Шри Ауробиндо - Шри Аурбиндо. Откровения древней мудрости. Веды, Упанишады, Бхагавадгита

Но что же тогда составляет сокровенную суть, эзотерический смысл, который проявляется благодаря такому пониманию Веды? Это именно то, что мы и предполагали, исходя из самой природы исканий мистиков, где бы они ни происходили. Это также есть, как и следовало ожидать, исходя из реального направления развития индийской культуры, древняя форма духовной истины, находящей свое завершение в Упанишадах; сокровенное знание Веды есть семя, развившееся впоследствии в Веданту. Мысль, вокруг которой сосредоточено все остальное, это поиск Истины, Света, Бессмертия. Существует Истина, более глубокая и высокая, нежели истина внешнего существования, Свет – более великий и высокий, нежели свет человеческого понимания, – дающийся нам через вдохновение или откровение, бессмертие, к которому должна возвыситься душа. Нам надо найти путь к этому, войти в соприкосновение с этой Истиной и Бессмертием, sapanta ṛtam amṛtam[10] , родиться в Истине, расти в ней, вознестись в духе в мир Истины и жить в нем. Сделать это – значит соединиться с Божественностью и совершить переход от бренности к бессмертию. Это первое и главное положение ведических мистиков. Платоники, развивая учения древних мистиков, утверждали, что наша жизнь связана с двумя мирами – миром высшей истины, который можно назвать духовным, и миром, в котором мы живем, миром души, заключенной в плоть, который произошел от высшего, но опустился вниз, погрузившись в низшую истину и в низшее сознание. Ведические мистики придерживались этого учения в более конкретной и прагматической форме, так как обладали опытом обоих миров. Истина в нашем мире есть истина низшего порядка, потому что она смешана с неистиной и заблуждением, anṛtasya bhūreḥ[11] , но есть мир или обитель Истины, sadanam ṛtasya[12] , где изначально пребывает Истина, Порядок и Беспредельность, satyam ṛtam bṛhat[13] , где все представляет собой Сознание-Истину, все есть ṛtacit[14] .

Есть много промежуточных миров, вплоть до тройных небес с их светом, но это – мир высочайшего света, мир Солнца Истины, svar, или Великое Небо. Нам требуется отыскать путь в это Великое Небо, путь Истины, ṛtasya panthāḥ[15] , или путь богов, как его иногда называют. Это – второе положение мистиков. Третье сводится к тому, что наша жизнь есть битва между силами Света и Истины, бессмертными Богами, и силами Тьмы. Последние упоминаются под различными именами: это – Вритра и вритры, вала и пани, дасью и их цари. Нужно призвать на помощь Богов, чтобы сокрушить противодействие этих сил Тьмы, которые скрывают Свет и отнимают его у нас, которые не дают течь рекам Истины, ṛtasya dhārāḥ[16] , потокам с Неба, и всеми способами препятствуют возвышению души. Мы должны призвать Богов посредством внутреннего жертвоприношения и Словом пробудить их в нас, в этом и заключается особая сила Мантры – принести им жертвенные дары, тем самым обеспечивая их ответные дары и пролагая себе путь восхождения к цели.

Элементы внешнего жертвоприношения используются в Веде в качестве символов внутреннего жертвоприношения и приношения в жертву самого себя; мы отдаем то, чем мы являемся, и то, чем располагаем, дабы богатства божественной Истины и Света смогли низойти в нашу жизнь и стать элементами нашего внутреннего рождения в Истине – в нас должны развиться правильное мышление, правильное понимание, правильное действие, которые будут мышлением, побуждением и действием этой высшей Истины, ṛtasya preṣā, ṛtasya dhītiḥ[17] , и через них мы должны созидать себя в этой Истине. Наше жертвоприношение есть путешествие, паломничество и битва – путешествие к Богам; и мы совершаем это путешествие вместе с Агни, внутренним Огнем, который служит нам проводником и предводителем. Составляющие нашего человеческого бытия этот мистический Огонь возносит в бессмертное бытие, в Великое Небо, и проявления божественного бытия нисходят в нас. Подобно тому как сущностные положения Ригведы есть семя учения Веданты, ее внутренняя практика и дисциплина есть семя позднейшей практики и дисциплины Йоги. Наконец, вершиной учения ведических мистиков является тайна единой Реальности, ekaṁ sat[18] или tad ekam[19] , которая станет основой Упанишад. Боги, силы Света и Истины, суть энергии и имена Единого, каждый Бог – это все Боги, каждый несет всех их в себе: существует единая Истина, tat satyam[20] , и единое блаженство, и это то, к чему мы должны совершить наше восхождение. Однако в Веде это положение по большей части еще едва проглядывает из-под покрова тайны. В Веде есть и многое другое, но это положение составляет ядро всего учения.

Предлагаемое мной истолкование было подробно изложено в серии статей под общим названием «Тайна Веды», публиковавшихся в философском ежемесячнике «Арья» лет тридцать назад; статьи появлялись по мере того, как я разрабатывал теорию, поэтому серия не охватывает всего, да и писались статьи без общего, хорошо продуманного плана, отдельной книгой они не выходили и пока недоступны читателю. Статьи сопровождались переводами ряда гимнов Ригведы, скорее толкованиями, нежели переводами, – которым было предпослано пояснение «Учения мистиков». Впоследствии планировалось подготовить полный перевод гимнов к Агни из всех десяти мандал – перевод, близкий к оригиналу; переводы гимнов к Агни из второй и шестой мандал, а также нескольких гимнов из первой мандалы впервые публикуются в этой книге. Однако для того, чтобы заложить научную основу для выводов из моей гипотезы, потребовалось бы подготовить издание всей Ригведы или большей ее части, толкуя каждое санскритское и английское слово, давая пояснения к важным положениям текста и доказывая правомерность интерпретации отдельных слов и целых стихов, не говоря уже о подробных комментариях для окончательного уточнения смысла таких ключевых слов, как ṛta, śravas, kratu, ketu и т. д., существенных для эзотерического истолкования. Все это тоже планировалось, но в планы вторглись более значительные заботы постоянного характера, которые не оставили времени для выполнения столь серьезного замысла. Данное введение было написано для тех читателей переводов гимнов, которые могли оказаться в растерянности без пояснений. Кроме того, в книгу включены отрывки из не печатавшегося ранее «Учения мистиков». Для тех, кто читает на санскрите, текст Ригведы приводится в оригинале. Тем не менее эти переводы не замышлялись как научная работа, предназначенная для обоснования гипотезы; цель публикации только в том, чтобы представить гимны в устойчивой форме для последователей учения и для тех, кто склонен видеть в Ведах нечто большее, нежели обычную литургию, и желал бы узнать, в чем заключается эзотерический смысл этого древнего Писания.

Это перевод литературный, а не строго буквальный. Однако в нем сохранены верность смыслу, значения слов и структура мысли – собственно, методика заключалась в том, чтобы начинать с дословного и скрупулезно точного перевода и потом придерживаться его как основы интерпретации, ибо только таким образом можно выявить подлинные мысли этих древних мистиков. Вместе с тем, всякий перевод поэзии столь великой, как гимны Ригведы – блистательные по колориту и образности, благородные и прекрасные по ритмике, совершенные по стилю, – если мы не хотим превратить их в сухую схоластику, должен быть хотя бы отдаленным эхом поэтической мощи оригинала; большего и невозможно добиться при прозаическом переводе на язык, так сильно отличающийся от санскрита. Построение фразы и синтаксис английского языка и санскрита полярно противоположны; для того чтобы передать стилистические особенности и естественность речи, все время приходится обращать сжатый язык Веды в менее энергичные и более расплывчатые формы английского языка. Другой камень преткновения для переводчика – это постоянная игра двойных значений слов, которая делает одно и то же слово и символом, и тем, что он символизирует, – Луч и Корова, ясный свет ума и очищенное топленое масло, лошади и духовная энергия; приходится выдумывать выражения типа «стада света» или «сияющие стада» или прибегать к другим уловкам, скажем, писать слово Конь с заглавной буквой, чтобы читатель понял, что имеется в виду конь символический, а не физическое животное; однако сплошь и рядом приходится отказываться от символа или же, сохраняя символ, предоставлять читателю догадываться о внутреннем смысле[21] . Я не всякий раз пользовался одним и тем же выражением, хотя всегда сохранял верность смыслу, варьируя переводы в зависимости от требований контекста. Часто я оказывался не в состоянии подобрать адекватное английское слово, которое передавало бы все оттенки смысла и нюансы оригинального текста; я употреблял два слова там, где в оригинале было одно, или использовал другие приемы, чтобы полностью и точно передать смысл. Помимо всего этого, нередко приходилось сталкиваться с архаичными словами или оборотами речи, значения которых на самом деле неизвестны и о них можно только догадываться; кроме того, они вполне могут допускать разный перевод. Во многих случаях мне приходилось довольствоваться условными толкованиями; предполагалось, что окончательное решение будет принято, когда будет переведена и подготовлена к печати достаточно большая часть гимнов, однако это время еще не наступило.