Юрий Апухтин - Последний рывок советских танкостроителей

Заключение

Работа на поприще СТК

Этим «Посмотрим» заканчивается мой дневник, дальше записей я не вел по причине какой-то беспросветной перспективы создания танка, принципиально ничего не менялось и работы продолжались в том же духе, что и в 1989г.

После избрания меня председателем СТК я начал серьезно интересоваться структурой КБ и его финансовыми потоками. Шомин допустил оплошность, предоставив мне возможность ознакомиться с финансами, так как проанализировав их я увидел, что главный конструктор и его заместители неплохо устраивали свое личное благосостояние за счет премий и доплат, которые от всех были скрыты.

Эту информацию я обнародовал и на заседании СТК предложил всем сотрудникам КБ, как и высшему руководству, к тарифному отпуску давать надбавку в размере оклада, при увольнении пенсионеров выплачивать им по десять окладов, создать поощрительный фонд для премирования особо отличившихся, выделить дотации на садовые товарищества и т.п.

Все это было проведено через решение СТК (он тогда имел широкие полномочия), Шомину пришлось поддержать мою инициативу и это еще много лет действовало в КБ и после моего увольнения.

Пришлось мне заняться и больным для всех вопросом – черными субботами. По закону в стране была пятидневка, но КБ было привязано к заводу Малышева и работало по его графику, в котором значительная часть суббот были рабочими. Будучи в Министерстве, я зашел в юридический отдел и поинтересовался – есть ли какие директивные документы по рабочему графику предприятий Министерства. Мне вразумительно объяснили, что никаких таких документов нет и трудовой коллектив предприятия на общем собрании или конференции сам устанавливает режим работы, главное – отработать в неделю определенное количество часов.

Получив такую информацию я поставил в известность руководство КБ и начал готовить конференцию по этому вопросу. Резонанс был оглушительный, всех это взолновало и меня теребили скорее провести конференцию.

Перед началом конференции Шомин пригласил меня к себе, у него в кабинете был директор завода Пивоваров, с которым я был хорошо знаком еще по моей комсомольской работе на заводе. Он начал меня убеждать не делать этого, так как на заводе станет все известно и они также захотят чистую пятидневку.

При всем моем уважении к Пивоварову я не согласился с его доводами и предложил ему пойти со мной на конференцию, люди уже напряженно сидели в зале и ждали меня, и убедить их не голосовать за такое решение. Пивоваров отказался от моего предложения, Шомин во время нашей беседы не вмешивался и молчал, так как в душе он был согласен со мной и чужими руками решался серьезный вопрос, касающийся всех нас без исключения.

Естественно решение о пятидневке было принято единогласно, даже руководство КБ не возражало. Потом Поляков высказал мне удовлетворение, что я рискнул пойти на такой шаг и удовлетворил пожелания всего коллектива.

Руководство СТК не так сильно отвлекала меня от основной работы, тем более разработка машины топталась на месте. В последствие законы изменились и роль СТК существенно снизилась, в это время мне предложили возглавить СТК завода Малышева, но времена уже были другие, заниматься пустыми разговорами мне было не интересно и я отказался. В заводской СТК я вошел заместителем председателя и когда вскоре начался порожденный августом 1991 беспредел мы пытались что-то изменить, но маховик разрушения остановить уже было невозможно.

С СТК был еще один весьма показательный случай. В конце 1991 между Москвой и Киевом началась тяжба о подчиненности предприятий союзного значения. В Украине уже образовалось свое министерство промышленности и оттуда пришла команда, чтобы СТК и руководитель предприятия приняли как бы самостоятельно решение о добровольном переходе в подчиненность Киеву.

В кабинете у главного состоялось заседание СТК, после обсуждения, на котором я выступил против перехода под власть Киева, состоялось голосование. Против подчиненности Киеву голосовал только я один, все во главе с Борисюком согласились с новой властью, а я остался верен своим убеждениям.

Тяжело оставаться одному, но во мне всегда преобладала сила русского духа – стоять до конца и по жизни я никогда этому принципу не изменял. Позже, будучи депутатом Харьковского областного совета, я участвовал в голосовании по избранию председателя совета. Чиновники от власти на эту должность протаскивали пустого и никчемного человека и перед заседанием многие нелицеприятно высказывались о нем. Когда же при голосовании (тайном!) высветилось табло и против был всего один и это был мой голос, я еще раз убедился, насколько слаб человек и готов продать свои убеждения.

Работы по танку в 1990 году разваливались дальше и не по причине нерешенности технических вопросов, а из-за вопиющей безответственности, начиная с самых верхов и кончая руководителями предприятий. Общая атмосфера в стране сказалась и на нас, все только говорили и призывали, что надо много работать, выдерживать сроки, быть ответственным, а фактически все делалось как-то спустя рукава.

Эта безысходность настолько достала меня, что весной 1990 в Министерстве, обсуждая с Кочергиным наши невеселые дела, я высказался, что может пойти к Министру и все ему рассказать. Кочергин эту идею поддержал. Я подготовил на одну страницу докладную и он представил меня референту Министра. Я изложил ему суть вопроса, референт был в курсе разработки нашего танка и согласился доложить Министру, чтобы тот принял меня. Министр всю вторую половину дня был на заседании в Кремле, я несколько раз подходил к референту и тот подтвердил, что как только он появится меня сразу же вызовут.

Где-то уже часов в восемь вечера он сообщил мне, что Министр позвонил и поставил в известность, что он сегодня уже не будет в Министерстве. В связи с тем, что в этот день я должен был уезжать в Харьков и не мог задерживаться, мне пришлось извиниться за беспокойство и отказаться от встречи. Не знаю, изменило ли что-нибудь мое посещение Министра, при всеобщем развале трудно решать частные вопросы, каким являлся для него разработка нашего танка, но такие мои действия Шомин наверняка бы мне не простил и точно открутил бы мне голову, что давно уже обещал. Но здесь я опять не смог изменить своему принципу – стоять до конца, невзирая ни на что.

Ситуация с руководством КБ видно дошла до предела и в мае пошли разговоры, что Шомина отправляют на пенсию. Я зашел к нему и прямо спросил, так ли это. Он ответил, что ничего подобного, хотя вопрос о его отставке уже был решен и в Министерстве подбирали человека на его место.

К нам в очередной раз приехал Захаров и наш главный экономист Мирошниченко предложил мне организовать с ним встречу по вопросу будущего руководства КБ, естественно я сразу же согласился.

Между прочим, с Мирошниченко у меня сложились довольно интересные отношения. Это был человек из прожженных финансистов, на которых печати ставить негде, и много что знал о финансовых операциях руководства КБ. При этом он почему-то всегда с уважением относился ко мне, по всей видимости, за мою прямоту и стойкость, чего не было у него. Он однажды, когда у меня начались разногласия с руководством, сказал мне – «… ты никогда не будешь в их кругу, так как слишком честный и отстаиваешь правду, а они не такие». Жизнь подтвердила его мудрые слова.

Мирошниченко организовал мне встречу с Захаровым и мы с ним уединились в одном из кабинетов. Захаров при всех неприятностях по разработке ТИУС и прицельного комплекса по всей видимости все-таки понимал, что я прилагал и прилагаю все силы для решения этих проблем, но не только от меня это уже зависело. Когда ему была нужна достоверная информация он всегда вытаскивал меня и с пониманием относился ко мне за мое стремление во что бы то ни стало сделать систему. Он откровенно и подробно рассказал мне о сложившейся ситуации с руководством КБ, за неудовлетворительную организацию работ по танку Шомин отправлен на пенсию, приказ о его увольнении уже подписан и обсуждаются кандидатуры на его место. Из всех его заместителей никто не годится для этой должности по многим причинам, руководство Министерства остановилось на двух кандидатурах – начальнике ХКБД Рязанцеве и начальнике СКБ Ротор Борисюке. Рязанцев категорически отказался и принято решение назначить Борисюка, сейчас на него оформляются документы.

Мы обсудили состояние работ по танку и на этом разговор закончился. Информация о том, что Борисюк станет начальником КБ для меня была неожиданной, при всех моих сложных отношениях с ним в течение последних 14 лет, когда я никак не воспринимал СКБ Ротор в качестве разработчика ТИУС и сделал все возможное, чтобы это не состоялось, а он предпринимал для этого титанические усилия, можно было предположить наши отношения в будущем.