Коллектив авторов - Новые идеи в философии. Сборник номер 4

И подобно тому, как предметы – не содержания, так и мышление не есть жизнь представлений, которая могла бы быть даже сведена к механике процесса представления, а есть нечто совершенно новое, которое и носит именно название мышления. Когда наше Я мыслит предметы или противополагает себе мир предметов, оно поднимается в совершенно новую сферу. Душевная жизнь становится духовной жизнью; в мышлении дух наш или наше духовное око выходит за пределы сознания и полагает тот трансцендентный мир. Вся и всяческая духовная деятельность распространяется на сознательно мне противополагаемые предметы. Но в мышлении эти предметы возникают для меня. В акте мышления наше Я преступает «духовный порог».

Специфически духовная деятельность – мы называем ее также и апперцептивной деятельностью – имеет однако две, конечно переходящие друг в друга стороны. Во-первых, это – деятельность сознательно упорядочивающая, придающая самостоятельность и обобщающая, объединяющая и устанавливающая известные отношения. В этой деятельности пред сознанием возникают единичное и множество, целое и части, тождественное и различное, равное и неравное, формы, субстраты и весь рой отношений. Ничто из всего этого не содержится в содержаниях и не складывается из них, а все это возникает лишь, как нечто совершенно новое, как плод апперцептивной деятельности и совершенной ею духовной переработки материала, данного в содержаниях ощущений. Искать значение какого-нибудь из понятий, определяющих нашу духовную жизнь, в содержаниях наших ощущений было бы столь же бессмысленно, как было бы бессмысленно выводить духовное содержание божественной комедии из формы букв, которыми она напечатана. Только при рассмотрении этой духовной жизни перед психологией вырастает самая существенная ее задача. Очевидно, следовательно, что эта задача лежит за пределами учения о содержаниях ощущений.

Вторая сторона духовной деятельности есть опрашивание, именно опрашивание предметов. На наш вопрос предметы дают ответ, тот или другой ответ в зависимости от направления вопроса. В ответ на эти вопросы мир предметов оказывается тем самым, что он есть, когда он ставит нам требования. Требования эти подчинены своим собственным законам, именно законам предметов или мышления, которые в конце концов совпадают в законе тождества. Акт признания требования предметов есть суждение. Известные предметы требуют от нас, как своего «права», чтобы мы их мыслили, или они претендуют на то, чтобы акт, в котором они мыслятся, имел для нас «значение». В сознании и признании этого требования заключается суждение действительности. Рядом с сознанием действительности возникает у нас в таких вопросах и признаниях сознание величины, значения, должного и всякого рода сознание значимости или действительности.

Подобно тому, как мир предметов есть свой особый мир, противополагаемый миру содержаний, так суждение – а вместе с ним и познавание – есть нечто совершенно другое, чем ощущение и представление, его закономерность есть совершенно иная закономерность, чем действительная или мнимая закономерность ощущений или представлений.

Должна быть проведена самая резкая граница между миром предметов и миром содержаний, между миром духа, в котором происходит сознательная систематизация предметов, опрашивание, переживание требований предметов, акты признания их, с одной стороны и миром представлений – с другой. Одним словом, употребляя лозунг сегодняшнего дня – должен быть совершенно преодолен всякий «психологизм» – таково важнейшее требование, которое должно быть поставлено перед современной психологией.

К этой противоположности содержаний и предметов или представления и мышления присоединяется, играя до известной степени роль связующего звена, дальнейшее основное понятие описательной психологии, именно понятие деятельности, заключающее в себе понятие стремления. Всякая деятельность есть взаимоотношение между Я и предъявляющими известные требования предметами. Она есть отголосок и результат требований предметов в индивидуальном Я.

Вещи существуют и в них что-то происходит. О жизни же сознания никогда нельзя сказать просто, что это есть нечто, что существует или что происходит; она есть жизнь, а жизнь есть деятельность. Только деятельным нам дано наше Я. И наоборот, вне деятельного Я деятельность не имеет никакого смысла.

Правда, мы и вещи называем «деятельными». Но понятие деятельности, как и родственные понятия воздействия, работы, делания, силы совершенно чужды миру вещей. Только в акте очеловечения то, что эти понятия выражают, переносится на вещи. Всякая деятельность есть первоначально слепая деятельность по инстинкту. Только мышление вносит свет в нее и после бесконечного ряда промежуточных ступеней она становится деятельностью разумной. Такая разумная деятельность есть деятельность, определяемая требованиями предметов. Последним же предметом деятельности оказывается для разума идеальное Я, или абсолютная самодеятельность.

Но деятельности никогда не существуют в нашем сознании, как изолированные события: они переживаются «проистекающими» из других переживаний сознания. Вместо этого мы обыкновенно говорим: я нахожу себя в моей деятельности «обусловленным», «определенным» чем-то, «зависимым» от тех или других переживаний сознания.

И этими выражениями мы пользуемся постоянно, когда говорим о вещах или процессах во внешнем мире. И процессы в мире физическом мы считаем «обусловленными» или «определенными» чем-то другим, или мы говорим, что то или другое со-.

бытие в мире физическом происходит «из-за» другого. Действие у нас «вытекает» из какой-нибудь причины или ею «вызывается» или мы устанавливаем «зависимости» в мире физическом. Это звучит так, как будто мы и здесь действительно находим ту обусловленность или определенность, будто когда нагретое тело расширяется, мы кроме совпадения этих процессов во времени наблюдаем еще и некоторую «зависимость» одного от другого или будто мы видим здесь, как одно вытекает из другого, подобно тому, как какое-нибудь решение проистекает из размышления в непосредственных наших переживаниях, или будто мы имеем, по меньшей мере, основание допустить, что эти переживания сознания происходят в мире физическом, что в событиях этого мира есть обусловливание или обусловленность, есть зависимость, одно проистекает из другого. Но на самом деле обо всем этом не может быть и речи. Обусловливание или обусловленность, зависимость, проистекание одного из другого – все это обозначает не только переживание сознания, но и переживание какого-нибудь Я. Я чувствую себя «обусловленным» каким-нибудь событием, о котором я узнаю. Я чувствую себя в моем мышлении «зависимым» от какого-нибудь факта и т. д. Выражения эти, если быть еще точнее, обозначают определения непосредственно переживаемых деятельностей и актов нашего Я, именно непосредственно сопереживаемые отношения их к другим переживаниям сознания. Но все эти выражения, подобно разобранному нами выше понятию действительности, теряют всякий смысл, как только мы устраняем это Я или деятельности и акты его, определениями которых они являются. Они тогда тоже самое, что высота тона без тона, или тембр звука без звука.

Если мы тем не менее применяем все эти выражения и к вещам, то это имеет свое основание в том самом обстоятельстве, которое заставляет нас говорить также о деятельностях в вещах, т. е. в очеловечении или одухотворении вещей внешнего мира.

Мы совершаем такое очеловечение в мире вещей прежде всего там, где существуют причинные отношения. Мы говорим поэтому также вполне определенно о причинной «обусловленности», причинной «зависимости» и т. д. Из сказанного, однако, ясно, что в факте причинной связи между вещами и событиями во внешнем мире не заключается ничего из этих переживаний нашего Я. Напротив, между непосредственно переживаемой обусловленностью, определенностью, и т. д. и причинными отношениями нет ничего общего. Они принадлежат различным мирам, более того, во всем мире наших понятий они образуют самые крайние противоположности. Причинные отношения существуют только для нашего разума. Они им умозаключены и принадлежат независимому от нас внешнему миру, тогда как перечисленные переживания Я принадлежат непосредственно переживаемому Я. Да и не имеет ни малейшего смысла пытаться получать их умозаключением, ибо само существование их заключается именно в том, что они переживаются. Между обоими понятиями – причинностью с одной стороны и обусловленностью, проистекаемостью, зависимостью и т. д. с другой – существует такое же отношение, какое существует между познанной реальностью вещей с одной стороны и непосредственной действительностью сознания – с другой.

Но рассматриваемые переживания нашего Я суть, как уже сказано, непосредственно переживаемые отношения. Всего лучше будет обозначить их словом, наиболее ясно выражающим их особенности, именно выражением «отношение мотивации» или назвать их отношениями между «мотивом» и «мотивированным». Этой мотивации можно тогда противопоставить, как нечто совершенно с ней несравнимое, причинную связь.