Марина Костюхина - Записки куклы. Модное воспитание в литературе для девиц конца XVIII – начала XX века

Игры дворянских девочек с различными типами кукол (литография П. Вдовичева, 1830–1840-е)

Старинная литография изображает детскую комнату в русском дворянском доме. Сделал рисунок и вырезал на камне Петр Вдовичев, гравер и владелец мастерской, существовавшей в Петербурге в 1830–1840-е годы. Вдовичев занимался изготовлением литографических картин и картонажных игр, среди которых были разрезные картины (пазлы). Для их изготовления печатались литографии, наклеивавшиеся на картон и разрезавшиеся на замысловатые фигуры. Возможно, литография с видом детской комнаты и играющих детей была выполнена Вдовичевым для настольной игры.

Куклы и аксессуары для кукольной игры воспроизведены литографом с точностью и в деталях – именно такие игрушки продавались в игрушечных лавках обеих столиц и привозились русскими дворянами из зарубежных вояжей. У кукол, которые сидят в коляске или лежат в кроватке, восковые головки с нарисованными лицами и тряпичное тело, обшитое лайкой. Части кукольного тела соединены тканью или кожей, что делает их удобными для игры в дочки-матери. Куклы со съемной одеждой подходят для уроков по шитью и рукоделию, обязательных для каждой девочки. Иное предназначение у кукол, закрепленных на подставке: они радуют глаз модным французским платьем или живописным крестьянским нарядом. Такие игрушки украшают домашнюю половину дома подобно картинам, вазам и скульптурам.

Пространство картинки, изображающей девичью игру с куклами, замкнуто стенами детской. За ее пределами располагается мир взрослых. Замкнутость пространства нарушает вошедшая дама (мать или гувернантка): она пришла, чтобы позвать к себе старшую из девочек (книги в руках у обеих напоминают о взрослых обязанностях). Девочке не хочется отрываться от игры, да и наставница словно медлит в дверях: створка двери на взрослую половину не распахнута, а только приоткрыта.

Такой предстает игра в куклы на литографии старого петербургского мастера. Так ли было на самом деле? Мемуары и исторические документы свидетельствуют: социальные практики, воспитательные методы и семейные обстоятельства в русских семьях были разными. В 1820–1840-х годах у девочек из семей петербургских аристократов, а именно такая семья изображена на картинке, имелись дорогие куклы и аксессуары для кукольной игры. В семьях провинциального дворянства подобные игрушки были редкостью. Но и там, где они встречались, куклы не часто попадали в детские руки, ведь восковые или фарфоровые головки легко бьются, ручки-ножки быстро ломаются. На литографии, изображающей детскую, воцарился рай – девочки могут вдоволь наслаждаться игрушками и кукольной игрой.

Выражение «девочка и кукла» стало формулой, закрепившей предметно-символическую связь между игрушкой и ее обладательницей. В этнографических, психологических и социальных науках существует множество трактовок этой связи. При всей разности подходов между ними есть принципиально общее. Связь «девочки и куклы» основана на экзистенциальной, возрастной, социальной «незавершенности» участниц игры: кукла больше, чем предмет, а девочка меньше, чем женщина. В игре осуществляется потенциальная завершенность: кукла как бы оживает, а девочка как бы становится взрослой женщиной. В этом «как бы» – отражение магических представлений о кукле как предмете для ритуальных действий и обрядовых практик. Участницы игры в куклы растворяются в придуманных ролях и воображаемых образах.

Описание девочки с куклой – устойчивый мотив в культуре. Коннотации данного мотива разведены по разным эмоциональным и семантическим полюсам – от невинного любования до сексуального желания, от сладкой грезы до приземленной реальности, от эстетического наслаждения до потребления. Этот диапазон сужается в текстах для детского чтения: набор мотивов ограничен, а толкования не выходят за пределы общепринятых истин. Ограничения и упрощения образа искупаются богатством житейских и психологических деталей. Статус события в текстах для детей получают бесценные «мелочи жизни», будь то именины куклы или шитье кукольной одежды. Простота историй для детского чтения осложняется взрослой рефлексией над принципами воспитания.

Судьба куклы-персонажа тесно связана с историей куклы как предмета для детской игры, украшения интерьера и демонстрации моды. Длительный период создания и производства кукол дает для этого обширный материал, в отношении отечественных кукол мало исследованный. Кукла представляет собой уменьшенную копию человека, и все развитие кукольного производства было направлено на то, чтобы сделать эту копию достоверной. Тело, лицо и одежда мануфактурных, а после фабричных кукол несли информацию о материально-предметном и социальном мире. Носителями информации служили многочисленные аксессуары для кукольной игры (мебель, посуда, белье), копировавшие предметы домашнего обихода. Кукла являлась частью предметно-бытового мира, а кукольное хозяйство – его зеркальным повторением. О «зеркальной» функции игрушек писал знаток и собиратель игрушки Н. Бартрам: «Игрушка всегда была „зеркалом жизни“, и старинные игрушки, отражая на себе свое время, быт, их окружавший, – дают возможность подойти с совершенно еще новой, незатронутой стороны, к интимной жизни прошлого, образно характеризуя его и в общем, и в мелочах»[1].

Дамы в гостиной занимаются рукоделием и воспитанием детей. Заботы о грудном ребенке доверены кормилице (литография П. Вдовичева, 1830–1840-е)

Детская в дворянском доме объединяет детей разного пола и возраста (литография П. Вдовичева, 1830–1840-е)

Первые книжные издания, посвященные куклам, увидели свет в середине XVIII века одновременно с распространением кукол в европейском досуге. Тогда же появились первые выпуски картонажных кукол с наборами сменных нарядов[2]. Куклы предметные и печатные были в равной степени дорогим и малодоступным удовольствием. Поэтому героинями первых кукольных историй стали юные аристократки и дочери крупных негоциантов – настоящие обладательницы кукольного богатства.

Расширение мануфактурного, а затем фабричного производства во второй половине XIX века привело к распространению кукол в играх детей из разных социальных слоев. В обиходе ребенка женского пола из состоятельной семьи было до двух-трех десятков кукол различного типа и размера. Общепринятой практикой стала традиция дарить девочкам кукол на именины и Рождество, такой подарок считался приличным в буржуазной среде. Из забавы аристократов кукла превратилась в игрушку для детей среднего класса. Но и в этом качестве она продолжала сохранять вид респектабельной игрушки, что льстило ее обладателям. Значительно доступнее стали издания детских книг и бумажных кукол, адресованные детям «образованных» сословий. Соответственно, изменились героини кукольных историй – ими стали девочки из буржуазных семей среднего достатка. Кукла этого времени органично вписалась в домашний мир немецкого бидермайера и французской Второй империи, и именно этот период считается золотым веком куклы. Вторая половина XIX века стала временем распространения кукольного шаблона (в производстве кукол и их изображении в литературе), рассчитанного на вкусы широкой публики.

Вручение ребенку фарфоровой куклы обставлялось взрослыми с торжественностью (Андреевская В.П. Записки куклы. Рассказ для маленьких девочек. СПб.: Ф.А. Битепаж, 1898)

Одновременно с демократизацией кукол в конце XIX века продолжалось производство дорогих и очень дорогих игрушек: появились модели кукол, которые могли «говорить» и «ходить», совершать движения частями тела. «Оживление» кукол оказалось возможно благодаря использованию новых технологий и материалов. В создании кукол начали принимать участие модные дизайнеры и профессиональные художники. Некоторые из изделий поражали сходством с живым ребенком, другие впечатляли художественным изяществом. Куколки аристократов XVIII века казались пустячными поделками рядом с игрушками детей финансовых магнатов и крупных фабрикантов начала XX века. Элитарность, всегда отличавшая эту игрушку, стала еще заметнее в эпоху кукол для всех.

Элитарность куклы остро ощущалась в русском быту, поскольку привезенные из Европы изделия были дороги и малодоступны, а собственного производства фарфоровых кукол в России не было. Название «парижская» или «французская» кукла стало типовым названием дорогой игрушки (оно сохранялось и русскими производителями). О дороговизне «настоящей» куклы свидетельствует факт из воспоминаний Анны Керн, семья которой принадлежала к среднепоместному дворянству. Бабушка предложила внучке выбрать в качестве подарка куклу из французского магазина или деревню (события происходили в 1800-е годы). Выбор девочки был предрешен: вместо «обычной» деревни она выбрала необыкновенную куклу. Три-четыре десятилетия спустя ситуация изменилась: у девочек из состоятельных семей появилось много разнообразных по типу и стоимости кукол. По свидетельству одной из жительниц Петербурга середины XIX века, в детской дворянской девочки находилось около двух десятков кукол. Но игрушек из дорогих магазинов в этом наборе было мало. В ситуации малой доступности презентация куклы в книжных изданиях для детей была особенно значима. Литературные истории о «настоящих» куклах приоткрывали для русского читателя заманчивый мир дорогих игрушек и богатых детей.