Карл Каутский - Происхождение христианства

Вполне понятно поэтому, что немыслимо сохранить беспристрастие по отношению к прошлому, когда в той или иной степени заинтересован в происходящей на твоих глазах борьбе общественных сил, когда в событиях настоящего видишь только повторение конфликтов и борьбы, имевших место в прошедшем. Последние превращаются теперь в прецеденты, которые служат для оправдания или осуждения явлений настоящего, и от понимания прошлого зависит теперь понимание настоящего. Может ли тот, кому дорого его дело, оставаться беспристрастным? Чем больше привязан он к своему делу, тем более важными будут казаться ему в прошлом те факты — и он их выделит как наиболее существенные, — которые, по-видимому, подтверждают его собственную точку зрения, тогда как факты, свидетельствующие о противоположном, он будет отодвигать на задний план как несущественные. Исследователь становится в этом случае моралистом или адвокатом, который восхваляет или клеймит определенные явления прошлого только потому, что в настоящее время он является защитником или врагом аналогичных явлений или учреждений — церкви, монархии, демократии и т. д.

Совершенно иначе обстоит дело, когда на основе экономического понимания действительности мы приходим к заключению, что в истории ничего не повторяется, что экономические отношения прошлого безвозвратно миновали, что старые конфликты и противоречия классов существенно отличаются от современных, что поэтому современные учреждения и идеи, при всем их внешнем сходстве с учреждениями и идеями прошлого, имеют совершенно другое содержание. Тогда нетрудно понять, что каждое время можно мерить только присущей ему мерой, что стремления настоящего должны обосновываться условиями настоящего же, что успехи или неудачи в прошлом говорят в этом случае очень мало, что простая ссылка на прошлое в оправдание требований настоящего может только привести к заблуждениям и ошибкам. Это не раз испытали на себе в прошлом столетии демократы и пролетарии во Франции, когда они больше опирались на уроки французской революции, чем на понимание существующих отношений классов.

Кто стоит на точке зрения материалистического понимания истории, тот может смотреть на прошлое вполне беспристрастно, даже в том случае, если он принимает самое живое участие в практической борьбе настоящего. В этом случае практика не только не мешает ему, но даже помогает лучше видеть многие явления прошлого.

Так и я приступил к исследованию корней раннего христианства, не имея намерения ни прославлять его, ни развенчать, а стараясь только понять его. Я знал, что, к каким бы результатам я ни пришел, дело, за которое я борюсь, не может пострадать от этого. В каком бы виде я ни представлял себе пролетариев времен Римской империи, каковы бы ни были их стремления и практические результаты их деятельности, они все-таки в корне отличаются от современных пролетариев, которые борются и действуют в совершенно других условиях и совершенно другими средствами. Каковы бы ни были силы и успехи, недостатки и поражения античных пролетариев — все это еще ничего не говорит ни за, ни против современного пролетариата и его стремлений.

Но если это так, то имеют ли занятия историей какое-нибудь практическое значение? С обычной точки зрения история для нас служит в море политической деятельности тем же, чем морская карта для моряка. Она должна указывать рифы и мели, где потерпели крушение

прежние мореплаватели, и дать нам возможность миновать их невредимо. Но если фарватер истории беспрерывно меняется, если мели образуются каждый раз в другом месте, если каждый рулевой должен сам себе все вновь отыскивать дорогу, исследуя каждый раз фарватер, если указания старой карты приводят только к ошибкам, то стоит ли тогда изучать историю? Не превращается ли она тогда в предмет антикварской любознательности?

Но такой взгляд представляет противоположную крайность. Это значило бы, как говорится, выплескивать вместе с водой и ребенка.

Если пользоваться тем же самым сравнением, то история, как постоянная морская карта, конечно, не пригодна для кормчего политического корабля. Но это еще не значит, что она вообще для него бесполезна. Он должен только употреблять ее совершенно иначе. Он должен пользоваться ею как лотом, как средством для измерения фарватера, в котором он находится. Единственный способ, каким можно понять явление, — это узнать, как оно образовалось. Я не могу понять современное общество, если я не знаю, как оно возникло, как развились отдельные явления его — капитализм, феодализм, христианство, иудейство и т. д.

Если я хочу себе выяснить общественное положение, задачи и будущее класса, к которому я принадлежу или к которому я примкнул, то я должен уяснить себе существующий общественный организм, понять все его основные черты, а это невозможно, если я не исследовал процесса его развития. Кто не имеет понятия о ходе развития общества, тот не может быть сознательным и дальновидным борцом своего класса, тот всегда остается в зависимости от впечатлений ближайшей среды и момента. Ему всегда грозит опасность попасть в фарватер, который, по-видимому, ведет вперед, в действительности же кончается среди скал, откуда нет никакого выхода.

Правда, в истории бывали примеры успешной классовой борьбы, хотя участники ее не имели ясного понятия о сущности того общества, в котором они жили.

Но в современном обществе условия такого рода успешной борьбы все больше исчезают, точно так же как в этом обществе становится все труднее руководиться при выборе вкусовых и пищевых средств только инстинктом и обычаем. В примитивных, естественных условиях такое руководство в некоторой степени было достаточно. Чем сложнее и искусственнее становятся вследствие прогресса

техники и естественных наук условия жизни, чем больше удаляются они от природы, тем необходимее становится естественнонаучное образование, чтобы в огромном множестве предлагаемых искусственных продуктов отыскать наиболее пригодные для человеческого организма. Пока люди пили только воду, один уже инстинкт заставлял их искать хорошую ключевую воду. Но этот инстинкт оказывается совершенно ненадежным руководством по отношению к искусственным напиткам. Научное познание становится в этом случае необходимостью.

Точно так же обстоит дело в области политики, общественной деятельности вообще. В среде часто очень маленьких обществ прошлых веков с их простыми ясными отношениями, не изменявшимися в течение целых столетий, отдельный человек, желавший определить свое место в обществе и свои задачи, мог еще довольствоваться обычаем и «здравым человеческим смыслом», т. е. пониманием, приобретенным путем личного опыта. Но в обществе, рынком для которого служит весь земной шар, которое находится в процессе постоянного изменения, ж обществе, в котором рабочие организуются в миллионными армии, а капиталисты сосредоточивают в своих руках миллиардные капиталы, — в таком обществе класс, только еще пробивающийся вперед, класс, который не хочет ограничиться сохранением существующего, а стремится к полному обновлению всего общества?; не может вести свою, классовую борьбу целесообразно и успешно, если он опирается только на здравый человеческий смысл и повседневную мелкую работу практиков. При этих условиях cкoрее возникает настоятельная необходимость для каждого борца расширять свой умственный горизонт путем научного познания, необходимость все больше углублять свое знание исторического развития и современного состояния нашего общества не для того, чтобы отказаться от мелкой работы или даже отодвинуть ее на задний план, а для того, чтобы поставить ее в сознательную связь с общественным процессом во всей его совокупности. И это становится тем более необходимо, чем сильнее то самое общество, которое все больше охватывает весь земной шар, развивает все дальше разделение труда, чем больше оно ограничивает каждого человека одной специальностью, одной детальной функцией и делает его все менее самостоятельным и способным понимать процесс общественного развития в его целом, процесс, принимающий все более исполинские размеры.

Поэтому каждый, кто поставил себе задачей своей жизни способствовать развитию пролетариата, должен бороться с этой тенденцией духовного опустошения и ограниченности, должен возбуждать интерес пролетариата к широким перспективам, к высоким идеалам, к великим целям.

И вряд ли еще что-нибудь может так способствовать возбуждению этого интереса, как занятие историей, как понимание хода развития общества в течение крупных исторических периодов, в особенности когда это развитие охватывало могучие социальные движения, которые и теперь еще продолжают действовать в современных общественных силах.

Чтобы развить в пролетариате общественное понимание, самосознание и политическую зрелость, чтобы воспитать в нем привычку к философскому мышлению, необходимо изучение исторического процесса с точки зрения материалистического понимания истории. Таким образом, исследование прошлого вместо того, чтобы быть простым антикварским увлечением, послужит орудием в борьбе настоящего и ускорит достижение лучшего будущего.