Кристофер Хитченс - Бог не любовь: Как религия все отравляет

Чтобы увидеть религиозный яд в действии, я мог бы и не путешествовать по экзотическим городам. Еще задолго до 11 сентября 2001 года я чувствовал, что религия начинает новое наступление на гражданское общество. Когда я не выступаю в роли зарубежного корреспондента-любителя, я веду довольно спокойную и размеренную жизнь: пишу книги и эссе, учу своих студентов любить английскую литературу, езжу на приятные конференции, где собираются профессора и писатели, принимаю участие в академических и литературных спорах, о которых назавтра уже никто не помнит. Но даже в мою книжную жизнь прорываются возмутительные оскорбления и угрозы. 14 февраля 1989 года мой друг Салман Рушди был приговорен одновременно к смерти и к пожизненному заключению — за то, что написал роман. Говоря точнее, глава иностранной теократии, иранский Аятолла Хомейни, лично пообещал денежное вознаграждение за убийство писателя и гражданина другого государства. Тем, кто был готов привести в исполнение ряд проплаченных убийств (приговор распространялся на «всех так или иначе вовлеченных в процесс издания» «Сатанинских стихов») посулили не только мзду, но и прямую дорогу в райские кущи. Трудно представить более чудовищное нарушение свободы слова. Аятолла не читал и, скорее всего, не мог прочитать книгу Рушди, и, в любом случае, запретил читать ее всем остальным. При этом ему удалось поднять волну отвратительных демонстраций в Великобритании и по всему миру, во время которых мусульмане жгли роман и вопили о геенне огненной для автора.

Разумеется, причины этого инцидента — леденящего кровь и в то же время гротескного — лежали в «реальном» мире. Аятолла отправил на смерть сотни тысяч молодых иранцев, пытаясь затянуть войну, начатую Саддамом Хусейном, и подать ее как победу своей реакционной идеологии. В конце концов, ему пришлось смириться с реальностью и подписать ту самую резолюцию ООН о прекращении огня, про которую он говорил, что скорее выпьет яду, чем подпишет. Иными словами, ему срочно требовалась «проблема». Группа исламских реакционеров в марионеточном парламенте, организованном режимом апартеида, к тому моменту уже объявила, что Рушди будет убит, если приедет на книжную ярмарку в Южной Африке. Фундаменталисты в Пакистане уже устроили уличное кровопролитие. Хомейни не мог никому позволить обставить его по части религиозного фанатизма.

Стоит пояснить, что пророку Мухаммеду приписывают ряд высказываний, которые плохо совмещаются с исламским вероучением. Толкователи Корана попытались решить квадратуру круга, предположив, что в этих случаях пророк вместо гласа Божьего случайно прислушался к нашептываниям Сатаны. Эта уловка, вполне достойная самых изворотливых схоластов христианского Средневековья, — для писателя настоящий подарок, позволяющий исследовать связь между священными писаниями и литературой. Однако буквалисты не способны понять иронию и всегда видят в ней угрозу. Кроме того, Рушди вырос в мусульманской семье и знал Коран, т. е., по сути, являлся отступником. «Отступничество» же, согласно Корану, карается смертью. Ни у кого нет права менять религию, и все религиозные государства неизменно предусматривают суровые наказания для тех, кто забывает об этом.

Религиозные зондеркоманды под опекой иранских посольств совершили несколько покушений на Рушди. Итальянский и японский переводчики его книги подверглись нападению; одного из них зверски изуродовали перед смертью. Судя по всему, в одном случае убийцы воображали, что переводчик знает местонахождение самого автора. Кто-то может наивно подумать, что террор, бесстыдно спонсируемый государством и направленный против одинокого и безобидного человека, посвятившего жизнь литературе, вызовет всеобщее осуждение. Но этого не случилось. В своих взвешенных заявлениях и Ватикан, и епископ Кентерберийский, и верховный сефардический раввин Израиля выразили дружное сочувствие... аятолле Хомейни. Их примеру последовал католический кардинал Нью-Йорка и множество менее заметных религиозных деятелей. Как правило, они выдавливали из себя несколько слов сожаления по поводу насилия, но тут же отмечали, что главная проблема не в наемных убийцах, а в богохульстве «Сатанинских стихов». Ряд общественных деятелей, не принимавших святых обетов, в частности, писатель-марксист Джон Бергер, историк-консерватор Хью Тревор-Роупер и классик шпионского романа Джон Ле Карре, также заявили, что Рушди напрашивался на неприятности, «оскорбляя» одну из великих монотеистических религий. Они не нашли ничего фантастического в том, что британская полиция вынуждена защищать рожденного в Индии экс-мусульманина от целенаправленной кампании по его истреблению во имя Аллаха.

Сюрреализм этой ситуации ненадолго проник даже в мою тихую гавань. В 1993 году, на День благодарения, Салман Рушди приехал в Вашингтон, чтобы встретиться с президентом Клинтоном, и на пару ночей остановился в моей квартире. Чтобы это произошло, понадобились умопомрачительные меры безопасности, а по окончании визита меня пригласили в Госдепартамент. Там высокопоставленный чиновник сообщил мне, что перехвачены правдоподобные «разговоры» о намерениях отомстить мне и моей семье. Он посоветовал сменить адрес и номер телефона, но я так и не понял, каким образом это поможет избежать возмездия. Тем не менее этот совет напомнил мне о том, что я уже знал. Я не могу сказать: «Дорогие шииты, пожалуйста, размышляйте о своем сокрытом имаме, а я буду размышлять о Томасе Пейне и Джордже Оруэлле, и нам всем хватит места в этом мире». Истинно верующий не успокоится, пока весь мир не преклонит колени перед его верой. Неужели не очевидно, скажут вам правоверные, что религия превыше всего, а те, кто не признает ее власти, не имеют права на существование?

Так вышло, что несколько лет спустя внимание мира на эту простую истину обратили те, кто убивал шиитов. Режим талибов был настолько одиозен, что в 1999 году, когда они уничтожали шиитов-хазарейцев, даже Иран рассматривал возможность вторжения в Афганистан. В приступе чудовищного варварства талибы методично обстреливали и в конце концов разрушили один из величайших памятников человеческой культуры: две гигантские статуи Будды в Бамианской долине, величественные образцы сплава эллинистического стиля и других отголосков афганского прошлого. Однако, несмотря на явно доисламское происхождение, статуи одним своим присутствием оскорбляли талибов и визитеров из Аль-Каиды. Щебенка, оставшаяся от бамианских будд, предвосхитила уничтожение двух других строений-близнецов (а также почти трех тысяч человек) в центре Манхэттена осенью 2001 года.

У каждого есть история про одиннадцатое сентября. О своей скажу лишь, что среди тех, чей самолет обрушили на Пентагон, была одна моя знакомая. Она успела позвонить мужу и описать внешность и действия своих убийц (и узнать от него, что это не обычный угон самолета, и что ее ждет смерть). С крыши моего дома в Вашингтоне я видел дым, поднимавшийся на той стороне реки. С тех пор я не могу пройти мимо Капитолия или Белого дома, не вспомнив о том, что могло бы случиться, если бы не храбрость и находчивость пассажиров четвертого самолета, сумевших оборвать полет над Пенсильванией, за двадцать минут до цели.

Что ж, позднее написал я Деннису Прагеру, вот вам и ответ на ваш вопрос. Девятнадцать террористов-самоубийц, вне всякого сомнения, были самыми истовыми верующими среди всех, кто находился на борту самолетов, упавших в Нью-Йорке, Вашингтоне и Пенсильвании. Может, это немного поумерит пыл тех, кто твердит нам о моральном превосходстве «людей веры». А какие выводы мы должны сделать из ликования и восторженной пропаганды, которыми исламский мир встретил этот богоугодный подвиг? Тем временем министр юстиции США по имени Джон Эшкрофт заявил, что у Америки «нет царя, кроме Иисуса» (он сказал ровно на два слова больше, чем нужно). Президент тем временем собирался отдать малоимущих американцев на попечение организаций, «основанных на вере». Тут-то бы, казалось, и вспомнить о свете разума, и встать на защиту светского государства и свободы слова

Разочарование было и остается горьким. Уже через несколько часов после падения самолетов «преподобные» Пэт Робертсон и Джерри Фолуэлл объявили, что расправа над их соотечественниками есть не что иное, как божья кара, отмеренная светскому обществу, дозволяющему гомосексуализм и аборты. На панихиде по жертвам, которая проходила в прекраснейшем Национальном соборе Вашингтона, слово предоставили Билли Грэму. Одного приспособленчества и антисемитизма у этого человека хватит на национальный позор средних размеров. В своей абсурдной проповеди он утверждал, что все погибшие ныне в раю и не вернулись бы к нам, даже если бы могли. Я говорю «абсурдной», поскольку даже при самом снисходительном подсчете среди жертв Аль-Каиды наверняка нашлось бы немало грешников. Кроме того, нет никаких оснований полагать, что Билли Грэму было известно местонахождение их душ, не говоря уже об их посмертных желаниях. А главное, от уверенности, с которой он говорил о делах в раю, бежал мороз по коже. С такой же уверенностью о райских кущах для убийц говорил Усама бен Ладен.