Архетип Апокалипсиса - Эдвард Ф. Эдингер

Главное, что я хочу отметить: если мы правильно понимаем образ «Апокалипсиса» –неважно, проявляется ли он во внутренней жизни или вовне, – нам не обязательно быть одержимыми им. Вне сомнения, он сокрушителен, но он становится гуманнее, если его понимают. Я считаю, что наш мир все больше и больше подчиняется влиянию этого архетипа, и нет ничего важнее того, чтобы хоть какое-то количество людей знало, что же происходит.

Архетип Апокалипсиса 

Глава 2. «Откровение»: главы 1, 2, 3 Явление нуминозного

Давайте приступим к изучению Откровения с первой главы, девятого стиха, где автор официально приветствует читателя и представляется сам:

Я, Иоанн, брат ваш и соучастник в скорби и в царствии и в терпении Иисуса Христа, был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа. 

Я был в духе в день воскресный, и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний; 

то, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии: в Ефес, и в Смирну, и в Пергам, и в Фиатиру, и в Сардис, и в Филадельфию, и в Лаодикию. (Откр.1:9-11)

Как мы видим, автор с самого начала сообщает нам, что речь пойдет о его нуминозном опыте[1]. Мы также узнаем, что Иоанн находится в заточении на острове Патмос – важная деталь для психолога, ведь это опыт, который не может не сказаться на личности. Изоляция и многочисленные физические лишения существенно ограничивают поток либидо, которое в этот период лишено возможности течь естественным путем. «Тюрьма» – это не только физический, но и психологический опыт, встречаются и такие случаи, когда человек переживает заключение, не будучи заключенным в прямом смысле, тогда его плен – крайне зашоренное, ограниченное отношение к жизни или же невротические комплексы. Как это ни странно, но невроз может заполучить столь высокую власть над человеком, что и в самом деле не будет давать ему выйти из дома.

Итак, в самом начале книги Откровения мы сталкиваемся с темой заточения. Либидо в тюремных условиях не получает естественной, здоровой разрядки. Вместо этого оно невольно накапливает энергию. Если уровень энергии достигает критической отметки, может произойти взрыв. В самом деле, за вулканическим прорывом нуминозного обычно стоит ни что иное как извержение любидо, и книга Откровения – проявление такого взрыва. Какие вспышки, какие молнии, какой грандиозный фейерверк! Какие энергии породили Откровение! И этими энергиями, этим взрывом мы обязану опыту заключения, которое пережил автор. Кстати, такое случается и в современных тюрьмах. Если либидо целой группы людей подавляется слишком долго, оно может разразиться, например, в беспорядках или бунте.

Характерно, что внимание Иоанна привлекает голос, звучащий «позади» его: это указывает на то, что голос идет из бессознательного. Иоанн чувствует, что ему необходимо развернуться, то есть, если перевести происходящее на язык психологии, он понимает, что должен обратить внимание на бессознательное. В повседневной жизни, за нашими обычными занятиями, мы не думаем о бессознательном, оно остается «позади», в то время как перед собой мы видим окружающий нас мир. Но если за спиной (а на самом деле внутри нас) что-то случается, мы переключаем наше внимание на эту область, мы поворачиваемся навстречу бессознательному, что и произошло с Иоанном – и происходит в современном мире на психоаналитических сеансах, где мы намеренно разворачиваем клиента, чтобы он смог увидеть, что же творится там, за спиной, вне поля его зрения.

Однако психоаналитик идет дальше Иоанна; клиент любезно поворачивается к бессознательному и вслушивается в его посылы, но этим дело не ограничивается, на следующей ступени эго вступает с бессознательным в диалог. В книге Откровения диалога нет, общение одностороннее: голос вещает, а Иоанн ему внимает. Такой опыт односторонней комунникации с боессознательным можно назвать визионерским, или мистическим, или же пассивным воображением, которое следует отличать от воображения активного[2]. Именно к такому переживанию стремятся мистики всех времен и народов. При этом они намеренно воспроизводят условия тюремной изоляции: удаляются от мира, изнуряют себя постом и так далее. В результате подобных практик либидо оказывается заточено в бессознательном, что при определенных обстоятельствах может привести к психическому взрыву и стать рычагом для откровений. Все жаждущие и страждущие видений проходят этот путь. Чтобы либидо послужило для сотворения видений, нужно аккумулировать достаточные запасы его энергии – именно из них бессознательное будет черпать силу для генерального взрыва.

В результате мистику дается возможность заглянуть в глубины коллективного бессознательного, в область трансперсонального. Однако то, как именно воспримет провидец свой опыт зависит от той религиозной традиции, в которой он живет и мыслит: она услужливо предоставит ему целый набор символов и образов для того, чтобы он смог описать увиденное. Откровения, конечно же, могут быть очень разными, но они всегда поступают из одного источника – коллективного бессознательного. И, что характерно, сами мистики неизменно трактуют опыт видения как нечто бесценное, как ярчайшее событие в их жизни. Тем не менее, как я уже говорил, здесь не может идти речи об активном воображении, равно как и об индивидуации. Для того, чтобы запустить процесс индивидуации, необходимо, чтобы сначала эго вступило в активный диалог с «голосом» бессознательного, а впоследствии ассимилировало ту информацию, которая была поднята из бессознательных уровней на поверхность.

Но вернемся к Иоанну. Он «обратился», и вот что он увидел:

Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и обратившись, увидел семь золотых светильников и, посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому, облеченного в подир и по персям опоясанного золотым поясом: глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его, как шум вод многих. Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Его, как солнце, сияющее в силе своей. (Откр.1:12-16)

Величайший художник Возрождения Альбрехт Дюрер запечатлел эту сцену на гравюре «Видение семи светильников» (1497-1498), которая вошла в его серию гравюр об Апокалипсисе (см. рисунок 2.1).

Рисунок 2.1.

Видение Иоанна, как и любое видение нуминозного характера, крайне богато образами и символами, я предлагаю вашманию только те, что представляются мне самыми яркими. «Семь золотых светильников» – то, что Иоанн увидел в первую очередь. Здесь можно вспомнить, что ветхозаветному пророку Захарии также было видение семи светильников, которые, как поведал ему Ангел, были глазами Яхве, «которые объемлют взором всю землю»[3]. Когда Яхве