Познание необходимости. Детерминизм как принцип научного мировоззрения - Владимир Петрович Огородников

обоснование» — это использование основных принципов и законов диалектического материализма. Важнейшее место принадлежит здесь принципу детерминизма. Многие специалисты–естественники признают это положение и целенаправленно используют принцип и диалектико–материалистическую теорию детерминизма при построении и обосновании своих теорий [см.: 105, с. 63–70; 169, с. 43–143]. Среди основных моментов, определяющих центральное место принципа детерминизма, детерминистских представлений в естественнонаучном мировоззрении, следует отметить фундаментальное значение детерминистских представлений: в выработке определенного стиля мышления; в разработке теории информации, системных исследований; в решении проблем правомерности экстраполяции научных данных одной предметной области на другую; в моделировании процессов; в комплексном исследовании важнейшей мировоззренческой проблемы взаимосвязи необходимого и случайного в эволюции живого на Земле. Всякая естественнонаучная теория может быть интерпретирована как детерминистская, в свою очередь теория детерминизма неизбежно опирается на данные естествознания.

Мировоззренческая и методологическая роль философских принципов в отношении естествознания в спокойные периоды его развития часто остается незаметной для исследователей. Однако эта роль становится весьма заметной и ощутимой в кризисные моменты развития — в моменты локальных и глобальных естественнонаучных революций. Любая такая революция связана с кризисом метода и мировоззрения. Известны слова Ф. Энгельса: «С каждым составляющим эпоху открытием даже в естественноисторической области материализм неизбежно должен изменять свою форму» [1, т. 21, с. 286]. Так как К- Маркс и Ф. Энгельс понимали под материализмом именно мировоззрение, один из его основных типов, то Ф. Энгельс подразумевает в данном случае смену исторической (а часто и логической) формы материалистического типа мировоззрения. Таким образом, революция в естествознании это прежде всего революция в методе и мировоззрении.

Судьбы теории детерминизма тесно переплелись с историей естествознания и становлением естественнонаучного мировоззрения прежде всего в физике. Развитие в XIX — начале XX столетия термодинамики привело к краху детерминистские установки, восходящие к Демокриту. Попытки ученых (например, Л. Больцмана) устранить противоречие между статистической интерпретацией термодинамики и лапласовским детерминизмом на основании сведения статистических отношений к динамическим базировались на убеждении в возможности точного вычисления будущих состояний системы при условии выяснения координат и скоростей всех входящих в нее молекул. В фундаменте этого заблуждения лежал традиционный метод элементаризма, применявшийся атомизмом, — поиск «абсолютно первичных» начал и идея качественной монодетерминпрованности событий.

Открытие кванта, радиоактивности и, наконец, создание квантовой теории привело метафизическую доктрину детерминизма к глубокому кризису, но не уничтожило ее окончательно. Противоречие между квантовой теорией, постулирующей невозможность однозначного предсказания поведения элементарной частицы, и лапласовским детерминизмом могло быть разрешено на основании трех подходов: 1) поиска каких–то оснований, «реабилитирующих» механическую трактовку детерминизма на микрофизическом уровне; 2) отказа от детерминизма в пользу индетерминизма, объявления микромира царством «чистой» случайности; 3) приведения концепции детерминизма в соответствие с требованиями новой физической теории и экспериментальных данных, «диалектизации» принципа.

Кризис детерминизма был одним из главных симптомов общего кризиса физики конца XIX — начала XX столетия. Это был и кризис старого мировоззрения, старого метода рассмотрения окружающего человека мира — кризис философских оснований естествознания.

Последний из указанных подходов практически никто из физиков (поскольку это была философская задача) последовательно не реализовал. Характеризуя кризис физики, В. И. Ленин указал, что суть его состоит в незнании и непонимании физиками огромной мировоззренческой и методологической роли марксистской диалектики: «Но в том–то и беда Дюгема, Сталло, Маха, Пуанкаре, что двери, открытой диалектическим материализмом, они не видят» [4, т. 18, с. 329]. Эта «слепота» вела многих выдающихся физиков нашего времени к попытке реализовать первый подход — интерпретировать квантовомеханические взаимодействия в классическом духе, найти динамические регулятивы, элиминировать статистичность, неопределенность в квантовой теории.

Более десяти лет пытался ввести квант действия в систему классической теории Макс Планк. Переворот, который произошел в его сознании под воздействием этой безуспешной работы, сам Планк описывал следующим образом: «Провал всех попыток перекинуть мост через эту пропасть не оставил вскоре никаких сомнений в том, что квант действия играет фундаментальную роль в атомной физике и что с его появлением началась новая эпоха в физической науке, ибо в нем заложено нечто, до того времени неслыханное, что призвано радикально преобразить наше физическое мышление, построенное па понятии непрерывности всех причинных связей с того времени, как Лейбниц и Ньютон создали исчисление бесконечно малых» [Цит. по: 40, с. 64]. Так основоположник квантовой теории Планк осознал необходимость отказа от метафизического взгляда на причинность, необходимость революции в естественнонаучном мировоззрении.

Вместе с тем указанная позиция еще не гарантирует диалектической интерпретации детерминизма. Негативное отношение к механической причинности часто приводило физиков к индетерминизму (на основе отождествления детерминизма с однозначной причинно–следственной связью).

Основным моментом квантовой теории, вызвавшим наибольшие трудности в интерпретации, явился, как известно, корпускулярно–волновой дуализм — двойственность природы микрочастицы, находящая выражение в соотношении неопределенности между координатами и импульсом такой частицы. Попытки «подправить» новые закономерности под старую классическую теорию представлены: «копенгагенской доктриной», предложившей рассматривать неопределенность с позиций «принципа дополнительности», выдвинутого Н. Бором; точкой зрения А. Эйнштейна, считавшего, что микромир «на самом деле» обладает одновременно и координатами и импульсом, но современные методы и средства наблюдения не позволяют это установить; теорией «скрытых параметров» Д. Бома и присоединившихся к нему Л. де Бройля, Ж — П. Вижье, с позиций которой микроуровень и его взаимодействия могут быть интерпретированы в классическом духе как однозначно причинно обусловленные неким «глубинным», скрытым уровнем.

Названные теории не учитывают диалектико–материалистической концепции детерминизма и потому чреваты опасностью сползания к субъективному идеализму и индетерминизму. Конвенционалистские выводы сторонников «копенгагенской» концепции достаточно красноречивое тому доказательство. Так, В. Гейзенберг полагал, что понятие «элементарные частицы» не отражает объективной реальности, а является лишь удобным объяснением, продиктованным своего рода логической необходимостью [см.: 61, с. 49–50]. С его точки зрения, статистичность квантовой теории, включение в ее состав элемента случайности связаны с неполнотой знаний природных процессов [см.: 61, с. 117].

Квантовая механика поставила ряд проблем, связанных с дальнейшей разработкой принципа детерминизма: соотношения динамического и статистического в явлениях и их описании, объективности статистического; причинных и непричинных детерминаций, статуса причинности в микровзаимодействиях; необходимости и случайности в структуре детерминаций квантовых процессов и др. Лапласовский детерминизм, как уже не раз отмечалось, исходит из признания лишь одного типа детерминации — однозначной причинности, поэтому подходы к проблеме причинности в квантовой теории воспроизводят указанные выше подходы к детерминизму. В связи с этим предпринимаются попытки: 1) представить квантовую теорию как неполную, а введение случайности в состав теории — как одно из свидетельств этой неполноты; 2) отказаться от причинного описания микромира на основе признания его чисто акаузальным; 3) выдвинуть новый тип причинности — «статистическую» (или