Алексей Шмаков - Свобода и евреи

«Владычество еврейских банкиров — основная причина современного пауперизма», в оправдание государственных соображений Порталиса сказал и Прудон.

«Кто втёрся в знатный дом лисой, тот в этом чине будет волком», — мудро заметил, в свою очередь, наш вдохновенный поэт Жуковский.

У самих евреев есть книга «Сефер-Гаюшор». Она претендует на очень древнее происхождение и на такую важность, что чтение её может заменить обязательные и срочные занятия Торой (Пятикнижием) для торговцев и путешественников из евреев, не располагающих временем, чтобы изучать Тору. На странице 100-й этой книги (см. издание 1874 г., в Варшаве) в назидание правоверным израильтянам повествуется, что один из сыновей патриарха Иакова, Иосиф, проданный братьями в Египет, стал там первым при Фараоне лицом и, воспользовавшись семилетним голодом, привёл коренное население за его же счёт в такое состояние, что не только они лишилось всей своей движимости и недвижимости, но и самого себя закабалило в рабство. Вместе с этим, отца своего и братьев Иосиф поселил в самой лучшей части страны, а из отобранного у египтян золота и серебра семьдесят два кикара (кикар около 3.000 р.), равно как множество драгоценных камней разделил на четыре доли и припрятал на будущие времена, т. е. для грядущих поколений «избранного народа», у Чёрного моря, на берегу Евфрата, в пределах Индии и Персии. Всем остальным золотом Иосиф наделил своих братьев, невесток и их домочадцев так, что в сокровищницу Фараона поступило всего двадцать кикаров. Таков идеал сынов Иуды. Dio de For, о Dio de For — d’el mondo signer!.. Просвещающие нас в этом направлении цитаты можно было бы приводить, по желанию, в произвольных количествах. Для этого не требуется даже обращаться к таким новейшим знатокам еврейства, каковы: Бональд и Туссенель, Прудон и Ширак, Капефиг и Жаннэ; Гартман и Штилле, Делагэ и Дэни, Вармунд и Дюринг; Фрич и Андрее, фон-Ланген и Глагау, Либреман фон-Зонненберг и Штеккер, Три-дон и Пикар, Вергани и Лихтенштейн, Пранаитис и Ролин; Брунер и Шлейшер, Дженкинс и Шонерер, Источи и Люгер, Морес и Дрюмон.

Древние и новые историки и поэты, философы и ораторы, государственные люди и полководцы, духовные и светские патриоты, одинаково и неустанно, предостерегали от евреев: Аристофан и Плутарх, Набу-Куддур-Уссур и Антиох Епифан, Катон и Тацит, Гомер и Ювенал, Персии и Диодор Силицийский, Марциал и Тит Ливии, Цицерон и Апион, Полибий и Аммиан Марцеллин, Сенека и Рутилий Нумантийский, Помпей и Веспассиан, Тит и Луций Квиета, Иероним и Дион Кассий; Сципион и Адриан, Магомет и Ричард Львиное сердце, Лютер и Вольтер, Эйзенменгер и Леманн, Гердер и Трейчке, Дройзен и Вагнер, д’Агессо и Наполеон, Гужено де-Муссо и Иоганн Шерр, Тьер и Мишлэ, Гиббон и Эдгар Кинэ, Шекспир и Шопенгауэр, Хозе Амадор де Лос-Риос и Ренан, Кант и Фихте, Шампаньи и Литтре, Франц Лист и Виктор Гюго, Чацкий и Мацевский, Державин и Достоевский, Костомаров, гр. Мордвинов, Иловайский и Гоголь, Аксаков и Грановский, Бисмарк и Мольтке, О’Коннель и Карлейль, Роберт Пиль и Гладстон, — все по фактам свидетельствовали об опасностях, которыми грозят сыны Иуды остальным народам, религиям и государствам.

О странах, уже порабощенных ими, например, об Австрии, сами же евреи, никогда не отказывая себе в удовольствии поглумиться над своими жертвами, замечают, что если бы и существовало страхование государств от погибели, то и тогда ни одно общество не приняло бы империи Габсбургов на страх.

Apparent rari nautes in gurgite vasto!..

И, наоборот, как это ни удивительно, а есть страна, где иудеи беспомощны. «Its hard for a Jew to take the breeks off a higlander» — трудненько жиду снять штаны с шотландца!..[4] Но исключение лишь подтверждает правило.

Вообще же говоря, проследить на пути истории или хотя бы в одном XIX столетии операции иудейских банкиров и монополистов (в Антверпене, например, есть Коган, который в одну биржу продаёт иной раз или покупает для игры на разнице, конечно, больше кофе, чем его родится за пять лет), а за ними и других гешефтмахеров, неизменно эксплуатирующих чужое горе и нищету как отдельных лиц, так и целых народов или государств, было бы высоко поучительным. К сожалению, мы и так слишком удалились в подробности той проблемы, лишь основные черты которой могут входить в нашу задачу. На всякий же случай мы просим читателя сообразить, какова сила еврейского капитала, между прочим, арендующего французский государственный банк, когда он сегодня через скупку акций у египетского хедива может передать Англии главенство по распоряжению Суэцким каналом, завтра объявить войну бурам, а после завтра для увенчания задания новой англо-трансафриканской империи затеять пересмотр процесса Дрейфуса (в Ренне) для того, чтобы раздираемую междоусобицей Францию принудить к уступке Фашоды, без которой немыслима и новая империя.

Интерес Великобритании — единственный критерий всякой справедливости, всякого права и всякой законности.

А государственные займы и государственные же банкротства, равно как беспроигрышная для «избранного народа» биржевая игра хотя бы в период японской войны или даже нынешних смут в России? А приснопамятные «столпы Израиля» по типу Грегера, Горвица и Когана или рабовладельца погонщиков (в турецкую же войну 1877/8 г.) Варшавского? А талмудическая хазака и мааруфия, консорциумами и трестами? А дерзость Альфонса Ротшильда, когда, во время переговоров о займе он осмелился поставить русскому правительству чуть не ультиматум о «равноправии» евреев? А нахальство «американских банкиров» Штрауса, Крауса и Зелигмана в Портсмуте по тому же предмету, уже без всякого повода, кроме затруднительности нашего положения в Манчжурии и дома. При этом не позабудем, что и невзгодами нашими, в значительной степени мы обязаны тем самым единоплеменникам названных банкиров, для которых столь бесстыдно и несправедливо испрашивалось уравнение в правах с коренным населением России!..

«Что вообще мог бы сказать я о таком народе, который из всех других судеб усвоил лишь благодать вечного бродяжничества, и который ставит себе задачу перехитрить тех, кто остаётся на месте, и покинуть того, кто рискнёт отправиться с ним по одной дороге»

Во всяком случае, несомненно, как заметил ещё Бисмарк, что из невозможности для евреев сделаться офицерами никак не следует, будто они вынуждены стать ростовщиками.

С другой стороны, возможно ли оспаривать, что если иудейский кредит — поддержка, то разве такая же, как верёвка для повешенного…

Всего, однако, не перечесть, — когда же это обследовать?

Таким образом, нам волей неволей приходится ограничиться по данному отделу темы всем изложенным. Приведём в заключение разве только следующие мысли Рихарда Вагнера (см. его «Das Judenthum in der Musik»):

«В споре из-за эмансипации евреев участвовало, строго говоря, много больше борцов за отвлечённый принцип свободы, чем за эмансипацию именно сынов Иуды. А так как весь, с позволения сказать, наш либерализм является не очень дальновидной и сознательной умственной игрой, то нам довелось поратовать и за освобождение такого народа, о котором мы, в сущности, не имели понятия. Отсюда, как это вполне очевидно, рвение на защиту еврейского равноправия обусловливалось гораздо больше отвлечённой идеей, нежели действительной симпатией к жидам».

Увы, к немалому изумлению своему мы замечаем, что пока мы строили сказочные замки и воевали с ветряными мельницами, благодатная почва реальной действительности оказалась в руках узурпатора. Если, говоря откровенно, наши воздушные полеты не могли не позабавить еврейства, то и ему не следовало бы, кажется, считать нас за таких олухов, которых можно удовлетворить подачками из отнятой у нас же территории. Совсем незаметно «кредитор королей» превратился в «короля кредиторов». А разобравшись, мы не можем теперь не признать чересчур наивную просьбу об эмансипации, предъявленную этим кредитором именно в такой момент, когда мы видим себя в жгучей необходимости бороться уже за своё собственное освобождение из-под гнёта иудейского!..»

Exoriare aliquis nostris ex ossibus ultor.

Для полноты картины припомним, что сам талмуд советует евреям оказывать иногда милосердие гоям, дабы те говорили: «а евреи всё-таки порядочные люди!».

Руководствуясь этим, «избранный народ» не отказывает себе ни в удовольствии разыграть оперетку на тему «Сентиментальная акула или крокодил-филантроп», ни в прекрасном случае поиздеваться над «идолопоклонниками», что, в свою очередь, рекомендуется тем же талмудом. Без такой забавы еврею никакая месть не сладка.

Зная это, мы поймём смысл иудейской, разумеется, через гоев же, затеи поставить в Париже монумент Альфонсу Ротшильду как «отцу бедных».

Вдохновенными строками запятнав эту попытку, Кловис Гюг (Clovis Hugues) завершил свою поэму такими негодующими аккордами: