Юрий Зудов - Запад и западное христианство на рубеже тысячелетий

Основой для католической концепции семьи служит убежденность в том, что воспитание и брак – две определяющие сферы для личности и для общества; в них особым образом проявляется роль Церкви: сверхъестественный порядок, к которому относится ее деятельность, не дискредитирует естественного порядка, но возвышает и совершенствует его, в результате чего оба института дополняют друг друга и оказывают взаимную помощь. Церковь предупреждает о новых угрозах – занятости женщины на работе, удаленности рабочего места от места жительства и др.

В то же время готовность римского престола к вынужденному компромиссу с господствующим секулярным мнением наилучшим образом прослеживается на примере истории отношения понтификата к проблеме «прав человека». Папа Пий IX высказал резко негативное отношение к их декларированию в посланиях и в энциклике “Adeo nota” от 23 апреля 1791 г. По его мнению, ничто не может быть более безрассудно, чем установление в обществе такого равенства и такой необузданной свободы, которая подавляет разум и низводит человеческое существование до животного уровня: «Декларация прав человека могла сохранить христианскую внешность, но в сущности не опиралась на христианство и послужила орудием борьбы с Церковью, вызвав трагический конфликт между ценностями, христианскими по происхождению, и христианами».65

Резкое осуждение либеральных тенденций в политике, оспаривавших приоритет Католической Церкви, провозглашения свободы вероисповедания, фактического религиозного индифферентизма, признания приоритета гражданских свобод, технического и общественного прогресса, содержалось в опубликованном папой Львом XIII перечне наиболее распространенных и опасных заблуждений современности – “Syllabus”.

Системная критика основополагающих либеральных ценностей содержится в энциклике 1888 г. “Libertas praestantissimum”: «Человек в состоянии высказать свое мнение, опираясь на разум, но о подлинной свободе можно говорить только в том случае, если, в определенной степени преодолев невежество и страсти, он захочет следовать голосу разума»; «Совершенно неверно полагать, будто вмешательство Бога ограничивает свободу проявления воли; на самом деле, влияние благодати достигает самых глубин человека, согласуясь при этом с его природными склонностями». Главная обязанность человека – поклонение Богу с благочестием и религиозностью, и предоставление ему возможности отклоняться от этой обязанности энциклика предлагает рассматривать как недопустимое извращение понятия свободы и предпосылку для рабства души в разврате греха.66

Однако постепенно акценты в высказываниях Святого Престола начинали смещаться. Стремление к подлинной демократии, особенно проявившееся после Второй мировой войны, Католическая Церковь оценила положительно, настаивая, однако, на том, что отсутствие христианской составляющей в политических идеологиях исключает их перспективу. Папой Пием XII неоднократно озвучены пожелания Церкви создать человеческое общество, центром которого выступает личность, а основой личности – семья; ее претензию «оставаться в реальном мире, не подвергаясь обмирщению».67

В энциклике “Pacem in Terris” 1963 г. римо-католической пастве предложен подлинный панегирик человеческой личности, наделенной разумом и свободной волей, а главное – искупленной Кровью Христа. Права человека уже не отвергаются безоговорочно и даже признаются происходящими от естественного закона; их ценность обусловлена признанием Бога объективной основой нравственного устройства общества.

Павел VI, считающийся провозвестником «цивилизации любви», уже в 1963 г. использует в своих выступлениях терминологию, которая сама по себе вызывала отторжение его предшественников, во вполне дружелюбном и конструктивном контексте: он говорит о подлинной демократии, благодаря которой достигается гармонизация общества; об индустриализации, которая позволяет каждому развиваться в соответствии с требованиями его свободной и разумной природы; о социализации как о процессе приготовления «общины святых» и достижения земного общего блага.68 В целом положительная оценка индустриализации как процесса, направленного на повышение уровня жизни бедных слоев и предоставляющего беспрецедентные культурные возможности дана и в энциклике 1967 г. “Populorum progressio”.

Иоанн-Павел II использует термин «права человека», уже не оправдывая их восхождением к «естественному закону», а замещая ими «естественный закон»; идея прав человека становится центральным элементом его социального учения; именно их максимально возможное осуществление выступает отныне в качестве форпоста общего блага как давно провозглашенной католичеством цели государства. Антропологическое учение Рима приобретает практическую направленность: основное внимание уделяется теперь не сущности человека, а его проявлениям в конкретных действиях.

В деятельности и учении Иоанна-Павла II апологетика приоритета прав человека достигает апогея. Это выражается в доведенных до максимально возможной идентичности со светским гуманизмом политкорректности и дипломатии, сближающих Римо-Католическую Церковь в ее сегодняшнем положении с международными правозащитными организациями.

С другой стороны, направленность учения славянского папы на антропологизм, точная констатация порабощенности современного индивидуального и общественного духа материалистическим и, главное, потребительским подходом, приводящим к дисбалансу душевных сил человека и к распространенному ощущению несчастья и страха перед будущим, – свидетельствуют о воплощении в этом учении многовековой подлинно гуманной христианской мудрости и искренней печали о существующем положении дел. Угроза возвращения тоталитаризма и автократии, нарастание в обществе потребительских отношений и возникновение новых форм религиозного и идеологического фундаментализма названы Иоанном-Павлом II в энциклике 1991 г. “Centesimus annus”, посвященной столетию “Rerum novarum”, главными угрозами современности, и последовавшее развитие событий показало правоту этого вердикта.69

Согласно Компендиуму социального учения Католической Церкви подлинный источник прав человека – не просто воля людей, государственный порядок, гражданские власти, но сам человек и Бог, его Творец. Личность нельзя рассматривать как абсолютную индивидуальность; равным образом ее нельзя считать элементом системы, за которым признается только функциональная роль. Таким образом, следует заботиться о том, чтобы утверждение примата личности не соотносилось с индивидуалистическим или с растворяющим человека в массе подходом. В то же время справедливое общество можно построить только при уважении к трансцендентному достоинству человеческой личности. Свобода индивида не противоречит его тварной зависимости от Бога. Правильное осуществление личной свободы требует определенных условий экономического, социального, политического и культурного порядка; в целом свобода и человеческое достоинство укрепляются освобождением от несправедливости.70

Безусловно, прагматизм и казуистичность социальной доктрины Католицизма неправильно рассматривать исключительно в негативном аспекте. Подробность проникновения нравственного богословия в самые разнообразные сферы экономической и общественной деятельности, невзирая на ее постоянное усложнение и постоянный же рост в лучшем случае безразличия, а в худшем – агрессии мира по отношению к попыткам такого проникновения, конечно, были призваны способствовать повышению уровня социальной справедливости и облегчению положения страждущих и, с учетом многовекового авторитета и влияния христианства, не могли не повлиять позитивно на политику светских властей и корпораций. Практичность католической методологии также в значительной степени выглядит оправданной.

Нельзя не заметить и того, что для учения понтификов в целом всегда были характерными трезвость и верность базовым идеалам. Весьма часто выступления римских первосвященников возвышались до подлинного и искреннего пафоса: «За рамками идеологий… христианин не сдается ни мечте о бесконечном прогрессе с его инфантильным оптимизмом, ни мифу о бессмысленности всех вещей с его горьким пессимизмом» (Павел VI, “Credo” 1968 г71); «Вам следует защищать человека против него самого, человек рискует стать частью самого себя, сведенной… к одному измерению… Вам следует защищать человека, увлеченного запущенными им в ход колоссальными силами и словно поглощенного гигантским успехом своего труда, человека, захваченного непреодолимым порывом собственных изобретений и оглушенного усиливающимся контрастом между небывалым увеличением доступных ему благ и их распределением, обычно несправедливым, между людьми и народами» (речь 10 июня 1969 г.72).