Хазары, или Таинственный след в русской истории - Вячеслав Геннадьевич Манягин

неясности и недостатки уясняет и пополняет»^{5}. Для политической истории это аксиома! Для того чтобы уяснить ход той или иной битвы, в ряде случаев следует учитывать такие, на первый взгляд второстепенные, подробности, как, например, рельеф местности и время года (так как известны случаи, когда невылазная грязь задерживала атакующий строй); отсутствие источников воды, заставлявшее менять позиции; наличие холмов или оврагов, препятствующих построению войск. Еще важнее представлять себе всю область, через которую наступают или отступают войска. Знания карты местности слишком мало. Если это пустыня или залитая водой речная долина, то по карте не определишь ее истинного характера, а на местности, рассматриваемой под определенным интересующим нас углом зрения, все детали бросаются в глаза.

Затем, ландшафт всегда определяет вид и способы хозяйства. Длинный спор о том, были ли хазары кочевниками или земледельцами, решился бы, если бы стало известно, где располагались их поселки: в сухих степях, окружающих нижнее течение Волги, или в речных долинах? Но при разрешении этого вопроса следовало учитывать и то, что на протяжении двух тысячелетий ландшафт не оставался неизменным. Причин этого явления существует такое же множество, как и попыток их определения. Одно ясно — менялся характер увлажнения, а следовательно, передвигалась береговая линия северного Каспия, где суша плавно переходит в мелкое море.

Равным образом степи в периоды засух превращались в песчаные пустыни с высокими барханами и глубокими котловинами выдувания, а во влажные периоды они зарастали степными травами и зарослями тамариска, превращаясь в рай для пастухов и их овец. Соотношение сил между степняками и жителями речных долин менялось и чувствительно отражалось на истории Нижнего Поволжья.

И еще — известно по описаниям путешественников, что Хазария активно торговала с Персией, Хорезмом и Византийской империей на юге; с Русью, Великой Булгарией и Великой Пермью (Биармией скандинавских саг) на севере. Но как проходили с юга на север персидские купцы, менявшие серебро на драгоценные меха? Шли ли они через бесплодные пустыни Приаралья или плыли через бурные каспийские воды, с тем чтобы подняться вверх по Волге? В обоих случаях есть «за» и «против», да и неясно, не менялись ли маршруты за долгие годы существования Хазарского каганата, в годы его величия и в годы глубокого разложения? А где располагались перевалочные пункты, цветущие города Итиль и Семендер, в которых купцы и путешественники отдыхали в зеленых садах и запасались пищей для второй половины нелегкого пути?

Наконец, почему мужественные русы на своих легких ладьях до начала X века не трогали Хазарию и не бороздили зеленые волны Каспийского моря? Ведь в Черном, Северном и Средиземном морях они появились на сто лет раньше. И как случилось, что в XIII веке, когда хазар еще видел итальянский монах Плано Карпини, страна Хазария стала никому не известной землей? И… но пока довольно! Мы очертили круг вопросов, на которые история самостоятельно ответить не может, уступая свое поприще исторической географии.

Хотя источники по хазарской истории были известны давно и изучались весьма тщательно, мнения ученых об их культуре, языке, территории, образе жизни не были единодушны. Крайние точки зрения были сформулированы знаменитым ориенталистом середины XIX века В. В. Григорьевым и нашим современником — академиком Б. А. Рыбаковым. Первая концепция, высказанная в 1834 г., исходя из сведений арабских источников VIII–X веков, только что попавших в исторический обиход, идеализирует Хазарский каганат: «Необыкновенным явлением в Средние века был народ хазарский. Окруженный племенами дикими и кочующими, он имел все преимущества стран образованных: устроенное правление, обширную, цветущую торговлю и постоянное войско.

Когда величайшее безначалие, фанатизм и глубокое невежество оспаривали друг у друга владычество над Западной Европой, держава хазарская славилась правосудием и веротерпимостью, и гонимые за веру стекались в нее отовсюду. Как светлый метеор, ярко блистала она на мрачном горизонте Европы и погасла, не оставив никаких следов своего существования^{6}. Отсутствие «следов существования» действительно заставляет усомниться в выводе В. В. Григорьева.

Последний раз хазары упомянуты в XIII веке среди народов, покорившихся хану Батыю^{7}. Эта эпоха уже хорошо известна. Не только арабские купцы и русские летописцы, но и итальянские монахи-миссионеры, наблюдательные и образованные, описывали с разных точек зрения природу и население прикаспийских степей, в том числе и хазар. Но они всегда как-то обходили вопрос о хазарской территории, на которой должны были сохраниться памятники материальной культуры. Мало того, культурное развитие всегда связано с письменностью, и у всех соседей хазар — греков, армян, персов, арабов, русских — существовала развитая литература, а от хазар остались лишь три эпистолы, написанные на еврейском языке^{8}. И так ли уж хорошо было устроено у хазар правление, если одного похода русского князя оказалось достаточно для полного разгрома великой державы? И куда мог исчезнуть народ, пользовавшийся благами торговли и содержавший постоянное войско? Нет, тут что-то не так.

Диаметрально противоположна точка зрения Б. А. Рыбакова. Он называет Хазарию «небольшим полукочевническим государством» «паразитарного характера», жившим за счет транзитной торговли, «хищнически пользуясь выгодами своего положения». Он помещает центр Хазарии в калмыцкой степи и указывает совершенно правильно, что там нет «археологических следов хазарских городов»^{9}. Там их действительно нет.

Самое интересное, что скепсис Б. А. Рыбакова базируется на тех же самых источниках, что и восторженность В. В. Григорьева. Это отнюдь не свидетельствует о неумении ученых пользоваться сведениями древних авторов, но нельзя не признать, что поскольку возможны столь различные заключения, то, значит, имеющихся источников недостаточно.

С Б. А. Рыбаковым согласиться невозможно, ибо еще до того, как торговля пошла по волжскому пути, хазары уже имели сильное и отнюдь не наемное войско, спасшее в 627–628 гг. императора Ираклия от разгрома. «Паразитарно» процветать могла только правящая верхушка, а кроме нее был народ, живший за счет собственного хозяйства и продолжавший существовать после 965 г., т. е. после уничтожения каганата. Наконец, отсутствие археологических памятников в степях говорит только о том, что их надо искать в другом месте.

В отличие от В. В. Григорьева и Б. А. Рыбакова, М. И. Артамонов рассматривает историю хазар в динамическом становлении. Он тщательно выделяет «городской» период, когда правящая верхушка Хазарии, чуждая народу по крови и религии, богатела за счет торговли, опираясь на наемных гвардейцев-туркмен. Равным образом он констатирует, что кочевой быт, описанный в «Хазарско-еврейской переписке», был связан с обычаями ханского рода, принадлежавшего к тюркской династии Ашина, не оставившей своих традиций. Этот автор оставляет открытыми все неясные, уже перечисленные нами вопросы о хазарском народе,