Барт Эрман - Как Иисус стал богом

Подводя итог, Александр утверждает, что Христос «как и Отец, непреложен и неизменяем, ни в чем не имеет недостатка и есть Сын совершенный, во всем подобный Отцу, только одною нерожденностию отличающемуся от Него… Мы веруем, что Сын всегда от Отца имеет (ипостасное) бытие» (Послание Александра, 47).

Было бы полезно начать рассмотрение спора между теми, кто присоединился к Арию, и теми, кто поддерживал епископа Александра, для начала дав вкратце его более широкий исторический контекст.

С самого своего зарождения христианство периодически подвергалось преследованиям со стороны римских властей. В течение более двухсот лет эти преследования были относительно редкими и спорадическими, и, кроме того, никогда не исходили от самого высшего уровня власти, императорского правительства в Риме. Положение изменилось в 249 году н. э., когда римский император Деций способствовал гонениям на христиан по всей империи с целью изолировать и окончательно выкорчевать их движение.8 К счастью для христиан, два года спустя Деций умер и гонения по большей части прекратились – на короткое время.

Некоторые из последующих императоров также враждебно относились к христианам, чья численность постоянно возрастала и чье присутствие рассматривалось как своего рода раковая опухоль, подрывавшая благосостояние империи, которая в течение столетий основывалась на незыблемых языческих принципах. В 303 году, в правление императора Диоклетиана, началось так называемое Великое гонение. В этом гонении выделялось несколько фаз по мере издания императорских эдиктов, отчасти предназначенных для того, чтобы заставить христиан отказаться от своей веры и вернуться к служению языческим богам.

Константин Великий стал императором в 306 году. Он был рожден и воспитан язычником, однако в 312 году обратился в новую веру и посвятил себя служению христианскому Богу и христианской религии. Исследователи долго и ожесточенно спорили по поводу того, было ли это обращение «подлинным» или нет, но сейчас большинство считает, что со стороны Константина это было действительно искреннее выражение воли следовать за христианским Богом и распространять веру. На следующий год Константин убедил своего соправителя, Лициния, издать совместный эдикт, положивший конец любым преследованиям христиан. С этого момента положение вещей для христианского движения радикально изменилось.

Иногда утверждают – и совершенно ошибочно – будто Константин сделал христианство «официальной» религией империи. Но это вовсе не так. Константин лишь сделал христианство привилегированной религией. Он сам был христианином, поддерживал дело христианства, финансировал строительство и деятельность христианских церквей, так что, в общем и целом, быть христианином стало очень выгодно. Лучшие из количественных оценок, сделанных специалистами, показывают, что ко времени обращения Константина лишь около 5 % из 60 миллионов человек, населявших империю, называли себя христианами. Когда же Церковь превратилась из преследуемого меньшинства в ведущую религиозную силу империи, число обращений резко возросло. К концу столетия уже около 50 % населения империи были христианами.9 Более того, уже позже, при императоре Феодосии I, христианство действительно стало во всех отношениях «официальной» римской религией. Язычество было объявлено вне закона. Обращения продолжались. И все это в конечном счете привело к тому, что христианство стало религией Запада на многие столетия.

Вернемся к Константину. Когда я сказал, что обращение Константина, судя по всему, было искренним, я не имел в виду, что он рассматривал христианскую веру, как бы мы могли сказать, с чисто «религиозной» точки зрения, без какой-либо социальной или политической составляющей (должен подчеркнуть, что в глазах древних людей религия и политика были настолько тесно связаны друг с другом, что они не говорили о них как о двух различных вещах; в греческом языке даже нет слова, соответствующего нашему понятию «религия»). Константин, прежде всего остального, был императором Рима, и никто в те времена не держал в голове тот порядок, что мы сегодня называем отделением Церкви от государства. На самом деле, при всех предшествовавших Константину языческих императорах имело место понимание единства религиозной практики и государственной политики. Во время правления всех более ранних императоров считалось, что языческие боги Рима принесли ему величие, и в ответ правители Рима поощряли почитание этих римских богов. Константин также сознавал политическую ценность религии. Это не значит, что он в действительности не «верил» в христианскую весть, но лишь то, что он также видел ее социальную, политическую и культурную пользу. Именно эта потенциальная польза объясняла огорчение Константина, когда он узнал о серьезных противоречиях, вызвавших раскол в христианских общинах. Вся суть спора сводилась к тому, был ли Христос равным Богу или подчиненным Ему божеством, начавшим свое существование в определенный момент времени.

Исследователи предложили несколько причин в качестве объяснения того, зачем императору вообще понадобилось проявлять хотя бы малейший интерес к внутрихристианским распрям, однако не может быть сомнений в том, что он в них вмешался. Биография, написанная Евсевием Кесарийским, «Жизнь блаженного василевса Константина», воспроизводит послание, направленное Константином Арию и Александру, в котором император попытался устроить их личную встречу для устранения их богословских разногласий. Это послание предполагает, что Константин рассматривал христианство как потенциально объединяющую силу в социально и культурно разобщенной империи. Даже если смотреть на христианство с точки зрения незаинтересованного наблюдателя, в нем можно было увидеть религию, делавшую акцент на единстве и единственности. Есть только один Бог (а не множество богов). У Бога есть только один Сын. Есть только один путь к спасению. Есть только одна истина. Есть «один Господь, одна вера, одно крещение» (Еф 4:5). Творение едино с Богом, своим Творцом; Бог един со своим Сыном; Сын един со своим народом; а спасение, которое он приносит, делает его народ единым с Богом. Вся суть этой религии в единомыслии, в единении.

Как таковое, христианство могло стать средством объединения расколотой империи, что признает сам Константин в послании двум своим адресатам: «Во-первых, я сильно желал учения всех народов о божестве, по существу дела, привести как бы в один состав» (Жизнь, 2.65).10 Проблема состояла в том, что сама Церковь была неоднородной по составу из-за раскола, вызванного учением Ария. Этот раскол в особенности затронул церкви в Африке, к огорчению Константина: «Поэтому, когда всю Африку объяло истинно невыносимое безумие, и некоторые люди с безрассудным легкомыслием дерзнули разделять народное богопочтение на различные толки, я, для остановки болезни, не находил другого удовлетворительного в этом случае врачевания» (Жизнь, 2.66). Константин, таким образом, решил исцелить болезнь, порожденную богословскими спорами в Церкви, с тем, чтобы сделать христианскую веру более полезной для привнесения религиозного и культурного единства в империю.

Второе объяснение озабоченности Константина, которое иногда предлагается, связано с его языческим прошлым. В течение многих веков было широко распространено убеждение, что боги обеспечивали благополучие Рима, когда им оказывалось должное почитание в государственной культовой практике. Поклоняться богам надлежащим и точно предписанным образом означало заслужить их милость, а их милость выражалась в благе для государства – например, военных победах или процветании во время мира. Константин унаследовал эту точку зрения и вполне мог перенести ее на свою христианскую веру. Теперь он поклонялся не традиционным богам Рима, но Богу христиан. Но этого Бога тоже следовало почитать должным образом, а если среди общины верующих существуют серьезные разногласия, это едва ли могло быть приятно Богу. Христианство уделяло гораздо больше внимания «богословской истине», чем традиционные религии Греции или Рима, и делало более сильный акцент на «жертвенной практике». Для христианской религии было важно знать истину и практиковать ее. Однако широко распространившиеся разногласия по поводу истины привели к глубокому расколу в христианской среде, а такое положение вещей не было угодно Богу. Следовательно, ради блага государства, за которым в конечном счете надзирал сам Бог, эти разногласия необходимо было преодолеть.

Константин не был ученым богословом и потому оказался несколько захваченным врасплох тем накалом, который приняли дебаты между Арием и Александром. Самому Константину предмет спора казался ничтожным. В самом деле, разве имеет значение, было ли время, прежде которого Христос не существовал? Неужели это так важно? Для Константина – нет. Как он пишет в своем послании: «Когда же я рассуждал о начале и предмете этих споров, то повод к ним мне показался весьма незначительным и вовсе не стоящим такого прения» (Жизнь, 2.68). Однако раздоры все же имели место. Поэтому император попытался уговорить Ария и Александра положить конец их богословским разногласиям, чтобы христианство в качестве единого целого могло двигаться вперед и решать более насущные проблемы империи.