Биологическое обоснование пессимизма - Владимир Федорович Чиж

Человек может привыкнуть не бояться смерти, спокойно идти на встречу смерти; храбрые воины, лица, постоянно рискующие жизнью, лица, по тем или другим причинам презирающие жизнь, могут спокойно ожидать смерти: ее приближение их не пугает; привычка, образ мыслей и чувствований могут так подавить свойственный страх смерти, что человек умирает спокойно, равнодушно, по крайней мере спокойно ждет смерти. Бесспорно, что человек, как существо разумное, может перевоспитать себя, до известной степени переменить свою природу, но все-таки даже для таких лиц смерть остается предметом ужаса. Известно, что внезапная катастрофа, напр. крушение поезда, вызывает нервное заболевание и у безусловно храбрых и у презирающих жизнь. Когда привычка, образ мыслей не влияет на человека, то-есть когда он не подготовил себя к спокойному ожиданию смерти, как напр. при неожиданном крушении поезда, естественная боязнь смерти проявляется вполне, испуг, т. о. страх смерти, вполне овладевает человеком, и последствием того нервного процесса, который соответствовал страху, является особое, недавно изученное заболевание. Истинная натура человека сказывается при таких несчастных случаях и потому нет человека, застрахованного от этой болезни, как нет человека, который бы действительно не боялся смерти.

Изучая литературу о влиянии души на тело, я нашел к величайшему огорчению, что самый сильный аффект — это страх смерти; только под влиянием страха люди сразу седеют, заболевают нервными болезнями; все описания такого же влияния на тело других аффектов маловероятны; это обычно — сведения со вторых рук: только страх собственной смерти может достигнуть такой интенсивности, что волосы седеют.

Если одно представление, одно ожидание возможной смерти может так сильно мучить человека, то каково-же должно быть страдание человека умирающего. Принято говорить, что честь, отечество, любовь всего дороже человеку; человек будто-бы ужасно страдает, когда теряет честь и т. п.; однако люди, которым угрожала потеря чести и т. п. никогда от такого страха не заболевали неврастенией, как заболевают люди, переживши катастрофы, напр. железнодорожные, угрожавшие их жизни. Самые несчастные, т. е. нищие, калеки так-же боятся смерти, как и самые счастливые и потому могут заболевать от страха смерти, потому что страх смерти есть самое сильное чувствование: оно соответствует самому интенсивному страданию — мучению умирающего. Вполне понятно, что человек больше всего боится того, что больше всего причиняет ему страданий, а так как человек больше всего боится смерти, то, значит, смерть есть величайшее страдание, даже в том случае, если опа избавляет от ужасных мучений. Мужество, с которым немногие ожидают смерти, нисколько не противоречит тому, что страх смерти, самый сильный аффект, к какому мы способны, так как мужество и смелость, как это доказал еще Horwitz86, совершенно различные по своему психологическому значению процессы. La Rochefoucauld верно определил отношение людей к смерти: „Pen des gens connaissent la mort; on ne la souffre pas ordinairement par resolution, mais par stupidité et par contume; et la plupart des homines meurent parce qu’on ne pent s’empecher de mourir“. Еще более яркими красками изобразил ужас смерти Pascal87 : „Qu’on s’imagine un nombre d’hommes dans les chaines, et tout condaninés à la mort, dont les nns etant chaque jour egorgées à la vue des autres, ceux qui restent, voient leur propre condition dans ceile de leurs semblables, et, se regardant les uns les autres avec douleurs et sans espérance, attendent leur tour: e’est l'image de la condition des hommes“.

Легко объяснить, почему и высшие животные, и люди наделены страхом смерти, почему смерть животным и людям так мучительна. Громадная интенсивность этих чувствований — одно из приспособлений живой материи для борьбы, необходимой для удовлетворения ненасытимой жажды увеличения. Существование и животных и человека так ужасно, что не будь страха смерти, не будь смерть так мучительна, давно не было-бы существ, наделенных способностью чувствовать. Крайнее развитие этих чувствований у высших животных и человека вполне объясняется теорией Дарвина: индивидуумы, одаренные слабыми чувствованиями страха смерти и ее мучительности, конечно, не защищали своего существования с такой энергией, как экземпляры с несколько большим развитием этих чувствований, почему последние, конечно, побеждали первых в борьбе за существование и оставляли более многочисленное потомство. Таким образом, по всей вероятности мало по малу, эти чувствования достигли той интенсивности, какую мы видим всюду в наше время. Такое объяснение развития этих чувствований подтверждается и тем, что культурные пароды больше боятся смерти, больше страдают, умирая, чем дикари, как то утверждают все путешественники, наблюдавшие дикарей.

Страх смерти, мучительность смерти необходимы для продолжения существования особей, наделенных способностью чувствовать, так как если бы эти чувствования не были так интенсивны, несчастные не боролись бы за свое существование, в котором страдания на много превышают наслаждение.

Тот факт, что страх смерти — самое сильное чувствование, а смерть есть величайшее мучение, служит одним из доказательств верности пессимизма: если бы сумма страданий была равна сумме наслаждений, не было бы надобности наделить существа, способные чувствовать, страхом смерти, но было бы цели наделить способностью страдать во время окончательного умирания. Существа, у которых наслаждения преобладают над страданиями, не нуждались бы в интенсивных чувствованиях страха и мучительности смерти; эти чувствования атрофировались-бы, слабели при наследственной передаче, а между тем ни один оптимист не решится отрицать, что чем выше порода животных, чем культурнее люди и даже животные, тем более они боятся смерти, тем более для них смерть мучительна. Я положительно утверждаю, что породистые, интеллигентные собаки умирают с большим мучением, чем глупые, грубой породы. Факт возрастания в филогенетическом развитии этих чувствований доказывает их необходимость, целесообразность, и, следовательно, ту печальную истину, что сумма страданий на много превышает сумму наслаждений. Ненасытимая органическая материя в форме высших животных и человека для борьбы с окружающим миром нуждается в новом приспособлении — страхе и мучительности смерти; благодаря этому приспособлению существа, жизнь которых переполнена страданиями, со всей доступной им энергией борются за это существование и таким образом увеличивают сумму живой материи, т. е. осуществляют основную цель живой материи — увеличение.

Мы, конечно, не можем знать целей мироздания и потому не знаем, для чего природа наделяет все более интенсивными чувствованиями и в том числе более сильным чувствованием, страха смерти, более интенсивным мучением при смерти, но нам вполне понятна целесообразность этого явления. Чем выше животное, чем культурнее человек, тем более трудна для него борьба и за жизнь, т. е. увеличение, и за существование, т. е. сохранение преобладания жизни над смертью; для того чтобы высшие животные и культурные люди могли выдерживать предстоящую им борьбу, они должны