Барт Эрман - Как Иисус стал богом

Он заявил, что хочет принести себя самого в жертву и, согласно Лукиану, осуществил свой план в присутствии огромной толпы, собравшейся наблюдать за этим событием.

Объявив о своем намерении и повсюду раструбив о предстоящем событии (что само по себе, по словам Лукиана, было формой самовозвеличивания), в назначенное время, около полуночи, в преддверии наступающей Олимпиады (на которую, несомненно, должны были собраться толпы зрителей) Перегрин и его последователи сложили огромный костер и зажгли его. Согласно Лукиану, Перегрин надеялся, что его остановит кто-нибудь из тех, кому была нестерпима сама мысль о том, что он покинет земное существование, однако, когда момент настал, он понял, что у него не осталось другого выбора, как только довести дело до конца. И тогда Перегрин бросился в пылающий костер и там закончил свою жизнь.

Лукиан уверяет, будто стал свидетелем этого зрелища, которое он сам считал нелепым и абсурдным. Он говорит, что по возвращении ему попадались люди, шедшие посмотреть – с опозданием – на то, как божественный муж проявит свою отвагу и неуязвимость к боли. Лукиан сообщил им, что они пропустили торжественный момент, однако подробно описал случившееся, причем так, как будто он сам в это верил:

Передавая же людям простоватым и слушающим развеся уши, я присочинял кое-что от себя; я сообщил, что, когда загорелся костер и туда бросился Протей, сначала возникло сильное землетрясение, сопровождаемое подземным гулом, затем из середины пламени взвился коршун и, поднявшись в поднебесье, громким человеческим голосом произнес слова: Покидаю юдоль, возношусь на Олимп! (О кончине Перегрина, 39).15

Итак, Перегрин в облике птицы (не благородного орла, а хищного коршуна) якобы вознесся на гору Олимп, обитель богов, чтобы жить среди них, как и подобало божественному мужу. К нескрываемому удовольствию Лукиана, он затем встретил еще одного человека, также рассказывавшего другим о случившемся. Этот человек уверял, что после сожжения Перегрина якобы видел его в белой одежде и в венке из дикой маслины. Более того, по его словам, еще до этой встречи, когда Перегрина настигла его судьба, он видел вылетевшего из костра коршуна – того самого коршуна, которого выдумал сам Лукиан! Вот так истории сочиняются, передаются из уст в уста и затем начинают приниматься за неопровержимую истину.

Лукиан, разумеется, подвергает все произошедшее осмеянию и завершает свой рассказ, говоря не о божественности Перегрина, а о его чисто человеческих, к тому же малопривлекательных, качествах: «Таков был конец несчастного Протея, человека, который, выражаясь кратко, никогда не обращал внимания на истину, но все говорил и делал в погоне за славой и похвалами толпы и даже ради этого бросился в огонь, хотя и не мог наслаждаться похвалами, сделавшись к ним нечувствительным» (О кончине Перегрина, 42).

Из приведенных примеров мы видим, сколь разными способами в Древнем мире боги могли восприниматься как люди, а люди – как боги. Опять же такой подход к подобным вещам сильно расходится с тем, как большинство людей в наши времена понимают взаимоотношения между человеческим и божественным началами – по крайней мере, люди, воспитанные в западных религиозных традициях (иудеи, христиане, мусульмане). Как я уже отмечал, в нашем мире широко распространено убеждение, что между сферами божественного и человеческого лежит непреодолимая пропасть. Бог есть Бог, человек есть человек, и вместе им не сойтись никогда. Или почти никогда: в христианской традиции такая встреча осуществилась однажды в личности Иисуса. Вопрос, стоящий перед нами, состоит в том, каким образом такое представление могло появиться. В основе этой идеи лежит совершенно иное мировосприятие, в котором божественное не абсолютно, но лишь относительно отдалено от человеческого.

Согласно этому древнему способу мышления, мир людей и мир богов представляют собой континуумы, которые иногда пересекаются в верхней части первого и нижней части второго. Напротив, большинство современных людей, по крайней мере на Западе, считают Бога стоящим во всех отношениях несравненно выше нас, совершенно Иным. И в божественном мире не может быть никакого континуума, ибо нет никаких других богов, которые могли бы этот континуум составить. Есть только один Бог, и Он бесконечно, а не относительно выше любых наших представлений о Нем. Правда, некоторые люди стоят ближе к Богу, чем остальные, – и в некоторых традициях допускается определенное пересечение со сферой божественного (например, святые в Римской католической церкви). Но и тут в итоге Бог сохраняет свою «инаковость» по отношению ко всем и вся и сам по себе находится в совершенно ином плане, нежели остальные.

Но для большинства людей в Древнем мире дело обстояло по-другому. За исключением древних евреев – о которых я подробнее расскажу в следующей главе – все прочие придерживались политеистических верований. Для них существовало множество богов, находившихся на разных ступенях божественности. Это можно заметить по тому, как люди в античности говорили о божественных существах. Рассмотрим в качестве примера следующую надпись из города Митилены, выразившего желание почтить императора, как бога. Этот декрет говорит о людях, которые «достигли небесной славы и обладают высоким положением и властью богов».16 Однако затем добавляется, что божественный статус императора всегда может быть повышен: «Если в будущем обнаружится нечто более славное, чем эти даяния, энтузиазм и благочестие жителей города не остановятся ни перед чем, чтобы еще больше обожествить его». Последние слова здесь особенно важны: «еще больше обожествить его». Как можно обожествить еще больше того, кто уже божество? Это невозможно, если быть божеством означает занимать четко определенное, фиксированное место в небесной иерархии. Но это становится возможным, если причисление к богам помещало человека, скажем, на низший уровень божественного континуума. В таком случае он потом мог двигаться выше. Каким образом? Декрет весьма откровенно выражается на этот счет: причиной, по которой императора в первую очередь рассматривали как божество, были те самые «даяния», которые он сделал для жителей Митилен. Если его милости будут продолжаться, он сам приобретет еще большую божественность.

Когда древние люди воображали себе императора – или любое другое лицо – как бога, это не означало, что император был равен Зевсу или любому другому из богов Олимпа. Он был божественным существом, но стоявшим на гораздо более низком уровне.

Возможно, чтобы лучше понять античную концепцию божественной сферы, полезно представить ее себе не в качестве континуума, а в качестве пирамиды с различными степенями силы, величия и божественности.17 Некоторые люди в Древнем мире – в особенности философски настроенные – полагали, что во главе царства богов находится одно верховное божественное существо, владыка всего, обладающий бесконечным или практически бесконечным могуществом и иногда считавшийся творцом всего существующего. Этот бог – Зевс, или Юпитер, или неведомый бог – находился на самой вершине того, что мы можем себе представить в виде божественной пирамиды.

Одним уровнем ниже его находились великие боги, известные по легендам и традициям, дошедшим до нас со времен античности – например, двенадцать богов Олимпа, описанных в древних мифах, а также в «Илиаде» и «Одиссее» Гомера. Среди них такие боги, как Зевс, Гера, Аполлон, Афина, Меркурий и другие. Эти боги обладали фантастической силой, намного превышающей наше воображение. Мифы о них были занятными рассказами, но большинство людей воспринимало их именно как рассказы – а не как повествование о событиях, действительно совершившихся в истории. Философы пытались «демифологизировать» мифы, то есть очистить их от легендарных деталей, чтобы выявить более глубокую истину о мире и окружающей реальности, скрывающейся за явно литературными чертами. В любом случае этим богам поклонялись как самым могущественным существам во Вселенной. Многие из них считались покровителями больших и малых городов, а некоторые признавались и почитались государством в целом с очевидной целью – заслужить благоволение могущественных богов как во время войны, так и во время мира.

Но они были не единственными божественными существами. На еще более низком уровне божественной пирамиды стояло огромное множество других богов. У каждого большого и малого города имелись свои местные боги, охранявшие, защищавшие данное место и помогавшие ему. Существовали боги со всеми возможными функциями: боги войны, любви, погоды, здоровья, деторождения – вы можете продолжить список сами. Имелись божества у каждой местности: боги лесов, лугов, гор и рек. Весь мир был населен богами. Вот почему древним людям – за исключением иудеев – казалось бессмысленным почитать только одного Бога. Зачем служить одному Богу, если их имелось множество и все они заслуживали почитания? Если кто-то решил стать поклонником какого-нибудь нового бога – например, переехав в другую деревню и желая воздать почести местному божеству, – это вовсе не требовало отказа от служения всем прочим богам. Если ты решил принести жертву Аполлону, это никоим образом не мешало тебе принести жертву также Афине или Зевсу, или Гере. Это был мир множества богов и, как мы выразились бы сегодня, религиозной терпимости.