Logic of Scientific Discovery (1959; reprint, London: Routledge, 1972), and Objective Knowledge (1972; reprint, Oxford: Clarendon Press, 1995).

T. Kuhn, The Structure of Scientific Revolutions (1962; reprint, Chicago: Univ. of Chicago Press, 1970).

Как Поппер, так и Кун говорят интересные и ценные вещи о философии науки и о проблемах научного познания, но благодаря их трудам у людей (особенно у тех, кто эти труды не читал) появилось насмешливое отношение к науке. Однако, несмотря на все действительно трудные проблемы эпистемологии, которые нужно ставить, существуют степени разумности, о которых имеет представление любой человек в здравом уме. Не все знания равноценны по надежности своих оснований.

В. Russell, Why 1 Am Not a Christian, ed. P. Edwards (New York: Simon and Schuster 1957), 35.

J. Glover, Humanity: A Moral History of the Twentieth Century (New Haven: Yale Univ. Press, 1999) говорит о том же. См. также А N. Yakovlev, A Century of Violence in Soviet Russia (New Haven: Yale Univ. Press, 2002).

Что же касается squassation, это делается следующим образом. Руки заключенного связывают за спиной, к ногам его привязывают груз, а затем его высоко поднимают, так что его голова касается ворота. После того, как он повисит так какое-то время, благодаря тяжести груза, привязанного к ногам, все его суставы и конечности медленно растягиваются. Затем веревку внезапно отпускают, так что он падает вниз, но не касается земли, и благодаря такой встряске его руки и ноги выходят из суставов, а он испытывает самую острую боль; сотрясение, когда он падает и резко останавливается, не касаясь земли, и груз, привязанный к ногам, растягивают его тело сильнее и причиняют большие муки. John Marchant, цитируется по J. Swain, The Pleasures of the Torture Chamber (New York: Dorset Press, 1931), 169.

Ibid., 174-75, 178.

Cм. Swain, Pleasures; O. Friedrich, The End of the World: A History (New York: Coward, McCann & Geoghegan, 1982); L. George, Crimes of Perception: An Encyclopedia of Heresies and Heretics (New York: Paragon House, 1995).

Новый Завет иногда прямо упоминает о ересях и пронизан естественной нетерпимостью к отклонению в вопросах веры. См. 1 Кор 11:19, Гал 5:20, 2 Петр 2:1, Рим 16:17, 1 Кор 1:10; 3:3; 14:33, Флп 4:2, Иуд 19.

Нам достаточно вспомнить о том, что случилось с Уильямом Тиндейлом в 1536 году, после того как он издал свой перевод Нового Завета на английский. Затем, думая, что ему ничего не угрожает, он отправился в Антверпен. Но он не осознавал всей серьезности содеянного им преступления и упорства своего суверена [Генриха VIII, отличавшегося своим благочестием]. Британские агенты не переставали его искать. По желанию Генриха он был заключен в темницу замка в Вильфорде, неподалеку от Брюсселя, где его судили и признали виновным в ереси, после чего повесили. Его тело сожгли на глазах у публики в знак предостережения для тех, кого искушает мысль последовать подобному безумию. См. W. Manchester, A World Lit Only by Fire: The Medieval Mind and the Renaissance (Boston: Little, Brown, 1992), 204.

Тем не менее Библия требовала, чтобы обвинение в «служении иным богам» подтвердили как минимум двое свидетелей, которые должны первыми бросить камни в преступника (Втор 17:6–7). Инквизиторы отказались от этого правила ради более эффективной работы своей машины.

Мф 5:18.

Friedrich, End of the World, 70.

Надо заметить, что и францисканцы не остались здесь в стороне. Вот что об этом писал Расселл (В. Russell, A History of Western Philosophy, New York: Simon and Schuster, 1945, 450): Если бы сатана существовал, история ордена, основанного святым Франциском, принесла бы ему глубокое удовлетворение. Непосредственный преемник Франциска брат Илия купался в роскоши и совершенно оставил традицию бедности. Главным делом, за которое взялись францисканцы в первые же годы после смерти своего основателя, была вербовка бойцов для тяжелой и кровавой войны между гвельфами и гибеллинами. Инквизицией, появившейся через семь лет после смерти Франциска, в некоторых странах руководили францисканцы. Горстка францисканцев, которых называли «спиритуалами», осталась верна своему основателю, многие из них погибли от рук инквизиции по обвинению в ереси. Эти люди говорили, что у Христа и апостолов не было собственности или даже запасов одежды; в 1323 году папа Иоанн III признал это мнение еретическим. Таким образом, святой Франциск оказался создателем очередного богатого и продажного ордена, усилил позицию иерархии и способствовал преследованию тех, кто стремился к нравственному совершенству или свободомыслию. Если учитывать его собственный характер и его цели, трудно представить себе более печальный исход.