Андрей Кураев - Дары и анафемы

472

Толковая Библия. Издание преемников А. П. Лопухина. Т.9. Спб., 1912, с. 24.

См., например, Гилкрист. Дж. Мухаммад и его книга. Спб., 1999, с. 264.

Вообще во всех четырех Евангелиях совесть упомянута только один раз — и то у фарисеев: она обличает их (Ин 8,9). Впрочем, и это результат двойной вставки: во-первых, вся история с женой, которую фарисеи обличили в прелюбодеянии, отсутствует в древнейших рукописях. Во-вторых, и в тех позднейших рукописях, где эта история присутствует, нет слов «обличаемы совестью» (они появляются лишь в рукописях IX века).

Христианский мыслитель третьего века, свидетель ещё традиционно-языческого уклада жизни, Климент Александрийский поясняет смысл этих слов: “Словом мать, которую приходится оставлять ради Христа, обозначено аллегорически отечество и родная страна. Под словом же отец Писание разумеет порядки частной жизни, над которыми праведник с благодарением и великодушием должен возвышаться, чтобы стать угодным Богу” (Строматы, IV,4). “Господь вовсе не повелевает проникнуться ненавистью к своему собственному семейству. Господь хочет сказать нам своими словами только это: Не увлекайтесь неразумными пожеланиями и избегайте следовать обычаям общественным, ибо семейство состоит из родных, а города из семейств” (Строматы III,15). Речь идёт о том, чтобы быть готовым отказаться от следования общественным предрассудкам (естественно, даже в том случае, если эти предрассудки побуждают родителей воспитывать сына в духе противления Евангелию — а потому «Убежим от обычая: он душит человека» (Климент Александрийский. Увещание к язычникам. 118,1). «Вы состарились в суеверии, молодыми придёте к истинному богопочитанию» (Там же, 108,3). «Есть также люди, которые говорят: мы соблюдаем все то, что оставили нам отцы наши. Разве те, кому отцы их оставили нищету, не стремятся разбогатеть? А те, кого родители не воспитывали, хотят получить воспитание и выучиться тому, чего не знали отцы их. И почему это дети слепых видят, а дети хромых ходят прямо? Ибо не хорошо человеку следовать за своими предками, жившими дурно Поэтому исследуй, хорошо ли жил твой отец, а если отец твой жил плохо, ты живи хорошо. И оплачь отца своего, что он жил плохо, если плач твой может помочь ему» (Слово Мелитона Философа пред Антонином Кесарем // Раннехристианские апологеты II-IV веков. Переводы и исследования. М., 2000, сс. 148-149).

Святитель Григорий Палама. О священнобезмолствующих // Добротолюбие. Джорданнвиль, 1966. Т.5. С. 208.

“Закопать покойника не значит бороться против смерти» (А. де Сент-Экзюпери. Цитадель // Согласие. N.2, 1993. с. 140).

“Одно у нас обще с богами, а другое с бессловесными животными” (Саллюстий. Заговор Катилины).

Напомню, что “миф не содержит констатаций, но только экспликации” (Боттеро Ж. Рождение Бога. Библия через призму истории. М., 1998, с. 216). Основная задача мифа — объяснить наличное. Разговор о прошлом — это попытка объяснить то, что знакомо по настоящему.

Сказание об Атрахасисе // Афанасьева В. К. Я открою тебе сокровенное слово. Литература Вавилонии и Ассирии. М., 1981.

После того как в вавилонском восприятии шумерская богиня Тиамат была объявлена не только праматерью, но и оппонентом нового вавилонского бога Мардука, она была демонизирована. Это событие отразилось и на восприятии человека и мира: мир, являющийся телом Тиамат, теперь стал восприниматься как нечто имеющее демонический оттенок. Мир стал двойственным: его материя — от Тиамат, и она скорее плоха, чем хороша, но его форма — результат подвига Мардука, и эта форма блага. Мир — результат смешения изначального и демонического хтонического начала и творческому божественной мудрости устроителя. Если в Шумере человек замешан на крови благого бога, принесённого ради него в жертву, то теперь сын Тиамат — Кингу — оказывается архидемоном, вождём армии божеств и демонов, борющимся с Мардуком на стороне Тиамат. И именно на его крови замешан человек. Эта версия гораздо пессимистичнее шумерской. Человек приговорён уже самим своим происхождением. Разве что Эа сжалится над тем, кому он, несмотря на его демоническую материю, все-таки дал свой божественный образ (см.: Eliade M.Histoire des croyances et des id!ees religieuses. V. 1. Paris, 1976. De l’вge de la pierre aux mystиeres d'Eleusis. P. 85).

Цит. по: Клочков И. С. Духовная культура Вавилонии: Человек, судьба, время: Очерки — М., 1983. С. 86.

Зелинский Ф. Ф. Древнегреческая религия. Киев, 1993. С.87.

«Ползи к земле, матери твоей! Да спасёт она тебя от небытия!» (Ригведа. 10,18,10).

Хук С. Г. Мифология Ближнего Востока. 1991, с. 94.

Цит. по: прот. Иоанн Мейендорф. Введение в святоотеческое богословие. Нью-Йорк, 1985, с. 217. «Хотя пребыл и тем, чем был Он, однако же восприял и то, чем не был» (Свт. Григорий Богослов. Слово 29, О богословии третье // Творения. Троице-Сергиева Лавра, 1992, т.1. С. 426).

Свт. Григорий Богослов. Слово Пятое, второе обличительное на царя Юлиана // Творения. Троице-Сергиева Лавра, 1992, т.1. С. 139.

Послание св. Кирилла Несторию об отлучении // Деяния вселенских соборов. т. 1. Казань,1859. С. 445.

Преп. Максим Исповедник. Творения. Кн. 2. М., 1993, С. 25.

«Бог спрашивал не вследствие неведения, но увещевая обратить внимание на то, где находился Адам, когда в нем не стало Бога» (Августин. О граде Божием. 13,15), то есть «указал на смерть души, совершившуюся вследствие оставления Его» (13,23).

«Плотин, философ нашего времени, казалось, всегда испытывал стыд от того, что жил в телесном облике» (Порфирий. Жизнь Плотина,1). Этот пишет тот Порфирий, о котором блаж. Августин говорит — “Ученейший из философов, хотя и величайший враг христиан» (Августин. О граде Божием 19,22).

«В V в. Паллад совершенно безбоязненно высмеивает христианских монахов — но не за то, что они аскеты, а за то, что они недостаточно аскеты. Этот автор довольно лёгких стихов в киническом духе внезапно с такой страстью называет тело „болезнью“, „смертью“, „роком“, „бременем“ и „неволей“, „тюрьмой“ и „пыткой“ для души, с такой нечеловеческой брезгливостью говорит о реальности пола и зачатия, а впрочем, и самого дыхания, что становится ясно: не этому „последнему язычнику“, не его единомышленникам и братьям по духу было дано защищать права мудрой естественности против христианского аскетизма. Если они не шли в пустыню и не предавались аскезе, то не потому, что относились к телесному началу в себе с непринуждённой жизнерадостностью, а скорее потому, что в отличие от христиан не надеялись очистить свою плоть никакими постами» (Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977, с. 25).

«Прииде Господь взыскати и спасти погибшаго (Лк. 19,10); погибало же не тело, но гиб всецелый человек, срастворенный душею… И ещё спрашивает их: на Мя ли гневаетеся, яко всего человека здрава сотворих в субботу (Ин. 7,23). Понятие же целого объяснил Господь в других Евангелиях, спущенному с одром сказав: оставляются греси (Лк. 3,20), что есть исцеление души, и востани и ходи (23), что относится к плоти» (св. Григорий Нисский. Против Евномия. 2,13 // Творения. Ч. 5. М., 1863, с. 351 и353).

св. Дионисий Александрийский. Послание Павлу Самосатскому, 7. // св. Дионисий Александрийский. Творения. — Казань, 1900, с. 152.

Св. Григорий Нисский. Большое огласительное слово, 27 // Творения. ч. 4. М., 1862, сс. 72-73.

«Исповедуем, что Христос воспринял все естественные и беспорочные страсти человека… Естественные и беспорочные страсти вошли в человеческую жизнь вследствие осуждения, происшедшего из-за преступления, как, например, голод, жажда, утомление, труд, слеза, тление, уклонение от смерти, боязнь, предсмертная мука» (Прп. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. 3,30).

Свт. Григорий Великий Двоеслов. Беседа 21,4 // Избранные творения. М., 1999, С. 185.

Свт. Григорий Великий Двоеслов. Беседа 7,3 // Избранные творения. М., 1999, С. 53.