Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 9

Итак, нет никакого противоречия в том, чтобы испытывать известное психическое состояние и в то же время знать о том, что испытываешь его; напротив, указанная черта сознания есть основная его особенность, благодаря которой факты психической жизни становятся известными человеку. Таким образом, часть возражений, совершенно справедливых относительно самонаблюдения, отпадает и не имеет применения к внутреннему восприятию, несомненной основе всякого знания о психическом мире.

Этим, однако, вопрос о значении и ценности внутреннего восприятия не решен еще. Пусть внутреннее восприятие и является единственным источником наших сведений о душевных переживаниях, все же первое возражение, выставленное против самонаблюдения, сохраняет свою силу и по отношению к внутреннему восприятию, а именно, что путем самонаблюдения (а также и внутреннего восприятия) мы знакомимся лишь с собственными, – чисто индивидуальными, неповторяемыми переживаниями, а на них никак нельзя построить общегодной теории.

Индивидуальность и неповторяемость психических явлений представляет основное их свойство, засвидетельствованное внутренним восприятием, и с этим свойством психологу, конечно, приходится считаться; оно, однако, не исключает возможности построения общей теории. Без сомнения, психология никогда не станет, наукою в том смысле, в каком мы говорим, например, о науках, имеющих своим предметом неорганическую материю, но зато психология имеет перед ними одно великое преимущество – непосредственности и внутренней достоверности данных, полученных путем внутреннего восприятия. Понятия, под которые мы подводим явления внешнего мира, не применимы к душевным явлениям; нельзя в этой области достичь и той точности измерений, которая достижима в объективном мире, но отсюда еще не следует, что, вообще, никакой общей психологической теории быть не может. Индивидуальность психических явлений не исключает того, чтобы все живые существа, одинаково индивидуальные, имели общие между собой черты; неповторяемость же психических явлений тоже не представляет непреодолимого препятствия, ибо естественно предположить, что одинаковые условия вызывают сходные психические явления. Хотя в психологиях приводится много в научном отношении малоценного и недостаточно проверенного материала, но вряд ли можно утверждать, что все содержание психологии никакого научного значения не имеет.

Итак, если возможно знание о душевных явлениях путем внутреннего восприятия, но в то же время знание это слишком ограничено, то возникает вопрос о том, каким путем расширить его.

Психологии нет никакого основания стоять на точки зрения строгого солипсизма. Хотя внутреннее восприятие и говорит нам лишь о наших состояниях и о том, что всякая иная душевная жизнь, кроме нашей собственной, познается нами лишь при посредстве представлений о чужом Я и толкуется по аналогии с нашими душевными состояниями, но нет никаких оснований считать это толкование неправильным и необоснованным. Ведь и внешний мир познается нами путем представлений (положение Шопенгауэра – мир есть мое представление – безусловно истинно), точно также как и чужое одушевление; психология может указать условия, которые приводят нас к вере в независимое существование внешнего мира и чужого одушевления, но психологии нет никакого дела до вопроса о праве придавать представлениям объективное значение, – это задача гносеологии. Признание существования чужой душевной жизни и возможность толкования ее по аналогии с нашей собственной значительно расширяет пределы психологического исследования. Но расширение границ психологии возможно не только в смысле объективном, но и в области чисто внутренней. Внутреннее восприятие говорит нам лишь о том, что происходит в индивидуальном сознании в этот момент, но память сохраняет представление о предшествовавших состояниях и дает рефлексии возможность сравнения прошлых переживаний с настоящими, а благодаря сравнению – возможность нахождения общих черт.

Признание чужих психических миров, познаваемых по аналогии с нашим, расширяет, конечно, область психических исследований, но именно необходимость руководствоваться при исследовании аналогией ставит исследователю значительные трудности: если мы легко знакомимся с внутренним миром взрослого нормального человека путем языка, членораздельных звуков, жестов и выразительных движений – хотя все эти средства в той же мере служат раскрытию душевного мира, сколь и сокрытию его истинного содержания3, – то уже гораздо труднее понять все то, что уклоняется в какую-либо сторону от нормы. Гениальные люди обыкновенно бывают непоняты современниками, почти в такой же мере, как и ненормальные или умалишенные.

Между тем психическая жизнь тех и других для психологии должна представлять большой интерес. Понять гения – значить найти доступ к психологии творческого процесса; понять умалишенного – значить получить возможность заглянуть в процессы разложения душевной жизни. В том и другом случае психолог имеет дело с весьма сложным душевным миром. Не меньшее значение для понимания истории души представляет психический мир детей и животных, так как здесь все явления протекают в более простой и элементарной форме. Понять детский мир, конечно, нелегко, но психологу-аналитику в этом случае на помощь толкованию по аналогии приходят воспоминания о собственных прежних переживаниях; гораздо затруднительнее положение исследователя по отношению к животным; аналогия тут играет весьма незначительную роль, поэтому доступ к психике животных весьма ограничен. Талантливые наблюдатели, вроде Фабра, без сомнения, умеют изображать психическую жизнь животных, например, насекомых, в весьма ярких красках; но стоит только вспомнить недавно вышедшую книгу Карла Кралла, в которой сообщается, что лошади умеют извлекать кубические корни, чтобы вообще отнестись скептически к современной психологии животных. Правда, психическая жизнь животных должна быть гораздо более простой, чем человеческая, и если Шиллер утверждал, что в жизни человека есть два полюса, около которых все вращается4, то это гораздо более справедливо относительно жизни животных.

Мы указали на некоторые области явлений, способные расширить данные внутренних восприятий и обогатить материал психолога: мы далеко не исчерпали всего материала. Психология народов, толпы, вообще история способны дать исследователю весьма ценный и богатый материал. Подобному расширению и углублению подлежит и внутреннее восприятие. Мы уже указали на память, как на орудие психологического анализа. Современная психология не без успеха применяет и эксперимент, но само собой разумеется, что самый эксперимент возможен лишь при допущении внутреннего восприятия, как основного источника психологических сведений.

В последнюю четверть столетия психология обогатилась новым методом исследования; она, по примеру наук о физической природе, стала пользоваться в своих исследованиях экспериментом, она, как теперь принято выражаться, сделалась экспериментальной.

Эксперимент сделался неизбежным спутником психологического исследования. Всюду в Европе и в Америке при университетах учреждаются лаборатории или «институты» для экспериментальных исследований психических явлений. Экспериментальные методы исследования начинают пользоваться таким повсеместным признанием, что едва ли в настоящее время найдется какой-либо психолог, который стал бы отрицать значение эксперимента в психологии. В настоящее время едва ли кто-нибудь из психологов стал бы противопоставлять исследованию при помощи экспериментальных исследований исследование при помощи самонаблюдения просто. Теперь едва ли кто-либо стал предлагать вопрос: «что в психологическом исследовании важнее, эксперимент или самонаблюдение?» С одной стороны, никто из психологов не отрицает первенствующей роли самонаблюдения в исследованиях психических явлений, хотя уже многие начинают говорить о необходимости «ограничения самонаблюдения»5. С другой стороны, никто не отрицает значения эксперимента, хотя очень многие убеждены, что применению эксперимента в психологии есть определенный предел6.

Благодаря применению эксперимента в психологии все содержание психологии расширилось: возникли новые отрасли психологии. Вообще, во всей психологии последнего времени, благодаря применению эксперимента, произошло такое глубокое изменение, что настоятельно необходимо дать совершенно определенный ответ на вопрос, какое значение имеет эксперимент в психологии, потому что ближайшая будущность психологии находится в зависимости именно от разрешения вопроса о пределах приложимости эксперимента в психологии.