Андрей Кураев - Если Бог есть Любовь...

Все народы земли пошли путем общения с «космическими духами», и потому «главную мысль большей части Ветхого Завета можно было бы назвать одиночеством Божьим»[38]. «Я топтал точило один, и из народов никого не было со Мною» (Ис. 63, 3). Тогда Бог создал Себе новый народ для того, чтобы хотя бы его защитить от поклонения «богине неба» (Иер. 44, 17)[39].

И это не потому, что Богу хотелось разорвать кольцо своего одиночества. Просто люди умирали в этой блокаде: ведь они были окружены тем, о ком сказано, что он «человекоубийца от начала» (Ин. 8, 44).

У человека нет источника вечной жизни внутри него самого. «Человек сотворен по природе ни смертным, ни бессмертным. Ибо если бы Бог сотворил его вначале бессмертным, то сделал бы его Богом, если же, наоборот, сотворил бы его смертным, то Сам оказался бы виновником его смерти. Итак, Он сотворил его способным и к тому и другому» (свят. Феофил Антиохийский. К Автолику. 2, 27). Сам по себе человек не имеет ни необходимости умереть, ни полноты, необходимой для бессмертия. Он обладает лишь некоей потенцией: к чему «прислонит» он свое бытие – таким и станет.

Человек может дышать Богом – и тогда он становится бессмертным. Но если человек замкнут в себе самом и в мире невечных творений – он умирает. Человек, каким видит его православие, похож на водолаза, который получает воздух по шлангу с корабля. И вот этот водолаз неосторожным движением защемил шланг и задыхается. Бесполезно ему сверху кричать, ругать или, напротив, ласково сообщать о том, что капитан не сердится на него за испорченное имущество. Нужно, чтобы кто-то другой прыгнул сверху и доставил новый шланг с живительным воздухом и дал вдохнуть неудачнику. И плач людей Ветхого Завета к Богу – о том, что «нет между нами посредника» (Иов. 9, 33). Некому донести до тонущего человека Горнее Дыхание.

Начало человеческой истории было озарено космической катастрофой. Через грех в мир вошла смерть. Можно сказать, что в мире взорвался Чернобыль. Суть не в том, что Бог злится на нас и наказывает поколение за поколением за проступок Адама. Просто мы сами сотворили смерть. Мы – виновники тому, что весь мир, весь космос стал подчиняться законам распада и тления. Бог, напротив, ищет – как спасти нас от радиации смерти.

Внешне в Чернобыле все спокойно. Но человек, пьющий тамошнее молоко – пьет смерть. Он дышит лесным воздухом – он вдыхает смерть. Он собирает грибы – он собирает смерть… Почему нельзя заниматься бегом в центре Москвы? – Потому что чем интенсивнее здесь дыхание, чем больше воздуха будет человек прогонять здесь через свои легкие – тем больше грязи будет осаждаться в них.

Так и в мире после грехопадения: чем больше «космических энергий» человек пропустит через себя – тем больше продуктов распада будет оседать в его душе… Так все «космические откровения» и «экстрасенсорные пассы», все подключения к «энергии космоса» и к «неизведанным ресурсам человечества» чреваты энергиями разрушения… Язычество поэтому имеет в Библии еще одно определение: рабство пустым и суетным стихиям мира. «Мы, доколе были в детстве, были порабощены вещественным началам мира… Ныне же, познав Бога, или, лучше, получив познание от Бога, для чего возвращаетесь к немощным и бедным началам, которым снова хотите себя поработить» (Гал. 4,3-9). В греческом тексте «начала» – это , «стихии», то есть, на языке греческой мысли, те первоначала, из которых сложен космос. «Стихии мира» (Кол. 2, 8 и Гал. 4, 3) – это . От сообщения с космическими стихиями надо уклоняться – ибо «вы со Христом умерли для стихий» (Кол. 2, 20).

Для уклонения от игры со «стихиями» (то есть религиозно понимаемыми «космическими энергиями») есть весьма основательная причина: они не вечны. Однажды созданные, «разгоревшиеся стихии растают» (2 Пет. 3, 12). Значит, душа, пропитанная их энергиями и принявшая их вместо силы Божией, сгорит вместе с ними. Для стяжания бессмертия души надо прорваться сквозь легионы космических «энергий» и причаститься Единому Бессмертному (1 Тим. 6, 16). Так что для того, чтобы избежать печального будущего, надо в настоящем строить свою религиозную жизнь не по влечениям космоса.

Вообще космос ни одной из своих частей не может дать бессмертие. Он может пониматься как бесконечный, как вечный в своей целостности. Но любая составная его часть вовлечена в кругооборот стихий, и потому то сочетание, которое составляет на данный момент эту конкретную часть «проявленного бытия», рано или поздно распадется. Человек – весьма быстро; камень – дольше; Брама еще на некоторое время задержится в бытии, но затем также исчезнет в кругообороте элементов. Только если у человека есть над-космическая опора для бытия, то есть если у нас есть над-космическое происхождение от над-космического Существа, никак не затронутого потоком времени, у нас есть шанс на личное бессмертие. Если есть Личный Бог, свободный от космоса, личный и трансцендентный по отношению к миру Бог, для которого космос есть Его свободное творение, и потому космические циклы, свободно созданные Им, никак не подчиняют себе своего Творца, и если человек есть образ такого Бога – только тогда у человеческой личности есть защита от космического стирания граней, от уничтожения в космической стихийности.

Если же человек не дошел до Бога, запутавшись в «небесах», «планах» и «астралах» – Бог не может передать ему Свое бессмертие.

Поэтому есть еще одна поразительная странность в религии Ветхого Завета: эта религия ничего не говорит своим адептам о выживании человека (его души, «атмана» и т. п.) после смерти тела. Цель любой религии – преодоление смерти. Именно это, а не вопрос и происхождении мироздания – главное, что интересует более всего любого человека в религии: «Господи, как мне умирать будет?».

Повсюду религии говорят о том, что человека за пределами этой жизни ждет воздаяние: злом за содеянное им зло и добром за сотворенное благо. Религии весьма по разному определяют, что благо и что худо для последующей судьбы души. У религий вполне разные ответы на то, что именно из «человеческого смешения» может войти в будущее. Весьма различны и представления о том, какой будет эта грядущая, подлинная реальность. Религии могут по-разному представлять себе вообще эту будущую жизнь (растворение в Абсолюте, вхождение в Нирвану, лучшее перевоплощение, жизнь в мире богов и предков, телесное воскрешение и т. п.). Но все они говорят: то, что ты начал на земле, продолжится в будущем. Так говорят все религии, но не религия Ветхого Завета.

Человеческое религиозное мышление естественно творит свои представления о грядущей судьбе человека. Но в том-то и дело, что религия Библии – не человеческая религия. Интерес к «космографии» и к посмертию, столь естественный и столь страстный у оккультистов всех времен, не поощряется Библией. Естественные, слишком естественные порывы мифотворчества сдерживаются уздой закона и огнем пророческих речей.

И здесь я считаю допустимым такой логический ход: в том факте, что Ветхий Завет не отвечает на самые естественные вопросы человеческого разума и сердца, я вижу подтверждение его нечеловеческого, сверхъестественного происхождения.

Ветхозаветные книги не знают идеи посмертной награды, не ожидают рая. «Вспомни, что жизнь моя дуновение, что око мое не возвратится видеть доброе. Не увидит меня око видевшего меня; очи Твои на меня, – и нет меня. Редеет облако, и уходит; так нисшедший в преисподнюю не выйдет, не возвратится более в дом свой и место его не будет уже знать его. Не буду же я удерживать уст моих; буду говорить в стеснении духа моего; буду жаловаться в горести души моей» (Иов. 7, 7 – II). Смерть в восприятии ветхозаветных авторов – не освобождение от тела и не шаг к воссоединению с Божественным духом. Здесь, на земле, можно говорить с Богом. Смерть же есть та бездна, в которую даже взгляд Бога не опускается, и то пространство, которое не охватывается Божией памятью и Божиим Промыслом… Бог не может заботиться о том, чего нет. Это страшит людей Ветхого Завета – но такова реальность, возвещенная им. Им хотелось бы иначе думать о смерти – но Откровение, получаемое ими, не согласно с чаяниями человеческого сердца и молчит о том, что хотелось бы услышать человеку[40]…

С грехопадения первых людей в структуре мироздания произошла подвижка, которая перервала животворящую связь людей и Бога. В самой природе человека произошла мутация, делавшая его неспособным к подлинному Богообщению. Даже в смерти праведник не соединялся с Богом. До Христа Царство Радости еще не может вобрать в себя мир, и никто из мира не может вместить его в себя.

Вот что важно отметить для понимания христианства: фон, на котором оно зазвучало как «Радостная Весть», как Евангелие, был одноцветно мрачен. Ни для кого – никакой надежды. Мир отрезан от Жизни. Две виднейшие раввинистические школы античности – Гиллеля и Шамая – провели три года в диспуте на тему: «Не напрасно ли создан человек?». И пришли к общему выводу: лучше было бы человеку не появляться на свет[41].