Индукция и дедукция - Юстус Либих

О сущности естествознания имеют вообще такие темные и ложные понятия, что для многих, может быть, будет не безынтересно разъяснение и пополнение высказанного уже мною в речи о Франциске Бэконе Веруламском.

Для исследования явлений или законов природы, философы вообще пользуются двумя методами: индуктивным и дедуктивным. Собственно говоря, и тот и другой составляют только различные пути, ведущие к одной и той-же цели. Различие заключается в исходной точке: дедукция исходит от общего, индукция — от частного; что касается до их взаимной зависимости, то индукция предшествует дедукции.

Сущность индукции, но взгляду Аристотеля, всего удобнее выясняется в следующем, приводимом им примере индуктивного умозаключения.

Человек, лошадь, мул и проч. живут долго.

У человека, лошади, мула и проч. мало желчи.

Следовательно все животные, имеющие мало желчи, живут долго.

Такой способ умозаключения, если только его можно так назвать, удобен для естествоиспытателя; но то, что здесь называется выводом, есть для него не более как понятие совместного существования двух явлений. Отсутствие желчи есть факт, сопровождающий долголетие; это — только часть некоторого целого, и вывод этот не есть силлогизм, который заключал бы в себе основание зависимости между долголетием и отсутствием желчи. Стоит только заменить во второй посылке «желчь» другим соответствующим явлением, присущим известным животным, чтобы тотчас убедиться, что связь между этим явлением и долговечностью — чисто произвольная и не имеет разумного основания; например:

Для объяснения какого-нибудь естественного явления или факта, естествоиспытатель старается установить зависимость между понятными для него отдельными частями явления и разумеется доходит наконец до двух фактов, постоянно сопровождающих явление, из того предполагая, что они взаимно обусловливаются, находятся в зависимости между собою. Но это просто представление, имеющее своим основанием понимание естествоиспытателя, которое может родиться или нет в уме того или другого человека.

Аристотель определяет индукцию как путь от частного к общему, так как естествознание имеет сначала в виду познание явления и за тем уже его объяснение. Но очевидно, что в этом смысле он смотрел на индукцию не как на метод, а как на правило исследования.

Ясно, что если бы мы знали все силы природы и их законы, все предметы и их сущность, свойства и особенности, то исследование и объяснение отдельного явления составляло бы простую дедуктивную задачу; каждый частный случай мог бы быть разрешен путем умозаключения.

Предположим, что нужно объяснить ржавение железа па воздухе. Предварительное исследование ржавчины показывает, что она состоит из железа, кислорода и воды; состав воздуха также известен. Следовательно все элементы, необходимые для объяснения явления ржавения, находятся под руками, но опыт показывает, что железо в атмосфере кислорода и в присутствии водяных паров — не ржавеет. По этому для преобразования железа в ржавчину, кроме кислорода и водяных паров, нужно присутствие еще какой-то составной части воздуха. Мы знаем, что в состав воздуха входит также незначительное количество углекислоты, и опыт показывает, что, при достаточном притоке кислорода, ничтожного количества углекислоты довольно, для окисления большой массы железа. Но ржавчина не содержит углекислоты; спрашивается: какое участие принимает эта кислота в процессе окисления? Для полного объяснения обратимся к другому известному факту— свойствам углекислой закиси железа. В сыром воздухе она поглощает кислород и переходит в высшую степень окисления, не имеющую сродства с углекислотой. При ржавении металла образуется сначала низшая степень окисления, которая соединяется с углекислотой; но при переходе закиси в окись углекислота освобождается и снова получает способность оказывать на неокисленный еще металл свое первоначальное влияние, так что мало по малу вся масса металла превращается в ржавчину. Далее опыт показывает, что есть особенный случай, когда железо ржавеет в сыром воздухе и без присутствия углекислоты, именно когда воздух содержит аммониак: — что в этом случае ржавение скоро приостанавливается; и наконец — что при ржавении имеет место электрический процесс.

К этому роду исследований относится, между прочим, труд доктора Велльса о происхождении росы. Что роса есть водяной осадок, образующийся путем охлаждения, — в этом не было никакого сомнения, точно также как и в том, что есть два рода охлаждения. Задача сводилась к вопросу об том, — происходит ли при этом охлаждение путем лучеиспускания или путем лучепроведения, а этот вопрос может быть решен опытами, произведенными по известным законам.

Исследованиям этого рода не предстоят никакие внешние затруднения и для успеха их совершенно достаточно знаний и верной оценки отношений. Подобные исследования редки, потому что в большинстве своих задач естествоиспытатель не имеет в наличности данных, необходимых для его процесса мышления. Следует заметить, что этим путем хотя и увеличились и получили основательность наши сведения о сущности явлений, но он не расширил границ науки.

В огромном большинстве других исследований естествоиспытатель наталкивается на такие затруднения, которых он не может устранить при всем запасе сведений, представляемых наукою, и при совершеннейшей способности суждения, это — новые факты и явления, подлежащие неизвестным законам, которые недоступны разуму за неимением посредствующих фактов, необходимых для их уразумения. Для подобных исследований естествоиспытателю нужно еще нечто, существенно характеризующее поэта,—именно воображение.

Сумма всего известного нам о природе и ее силах в действительности так мала сравнительно с областью неизвестного, что в большинстве случаев современные естествоиспытатели находятся в этом отношении в таком-же положении, как и естествоиспытатели XVI века, для которых непонятно было многое, что нам доступно. Нам вообще недостает, как и им в свое время, понятых фактов, необходимых для дедуктивного процесса; при недостатке одного такого факта ум как бы останавливается перед пропастью, которую ему нечем наполнить. В былые времена тут помогало воображение, что в настоящее время считается непозволительным.

Наше преимущество перед прежними исследователями состоит не в возвышении мыслительных способностей и не в том, будто наши чувства сделались тоньше и острее, а в большем богатстве фактов и сведений, то есть в увеличении материала для умственной работы.

Не думаем, чтобы это наше основное положение возбудило какое-нибудь сомнение, хотя только немногие имеют ясное понятие об источнике, постоянно увеличивающем этот запас материалов для мысли.

Бросив взгляд назад, на историю так называемых индуктивных наук, не трудно увидеть, что в течение целых столетий они имели характер искусства. Астрономия и механика до Ньютона, часть физики до Галилея, химия до Бергманна — были искусствами.