Ричард Бокэм - Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей

Устное придание как исторический источник

Рассмотренный нами отрывок из Папия, как правило, используют, чтобы показать, что ранние христиане ценили устную традицию выше записанных евангельских преданий и что такое предпочтение сохранялось даже после того, как были составлены и вошли в широкое употребление Евангелия. Проведя собственное исследование этого отрывка, мы должны подчеркнуть, во–первых, что из него никак не следует превосходство устной традиции над уже составленными и широко известными Евангелиями. Вполне возможно, Папий говорит о том времени, когда Евангелия от Матфея, Луки и Иоанна еще не были написаны или были ему недоступны. Нет ничего парадоксального в том, что сам Папий записал собрание евангельских преданий, составленное им в изустной передаче. Его предпочтение устного материала относится лишь к тому периоду, когда он сам собирал предания. Затем он записал все, что слышал, поскольку понимал, что уже очень скоро, со смертью последних очевидцев, ценность устных преданий резко упадет.

Во–вторых, необходимо спросить себя, правильно ли мы понимаем, о какой «устной традиции» идет речь в этом тексте. Иен Венсайна в своем авторитетном исследовании устной традиции как исторического источника проводит четкое разграничение между устной традицией и устной историей. О первой он говорит, что «отличительной характеристикой устной традиции для историка является ее передача из уст в уста на протяжении времени, большего, чем жизнь современного ему поколения»[85]. Он подчеркивает, что «не все устные источники представляют собой устную традицию. Для традиции необходима изустная передача в течение жизни по меньшей мере одного поколения. Как видим, сюда не включаются источники устной истории»[86]. Причина такого резкого разграничения — в том, что с устной традицией и устной историей историк обращается по–разному:

Источники историков, опирающихся на устные материалы, — это воспоминания, слухи или сообщения очевидцев о событиях современных, то есть произошедших во время жизни информантов. От устной традиции они отличаются тем, что устная традиция повествует о событиях прошлого. Она передается из уст в уста, от поколения к поколению. Как правило, эти ситуации очень различаются как по методам сбора материала, так и по его анализу: обычно историки, работающие с устной передачей информации, расспрашивают своих информантов о недавних, даже свежих событиях, часто — драматического характера; они собирают материал в то время, когда историческая память о происшедшем в обществе еще не устоялась[87].

Прямой контакт с участниками событий, как мы уже видели, считался наилучшим методом работы античного историка. Папий, явно вдохновляемый примерами историков, хотя и не имел возможности беседовать непосредственно с участниками, первоочередную значимость придавал сообщениям людей, недавно общавшихся с очевидцами событий, которые еще живы и продолжают свидетельствовать о происшедшем. Евангелисты, писавшие Евангелия примерно в то же время, о котором говорит Папий, возможно, были в лучшем положении и имели больше возможностей для работы над тем, что Венсайна называет устной историей.

Папий описывает два пути, которыми доходили до него предания об Иисусе; эти пути различаются не только конкретными источниками–очевидцами, но и числом ступеней между источником–очевидцем и Папием:

Вторая схема соответствует определению устной истории. Необходимо подчеркнуть, что ступени передачи здесь не столько временные, сколько географические. Временной зазор между двумя учениками, свидетельствующими об Иисусе, и Папием, получающим их свидетельство, крайне мал — это время, необходимое тем, кто слушал учеников, чтобы проехать сто двадцать миль из Смирны или Эфеса в Иераполь. Многие ученые упускают это из виду, поскольку, читая Папия, держат в голове модель не устной истории, а устной традиции.

Однако Папий пишет о периоде, когда устная история становилась невозможной. Единственные два свидетеля, оставшиеся в живых, были уже очень стары. Все более известные ученики Иисуса уже умерли. Предания, дошедшие до Папия путем, показанным в первой схеме, превратились в устную традицию, поскольку вышли за пределы жизни информантов. О числе ступеней передачи здесь точно судить невозможно; однако можно с уверенностью сказать, что Папий, вдохновляемый примером историков, должен был особенно ценить предания старцев, исходившие непосредственно от известных по именам учеников Иисуса. Старцы, руководители азиатских церквей, жили в больших городах, соединенных столбовыми дорогами. Вполне возможно, что ученики Иисуса, путешествуя, бывали в этих городах и учили там. Поликрат, ставший епископом Эфеса столетие спустя, в возрасте шестидесяти пяти лет рассказывал, что «пребывал в сношениях с братьями во всей вселенной» (Евсевий, Церковная история, 5.24.7); это, по–видимому, связано с расположением Эфеса — однако, учитывая мобильность руководителей древней церкви[88], легко предположить, что некоторые старцы много путешествовали. Мелитон, епископ Сардийский и современник Поликрата, бывал в Иерусалиме; еще более вероятно, что иудеохристианские лидеры провинции Азия до 70 года совершали паломничество в Иерусалим и встречались там с оставшимися учениками Иисуса, составившими Иерусалимскую церковь. Эти вполне возможные личные контакты, как правило, остаются за пределами ученых дискуссий о передаче евангельских преданий, поскольку ученые ориентируются на модель устной традиции, предполагающую не индивидуальную, а коллективную устную передачу, и принимающую как данность, что источник традиции на много ступеней отстоит от форм, принятых традицией в конце первого столетия. Однако эта модель пренебрегает тем, что само собой разумеется для Папия — значимостью индивидуальных лидеров, часто очень мобильных, чье служение в христианской общине порой исчислялось десятилетиями и среди которых особое место занимали свидетели служения Иисуса.

Очевидно, что ни при описании второй, ни даже первой схемы Папий не говорит о преданиях, принадлежащих христианской общине в целом, передающихся коллективно и анонимно. Старцы — видные лидеры и учителя. Аристиона и Иоанна Старшего Папий называет по именам, видимо, потому что они были прямыми учениками Иисуса; однако имена остальных также были ему, как и всем христианам в провинции Азия, хорошо известны. Папий мог бы перечислить по именам и их учеников — своих непосредственных информантов, тех, что бывали в Иераполе и кого он знал лично. Для него не было бы ценным то, как передавали старцы слова Андрея, Петра или Фомы, будь эти предания всего лишь коллективной памятью церквей, к которым принадлежали старцы. Папий ожидал, что эти предания старцев авторизованы личными контактами.

Устная традиция, как правило, коллективна:

Корпус информации больше, чем вмещает память конкретного человека, поскольку информация — это память; иначе говоря, она идет не только от одного человека к другому. Выступления проходят не перед одним–единственным слушателем, а перед целыми аудиториями, а историческая сплетня распространяется так же, как любая другая. Так что на практике корпус представляет собой то, что известно общине или обществу — определение, аналогичное определению культуры[89].

В этом смысле в раннехристианских общинах, разумеется, имелась коллективная традиция. Однако существование коллективной памяти, сформированной частым воспоминанием и повторением преданий в контексте общины, отнюдь не исключает роли отдельных личностей, особенно компетентных в традиции. Роль личностей и их взаимоотношения с общинными традициями отличаются в разных сообществах[90]. Эти более общие вопросы, связанные с передачей евангельских преданий, мы обсудим в главах 10–12. Здесь же мы просто подвергнем сомнению утверждение, что коллективная память якобы исключала индивидуальных, известных по именам информантов, гарантирующих достоверность преданий об Иисусе, или занимала их место.

Папий, очевидно, стремился не к воспроизведению коллективной памяти как таковой. Его явно не интересовала запись евангельских преданий в том виде, как они регулярно воспроизводились в его собственной церковной общине. Даже в Иераполе он ориентировался на собственный личный контакт с дочерьми Филиппа. Папия, как собирателя и будущего описателя евангельских преданий, интересовали живые свидетели — и доступ к ним через короткую и легко проверяемую цепочку известных по именам информантов. Естественно предположить, что авторы Евангелий (наших канонических Евангелий), проводившие работу одновременно с Папием, смотрели на свою задачу так же — что, собственно, и подтверждает предисловие к Евангелию от Луки. Записывая евангельские предания, евангелисты должны были обращаться либо к самим очевидцам, либо к надежным источникам, связанным с очевидцами непосредственной личной связью. Коллективная традиция как таковая хорошим источником не считалась[91].