Моисей Рижский - Библейские пророки и библейские пророчества

Все, казалось древним читателям книги Откровения, христианам — современникам ее автора, подтверждает истинность пророчества о близком наступлении второго пришествия Христа и дня страшного суда, когда им стократ воздастся за их страдания, за верность Христу, а их гонители будут обречены на самые страшные вечные муки в озере горящей серы. И кто знает, сколько христиан в эти годы шли на мученическую смерть с радостной надеждой на скорое воскресение. Книга Откровения, несомненно, сыграла немалую роль в судьбе новой религии.

Время создания Откровения Иоанна может быть определено достаточно точно. Автор говорит о шести римских императорах, из которых в момент написания книги правил шестой по счету, т. е. Гальба. Как уже было сказано, Гальба, пришедший к власти вскоре после смерти Нерона, 9 июня 68 г., удержался на престоле меньше года: 15 января 69 г. он был убит взбунтовавшейся преторианской гвардией, после чего императором на короткое время стал Отон (покончил жизнь самоубийством 16 апреля 69 г.). Значит, книга писалась в основном именно в эти месяцы.

Но кто был ее автором? Кто такой Иоанн?

Автор сам назвал себя: «Я, Иоанн, брат ваш и соучастник в скорби и в царствии и в терпении Иисуса Христа, был на острове, называемом Патмос, за слово божие и за свидетельство Иисуса Христа». Церковь понимает это в том смысле, что автором был апостол Иоанн, любимейший ученик Иисуса, написавший четвертое евангелие и три вошедшие в канон Нового завета послания Иоанна.

Однако еще в древности христианский автор, ученый-филолог III в. Дионисий Александрийский показал, что все эти сочинения не могли быть написаны одним лицом. Слишком велико различие и в стиле, и в языке, и в идеях. Все они написаны на греческом языке, но язык Откровения не только ближе к позднему, вульгаризованному варианту греческого языка, так называемому «койнэ», но и содержит множество грамматических ошибок и гебраизмов, что существенно отличает его как от языка Евангелия от Иоанна, так и от посланий Иоанна, написанных несравненно более литературным и чистым греческим языком.

Из множества попыток решить проблему авторства Апокалипсиса заслуживает внимания следующая. Автор, именующий себя Иоанном, был, несомненно, крупным авторитетом для ранних христиан. Достаточно вчитаться в первые четыре главы книги, где он обращается к ряду христианских общин Малой Азии, дает оценку их верности учению Христа, одних хвалит, других порицает за то, что они проявили слабость, соблазнились учениями появившихся среди них «лжепророков», называет некоторых «лжепророков» по именам. Он настолько хорошо знаком с тайной жизнью этих общин и обращается к ним с такой авторитетностью и силой, что есть все основания видеть в нем того Иоанна, который был одним из апостолов.

Но есть и другие причины, побуждающие видеть в авторе Апокалипсиса апостола Иоанна. Дело в том, что Иоанн, по данным раннехристианских авторов, был сильнее всех апостолов связан со старой верой, иудаизмом. В отличие, например, от Павла, «апостола язычников», как его называли, выступавшего против таких важных обрядов иудаизма, как соблюдение субботы и обрезание, объявившего, что для бога нет разницы между эллином, иудеем, скифом, Иоанн принадлежал скорее к тем, которых называли иудеохристианами и которые сами себя считали не только иудеями, но даже более иудеями, чем подлинные иудеи. Автор Откровения именно последних имел в виду, приписав самому богу сочувственные слова в адрес смирнской христианской общины: она терпит злословие от тех, «которые говорят о себе, что они иудеи, а они не таковы, но сборище сатанинское» (2:9).

Воззрения автора Апокалипсиса отразили самый ранний этап в истории христианства, когда оно, как писал Энгельс, «еще не осознавшее само себя, как небо от земли отличалось от позднейшей, зафиксированной в догматах мировой религии Никейского собора…»[80]. К этому времени христианство еще не развило основных догм: никакого следа догмата троичности бога, напротив, везде фигурирует единый бог, господь-вседержитель, т. е. все тот же иудейский Яхве. И на последнем страшном суде восседает на престоле сам этот бог, а не Христос, как изображали позднейшие произведения христианской литературы. Христос выступает как личность рангом пониже; он был как агнец «заклан» в жертву за грехи мира.

Автор книги Откровения, замечает Ф. Энгельс, совсем, видимо, не сознавал, «что он — представитель совершенно новой фазы развития религии, фазы, которой предстояло стать одним из революционнейших элементов в духовной истории человечества»[81]. В другом месте Энгельс пишет о христианстве как о крупном революционном движении, созданном массами[82].

В чем усматривал Энгельс революционный характер раннего христианства?

Образование на рубеже новой эры Римской империи было крупным общественным переворотом для многочисленных племен и народов, входивших в ее состав, и привело к консолидации сил господствующих классов против рабов и угнетенных, против завоеванных Римом народов. В этих условиях всякое сопротивление Римской мировой державе было безнадежным. Выход же для «труждающихся и обремененных» при тогдашнем положении вещей мог быть только в религии. И христианство его открыло. Это был выход иллюзорный — в «царство божье». Но примем во внимание, что царство божье завоевывается ожесточенной борьбой с силами зла; пусть эту борьбу ведут сверхъестественные силы. И царство божье мыслилось в фантастическом городе Иерусалиме, фантастическом, но расположенном не в небе, а на земле, спущенном на землю. И жить в нем должны были отнюдь не бесплотные души, а воскресшие телесно, те, которые заслужат это своей стойкостью и верностью вере. И произойдет это не в неопределенно далеком будущем. Иоанн в самом начале характеризует свою книгу как откровение о том, «чему надлежит быть скоро… ибо время близко!» Сам Христос заверяет: «Гряду скоро…» (Откр. 22:7). В Апокалипсисе нет еще ни слова о религии любви — «любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас…» Здесь, пишет Энгельс, «проповедуется месть, неприкрытая месть, здоровая, честная месть гонителям христиан»[83]. Здесь нет и мысли о возможности примирения с Римом и императорской властью. Вся книга окрашена ненавистью к Риму, и с каким злорадством описывает автор его воображаемое падение!

Конечно, позднейшее христианство отошло от идей Откровения. В IV в. оно не только примирилось с Римом и императорской властью, но, более того, стало его опорой. Не случайно некоторые христианские богословы требовали исключения из канона этой мятежной книги, предлагая не считать ее «богодухновенной». Сделать это христианская церковь все же не решилась, и, наверное, главную роль при этом сыграло имя автора.

Автор Откровения, назвавший свое имя — Иоанн, даже указал точные сроки, когда произойдет все, открытое ему: через 1260 дней, 42 месяца (12:6; 13:5).

Пророчества Иоанна, содержащиеся в Откровении, не сбылись. Не состоялись ни конец света, ни воскресение мертвых, не сменились на новые небо и земля.

В статье «К истории первоначального христианства» Ф. Энгельс писал об Откровении Иоанна: «Апокалипсические видения, которые… раскрывает перед нами автор, сплошь заимствованы, и большей частью буквально, из более ранних образцов… Критика детальнейшим образом установила, откуда заимствовал наш Иоанн каждую картину, каждое грозное предзнаменование, каждое бедствие, ниспосланное неверующему человечеству, — словом, весь материал своей книги; так что Иоанн… явно показывает, что он даже в воображении не переживал своих мнимых экстазов и видений так, как он их описывает»[84].

Верил ли сам автор Откровения, что все так и произойдет, как он написал в своей книге? Кто знает? Может быть, он и верил, что сочиняет по внушению бога. А может быть, сознавая, что обманывает, был убежден, что это необходимо ради спасения веры христовой, и это оправдывало его в собственных глазах. Во всяком случае он рассчитывал на то, что ему поверят те, к кому он обращался, его современники и единоверцы — христиане I в.

Книга была написана «на злобу дня», и древнему ее автору, наверное, и в голову не могло прийти, что пройдут многие века, сменится множество поколений, а в его Откровении люди все еще будут искать и «находить» указания на близкое «светопреставление», второе пришествие Христа, «страшный суд» и наступление «царства божия».

Мы рассмотрели ряд литературных произведений, вошедших в канон Библии, и в том числе почти все пророческие книги, и оказалось, что в некоторых из них достаточно отчетливо вырисовываются личности их авторов. Что же представляло собой это своеобразное историческое явление — пророки Древнего Израиля? В научной литературе иногда применяют выражение «пророческое движение», однако, если понимать под «движением» (общественным) то, что под этим обычно понимается, — деятельность какой-то общности людей, объединенных общими интересами и целями, то к древнееврейским пророкам это определение может быть отнесено только с рядом оговорок. Потому что, судя по тем же пророческим книгам, авторы их в своей общественной деятельности преследовали отнюдь не одинаковые цели. Нет серьезных оснований, например, видеть во всех пророках «народных проповедников», выразителей интересов и чаяний угнетенных народных низов Древнего Израиля, хотя, наверное, и такие были среди пророков. Но если в гневных обвинениях «пророка из пастухов» Амоса в адрес израильских богачей и их жен, «коров башанских», можно действительно ощутить искреннее сострадание к угнетенным, ненависть к их угнетателям и наивную веру в возможность путем угроз от имени Яхве напугать богатых и знатных представителей общественной верхушки, то других пророков явно волновали иные проблемы: Иеремию, например, политическая обстановка в стране, а храмовых пророков Аггея и Захария — запутанные дела послепленного иерусалимского жречества и т. д. Правда, каждый из них вставлял в свои пророчества некоторые высказывания, обличающие зло и пороки современного ему общества, и призывы к добру и правосудию. Но это могло иметь особое объяснение.