Елена Филякова - Старцы и предсказатели Оптиной пустыни

Когда отец Антоний тяжело заболел, он увидел во сне брата, который напомнил ему о своей тяжелой предсмертной болезни и настроил его с мужеством претерпеть страдания до конца, чтобы получить от Господа великую милость.

Отец Антоний пережил своего брата на три года. Когда он скончался, монахи решили его похоронить вместе с отцом Моисеем, чтобы и после смерти братья и соратники не разлучались. Когда вскрыли склеп, увидели, что гроб преподобного Моисея, несмотря на сырость, был как новый. Это разожгло любопытство монахов – они приоткрыли гроб и обнаружили нетленные мощи отца Моисея: его тело, лик и волосы были совершенно нетронуты временем. Это было чудо!

Но и самым настоящим чудом жизни и служения отца Моисея стала процветающая и прославившаяся Оптина пустынь – один из центров духовной жизни России.

Если кому когда милование какое-нибудь сделаете – за то помилованы будете.

Если постраждете со страждующим (невелико, кажется, сие) – с мученики счисляетесь.

Если простите обидящего, за сие все грехи ваши простятся.

Если помолишься от сердца о спасении, хотя и мало, спасешься.

Если случится от забвения или от обычая в чем-либо погрешить, исповедовать то чистосердечно, как есть, без лукавства.

Если укоришь себя, обвинишь и осудишь себя пред Богом за грехи, совестью чувствуемые, и за то оправдана будешь.

Если исповедуешь грехи свои пред Богом, за сие вам прощение и мзда.

Если попечалуешь о грехах, или умилишься, или прослезишься, или воздохнешь, воздыхание твое не утаится от Него.

Поверяй самого себя каждодневно: что ты посеял на счет будущего века, пшеницу или терние? Испытавши себя, располагайся к исправлению лучшего на следующий день и таким образом всю жизнь проводи. Ежели плохо проведен был день настоящий, так что ты ни молитвы порядочно Богу не принес, ни сокрушился сердцем ни однажды, ни смирился в мысли <…> или милостыню никому не сделал, ни простил виноватого, ни стерпел оскорбления, напротив же того не воздержался от гнева, не воздержался в словах, пище, питие или в нечистых мыслях ум свой погружал, все сие рассмотрев по совести, осуди себя и положись на следующий день быть внимательнее во благое и осторожнее в злое.

Антоний Оптинский

Преподобный схиигумен Антоний, в миру Александр Иванович Путилов (9/22 марта 1795 – 7/20 августа 1865)

О чем я помолюсь и что Бог мне откроет, только то я и знаю. А если Бог мне не откроет, то сам я ничего не знаю.

«Не ленись!» – эхом донеслось откуда-то издалека.

Отец Антоний проснулся и не сразу понял, где он. Сев на узкой тахте, служившей ему постелью, где он задремал после утомительной утренней службы, отец Антоний оглядел келью растерянно мигающими глазами. «Вот это сон! – восхитился он, вспоминая. – Спасибо тебе, Господи, удостоил милости Своей Божественной…» Его захватило переживание чудного видения: неземной, льющийся ниоткуда свет, чарующая нежная музыка, завораживающая душу, череда светлых ликов святых отцов, смотрящих ясно и приветливо, и Иоанн Креститель, поднимающий десницу, чтобы благословить его, недостойного отца Антония. Низко склоняясь под благословение первосвятителя, отец Антоний услышал, как тот сказал: «Ведь ты был в раю, знаешь его, а теперь трудись, молись и не ленись!» И вдруг все пропало.

Отец Антоний крепко потер глаза пальцами и прислушался к себе. Тревога и сильное уныние, одолевавшие его последнее время, исчезли. Он снова был спокоен и умиротворен. Даже разлука с милой его сердцу Оптиной пустынью уже не казалась непосильным испытанием. «Трудись, молись и не ленись!» – сказал себе игумен Антоний вставая. Болезненно охнул, страдальчески посмотрел на перевязанные ноги – кое-где (а ведь только после утрени перевязал) уже расцвели на белом льне бинтов громадные кровавые маки, – перекрестился, шепча молитву, и отправился по делам. Игумена ждали заботы настоятеля Малоярославецкого Николаевского монастыря. Игуменом этого монастыря сорокалетний отец Антоний был назначен после десятилетия тяжелых, но плодотворных трудов в Оптиной пустыни. Вместе с братом, игуменом Моисеем, они организовали в Оптиной скит для отшельнической жизни и духовного роста монахов. И отец Антоний нес на своих плечах нелегкое бремя руководства этим скитом – был скитоначальником. Сан игумена и должность настоятеля Малоярославецкого Николаевского монастыря были повышением по службе и милостью вышестоящего церковного начальства, но только не для отца Антония.

С первых дней своего пребывания в монастыре, погруженный в нескончаемые хозяйственные и административные хлопоты, он с тоской вспоминал созданный трудами его уединенный, наполненный тишиной и покоем оптинский скит, брата, духовной поддержки которого ему так не хватало. Мучительно беспокоили больные ноги. По ночам, обессилив от суеты многолюдного монастыря, забот и боли, не в состоянии уснуть от усталости, он все чаще переносился мыслями в далекое прошлое, мысленно перелистывая страницы своей жизни.

Будущий скитоначальник и оптинский старец схиигумен Антоний родился 9 марта 1795 года в городе Романове-Борисоглебске Ярославской губернии.

Он был младшим сыном в семье Ивана Григорьевича и Анны Ивановны Путиловых и при крещении получил имя Александр. Благочестивые родители и младшенького своего не баловали, воспитывали в строгости и богобоязни. Когда Александру было десять лет, старшие братья – Тимофей и Иона – покинули мирскую жизнь и поступили в Саровскую пустынь. Неудивительно, что Александр под их влиянием с малых лет рос тихим и скромным, сторонился шумных детских игр. Домашнее воспитание и пример старших братьев рано пробудили в мальчике стремление к монашеству.

Немало способствовали этому стремлению и тяжелые испытания, выпавшие ему в детские и отроческие годы. В детстве он дважды был на краю гибели. Однажды тонул, в другой раз упал с большой высоты, проломив голову. Но каждый раз чудом оставался в живых.

В 1809 году скончался отец Александра. Семья лишилась кормильца. Четырнадцатилетний Александр отправился в Москву работать. Он поступил на должность комиссионера к откупщику Картышеву и трудился у него до 1812 года, до нашествия французов. Не все жители древней столицы смогли покинуть город вовремя. Среди оставшихся был и Александр, оказавшийся, когда войска Наполеона заняли Москву, среди оккупантов. Отданная врагам Москва запылала пожарами, и обозленные французы, подозревая в поджогах каждого, хватали всех без разбора. Попал в плен и семнадцатилетний Александр.

Десять дней во власти неприятеля стали самыми страшными в его жизни. Даже десятилетия спустя, воспоминания об этих днях унижения заставляли его внутренне содрогаться. «Самая лютая мука на земле, – шептал он слова Иоанна Златоуста, – по сравнению с самой легкой адской мукой – детская игрушка». Только сравнение со страданиями ада помогало выразить тоску французского плена.

«Галантные» французы обирали пленных буквально до ниточки. Александр остался без теплой одежды и обуви. В мороз он оказался в рваном армяке с чужого плеча, нательном белье да лаптях. И все же чудом ему удалось бежать из плена.

Карательные меры французов – хватать всех без разбору – результата не имели: Москва продолжала гореть. На месте дома, в котором жил Александр, дымились головешки. Все, что он заработал, превратилось в черный пепел. Прячась в развалинах, избегая встреч с французами, юноша покинул Москву. Пешком в стужу он добрался до Ростова, в котором жили его родственники.

Жизнь стала понемногу налаживаться. В Ростове он поступил на службу, опять на должность комиссионера, стал неплохо зарабатывать. Но. Но мирская жизнь его все более тяготила. Душа тянулась к жизни духовной. Он избегал светских развлечений, все свободное время проводил в молитвах, посещал ближние храмы и монастыри. Особенно зачастил в Яковлевский монастырь, где хранились мощи святителя Дмитрия Ростовского.

К концу 1815 года Александр окончательно решил покинуть мир. В самом начале 1816 года он поехал в Москву, а оттуда в Калугу. Отслужив благодарственный молебен Господу о своем благополучном избавлении от мирских уз, он отправился в тишину Рославльских лесов. Там уже несколько лет жил пустынником его брат Тимофей, отец Моисей. Там же 15 января 1816 года его облекли в послушническое платье, которое, по его собственным словам, было для него «драгоценнее царской порфиры». Здесь он приобрел навык подвижничества, послушаниа и смирения.