Александр Соколов - Библия для детей. Стихи русских поэтов на библейские мотивы

Забрезжился восток сиянием багряным,
И за долиною, окутанной туманом,
Открылися стена, ворота, башен ряд.
То Иерусалим виднелся. Аромат
Проснувшихся цветов, и ветерка дыханье,
И солнечных лучей приватное сиянье
Сливались с звуками поющих голосов.
И блеском залита была вся даль лугов.
Тут молвили мужи: «Оставьте труд суровый!»
И жены, полные кувшины опустив,
Повиновались им. В душе какой-то новой
И светлой радости почувствовав прилив,
Они запели все, а в рощах птичек стая
Кружилась, песнью их волшебной оглашая.
Но вдруг замолкло все. Предчувствием полны,
Глядели женщины каким-то влажным взором
В сияющую даль. За мрачным косогором,
Среди молчаний и полной тишины,
Другие голоса звучали дивным хором.
Небесной песнею казался их напев,
Проникший сладостно в сердца невинных дев.
«Ликуйте! Тот, Кого вы ждете и о Ком
Тоскуете, – Его с собою мы ведем.
Он – избавитель душ и свет неизреченный.
Мы следуем за Ним и в этот день священный
К народу верному приводим мы Царя,
Над чьей главой звезда затеплилась, горя.
В Его короне все соединились царства,
Он властен покарать и грех наш, и коварство,
Но Он прощает нам и ждет любви одной,
Он с миром к нам идет и с радостью святой;
Утешит горести Рахили он и Сарры,
И скипетра Его могучие удары
Разрушат древний змий и змия сокрушат.
Отрадней, чем цветов душистых аромат,
Нам имя Господа, а над Его главою
Немолчной небеса исполнены хвалою.
Он – более, чем царь. Он –
победитель зла,
Он – свет, Он – истина, Он полон благодати,
Осанна же Ему! Хвала Ему, хвала!»
Замолкло пение, и тут узреть могла
Толпа, как ехал Он, сидящий на осляти.
Раздвоились власы вокруг Его чела,
Был ясен взор очей благих и просветленных,
И дети шли пред Ним с пучком ветвей зеленых,
И были женщины цветами убраны.
Народа тысячи глядели со стены
И кровель городских, бежали пред толпою
И матери с детьми грудными на руках
Их поднимали вверх с молитвой на устах…
Казалось, тайною Он полон был святою,
И многие пред Ним одежды расстилали,
И старцы вслед Ему «Осанна!» восклицали.
«Благословен Грядый! – звучало над толпой, –
Вот Он, принесший нам с Собою искупленье!»

А Он задумчиво глядел на их стеченье,
На ветви над Главой священною Его,
На яркий солнца свет, на блеск и торжество,
На эти перед Ним простертые одежды,
На лица, полные восторга и надежды,
На всех, Учителя пришедших лицезреть,
И Он сказал Себе: «Я должен умереть!»

Коснея во лжи, коварстве и обмане,
Задумали Христа продиане
И фарисеи уловить в словах
И молвили: «Тебе неведом страх
Пред кем-либо – не искушаясь ложью,
Ты всем в лицо глаголешь правду Божью, –
Подай же нам по совести совет:
Платить ли кесарю нам подати иль нет?»
И Он сказал: «Хитры вы свыше меры,
Что искушаете Меня, о лицемеры?
Подайте Мне одну из сих монет!
Чья надпись тут и чье изображенье?»
– То надпись кесаря! – ответили в смущенье.
– Отдайте ж кесарю – что надлежит ему,
А Божье – Господу отдайте своему! –
И посрамилися враги Его ответом,
И втайне смерть Его решили все при этом.

Спускались тени с небосклона,
Вечерний сумрак наступал,
Когда Христос в стенах Сиона
С учениками возлежал.
И говорил Он им с тоскою:
– Еще Сион не встретит дня,
Когда греховною рукою
Один из вас предаст Меня!
И все исполнились печали,
Внимая Божеским речам,
И беспокойно вопрошали:
– Не я ли, Господи, предам?
Ответил Он с тоской во взоре:
– Сын Человеческий идет,
Он будет предан, но – о, горе
Тому, кто Сына предает. –
Тогда Иуда и предатель
Спросил Его: «Не я ль предам?»
И отвечал ему Создатель:
– Ты говоришь об этом сам!

Над Елеонскою горою
Царила полночь; все кругом
Объято было мирным сном
И безмятежной тишиною.
И Гефсиманский сад дремал.
Его платаны и миндали
Недвижно в сумраке стояли,
И лишь украдкой пробегал
По их верхушкам напоенный
Благоуханьем ветерок,
И, лунным светом озаренный,
Местами зыблился листок.
И там, под гнетом жгучей муки,
Простерт во прахе Он лежал
И, воздевая к небу руки,
Вопя и плача, восклицал:
– Душа Моя скорбит смертельно…
Владыко Правый! Отче Мой!
Я неуклонно, безраздельно
Носил доселе крест святой.
Но ныне… о Владыко света,
Тяжел, тяжел мой крест!.. Воззри
На муки тяжкие мои –
Да идет мимо чаша эта!.. –
Так Он молился и рыдал,
И руки к небу простирал,
А в отдалении лежали
Ученики Его и – спали…
– И эти спят, объяты тьмой!..
От них, от лучших, нет ответа…
Воззри, о, Авва Отче Мой!
Да идет мимо чаша эта!..

В саду Гефсиманском стоял Он один,
Предсмертною мукой томимый.
Отцу Всеблагому в тоске нестерпимой
Молился страдающий Сын.
– Когда-то возможно,
Пусть, Отче, минует Мя чаша сия,
Однако да сбудется воля Твоя… –
И шел Он к апостолам с думой тревожной,
Но, скованы тяжкой дремой,
Апостолы спали под тенью оливы,
И тихо сказал Он им: «Как не могли вы
Единого часа побдети со Мной?
Молитесь! Плоть немощна ваша!..»
И шел Он молиться опять.
– Но, если не может Меня миновать –
Не пить чтоб ее – эта чаша,
Пусть будет, как хочешь Ты, Отче! –
И вновь
Объял Его ужас смертельный,
И пот Его падал на землю, как кровь,
И ждал Он в тоске беспредельной.
И снова к апостолам Он подходил,
Но спали апостолы сном непробудным. –
И те же слова Он Отцу говорил,
И пал на лицо, и скорбел, и тужил,
Смущаясь в борении трудном!..
О, если б я мог
В саду Гефсиманском явиться с мольбами
И видеть следы от божественных ног,
И жгучими плакать слезами!
О, если б я мог
Упасть на холодный песок
И землю лобзать ту святую,
Где так одиноко страдала любовь,
Где пот от лица Его падал, как кровь,
Где чашу Он ждал роковую!
О, если б в ту ночь кто-нибудь,
В ту страшную ночь искупленья,
Страдальцу в изнывшую грудь
Влил слово одно утешенья!
Но было все тихо во мраке ночном,
И спали апостолы тягостным сном,
Забыв, что грозит им невзгода,
И в сад Гефсиманский с дрекольем, с мечом,
Влекомы Иудой, входили тайком
Мятежные сонмы народа!

Уж давно ночная тень
В тучу черную сгустилась,
И сменив усталый день,
Ночь на землю опустилась.

Сном забылся мир страстей…
Но в пустыне необъятной
Где-то слышен звон мечей,
Где-то слышен говор внятный!

В это время, полный слез,
В сердце чувствуя тревогу,
В Гефсимании Христос
Возносил молитвы Богу.
Пред Всевышним лик склоня,
Он молился: «Отче света!
Если можно, то Меня
Пусть минует чаша эта!»

Но тяжелый час настал!
Окруженный массой люда,
Пред Спасителем предстал
С фарисеями Иуда.

Чувством страсти и любви
К злату тленному волнуем,
Он, промолвив: «О Равви!»,
Предал Бога поцелуем.

Когда Учитель был пленен,
Ученики его бежали;
Лишь Иоанном увлечен
За Ним Петр следовал в печали.

Среди широкого двора
Первосвященника, усталый,
Он опустился у костра.
Народ безумный, одичалый,

Шумя, теснился вкруг него…
И вот, вглядясь в лицо его,
Один сказал: «Тебя заметил
Я там, в саду… И ты был с Ним…»

И ученик Христа, томим
Тревогой тайною, ответил:
– Нет, нет… до нынешнего дня,
Клянусь, Его не видел я!.. –

И трижды это отреченье
Он произнес. И в то мгновенье,
Когда он смолк, бросая вкруг
Свой взор в тревоге и смущенье,

Невдалеке пропел петух…
И внемлет Петр – дрожит, бледнеет…
На грудь склонилась голова…
Он вспомнил вещие слова:

«Петух едва пропеть успеет
На утро рокового дня –
Ты отречешься от Меня».

Шумит озлобленный народ,
Повсюду крики исступленья:
Пилатом выведен был Тот,
Кто в мир с собой нес искупленье.

Страдальца кроткого жалел
Давно слуга суровый Рима.
В Пилате память давных дел
Была душой его хранима,

И вот Его он показал
Толпе, озлобленной, лукавой,
И выбрать ей он приказал
Меж тем Страдальцем и Вараввой.

Увы, увы! Надежды нет!
Не ждать Ему ее от черни;
Еще не брезжил утра свет,
У палачей готов был терний,

Орудья казни налицо,
Едва вступил Он на крыльцо.
Пилат промолвил палачам:
– Его я отдал ныне вам!

Исполнен приговор суровый,
И на Спасителя-Христа,
Чья жизнь была всегда чиста,
Возложен был венец терновый.