Петер Загер - Оксфорд и Кембридж. Непреходящая история

Но гордый дух Кембриджа не очень впечатлен этим. Оксфордцы верят, что правят миром, в то время как обитателям Кембриджа это безралично. Начиная с 1930-х годов, со времен Стэнли Болдуина, Кембридж не выпустил ни одного премьер-министра. Зато сколько шпионов! Энтони Блант, Гай Бёрджесс и его друг Ким Филби, «третий человек» Грэма Грина[14], – самые известные шпионы, работавшие на СССР, вышли из левого крыла Кембриджа.

Надо отметить, правда, что именно эта специализация не пробуждает у Оксфорда желания бороться за первенство, хотя там тоже имелась прокоммунистическая агентурная группировка – причем нераскрытая, ибо она никогда по-настоящему не выходила из подполья. Однако предатели 1930-х – чисто кембриджское явление.

Некий оксфордский историк предложил провокационное объяснение: в поисках абсолютной моральной истины кембриджцы гораздо в большей степени склонны к послушному следованию за гуру, чем скептически настроенные обитатели Оксфорда, где куда охотнее подвергают сомнению авторитеты и догмы. «Именно это интеллектуальное различие, как мне кажется, объясняет, почему Кембридж гораздо раньше Оксфорда поддался искушениям и соблазнам абсолютной уве ренности, исходящим от вербовщиков из коммунистической России», – писал Хью Тревор-Роупер.

Корни описанной морали восходят к истории нонконформистского Кембриджа. Там ведь учились и Томас Кранмер, и Хью Латимер, и Николас Ридли – инициаторы и мученики английской Реформации, о которых историк Томас Маколей (выпускник Кембриджа) писал: «Кембриджу выпала честь обу чать прославленных протестантских епископов, всерьез пошатнувших репутацию Оксфорда». Так что оба университета отлично дополняли друг друга.

В Кембридже учились Оливер Кромвель и Джон Мильтон. Это был университет пуритан, а в годы гражданской войны – опорный пункт парламентских войск. Оксфорд же, старинный бастион католичества, превратился тогда в штаб-квартиру Карла I, рупор роялизма. Когда позднее на трон взошли представители дома Ганноверов, Кембридж доказал им свою лояльность, и в подарок «университету вигов» Георг I преподнес роскошную библиотеку. В Оксфорд же он в том же 1775 году направил кавалерийский полк, поскольку ведущее академическое учреждение партии тори все еще проявляло симпатии к католикам и якобинцам.

Тот, кто потратит достаточно много времени на изучение подобных историй, в конце концов придет к убеждению, что в Оксфорде и поныне ощущается англо-католическое наследие барокко: там царит атмосфера более легкомысленная, пронизанная ленью, в то время как в Кембридже процветает более строгий, доходящий порой до педантичности дух пуританства и пуризма. Иными словами, даже дождь там суше, чем в Оксфорде. «В Оксфорде ярче формулировки, в Кембридже глубже мысли», – полагает преподаватель Сомервилл-колледжа Бенджамин Томпсон, хорошо знакомый с обоими университетами. Кембридж славится тем, что воспринимает все слишком серьезно, в первую очередь – себя. В Оксфорде культивируют легкость мысли, слабость к чудакам, эксцентрикам и к прочим безнадежным случаям. Разобраться в тонкостях помогает «испытание Монти Пайтона»[15]. Знаменитый секстет классических английских комиков, за единственным исключением, состоит из выпускников Оксбриджа. Каждый выбрал себе стиль и амплуа в соответствии с alma mater. Оксфордцы (Майкл Пейлин и Терри Джонс) ведут себя абсурдно и зрелищно, однако проявляют при этом сердечность, а кембриджцы (Джон Клиз, Грэм Чепмен и Эрик Айдл) логичны, бесцеремонны и полны сарказма. В целом же «Монти Пайтон» наглядно демонстрирует, как хорошо Оксфорд и Кембридж ладят между собой, взаимно дополняя друг друга, подобно противоположным началам Инь и Ян.

Говоря об извечном сопернике, обе стороны предпочитают пользоваться эвфемизмом the other place (другое место) – словно большей противоположности, большего падения вообразить невозможно. Бывший президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер, почетный доктор Оксфордского университета, в 1994 году получил аналогичное отличие и в Кембридже. То, что у него уже имелась оксфордская степень, в Кембридже прокомментировали так: «Не переживайте, в жизни всегда есть место самосовершенствованию».

О том, чьим духовным сыном является, выпускник Оксфорда сигнализирует самой своей ученой степенью: D.Phil. (если защитился в Оксфорде) или Ph.D.[16] (если в Кембридже). Академический курьез? Напротив, один из тончайших нюансов, соблюдаемых с точностью до буквы. По той же причине в Оксфорде пишут Encyclopaedia – с a посередине, а в Кембридже обходятся без нее: Encyclopedia. Ну и, разумеется, невозможно допустить, чтобы Magdalen College (Магдален-колледж) в Оксфорде перепутали с кембриджским Magdalene College (Магдален-колледжем) или оксфордский Queen’s (Куинс-колледж) с кембриджским Queens’[17] (Куинс-колледжем): если последний был основан при участии двух королев, то у истоков его оксфордского аналога стояла только одна. Даже если колледжи в этих университетах называются одинаково, они все равно носят имена разных святых: так, Сент-Джонс-колледж в Оксфорде наречен в честь Иоанна Крестителя, а в Кембридже – в честь Иоанна-евангелиста.

Да, Оксфорд и Кембридж похожи друг на друга, как Шалтай и Болтай. Иными словами, как сказала бы Алиса, совершенно не похожи. «Это было Зазеркалье, отраженный в зеркале мир, – констатировал Роберт Грейвз, приехавший из Оксфорда в Кембридж в 1923 году. – Все очень похожее и вместе с тем тревожно иное». Часы, отведенные для бесед студента с тьютором, в Оксфорде называются Tutorial, в Кембридже – Supervision. Внутренние дворы колледжей – Quad и Court соответственно; общие помещения – Common Room в Оксфорде и Combination Room сами знаете, где. Средний триместр – Hillary в Оксфорде, а в Кембридже – Lent; у первых экзамен по античной филологии – Greats, у вторых – Mays.

Даже известный американский англофил Генри Джеймс оказался, увы, не способен разобраться в этих тонкостях: «Когда я говорю «Оксфорд», подразумеваю «Кембридж», ибо иностранец, кем бы он ни был, не дает себе труда почувствовать разницу». А ведь все остальное ничуть не менее логично, чем апостроф в Queens’. В Оксфорде ежегодная гонка по академической гребле носит наименование Eights («Восьмерки»), в Кембридже – Mays – несмотря даже на то, что проводится вовсе не в мае, а в июне.

И на Кеме, и на Черуэлле одинаково популярны punting (толкалки) – гонки на плоскодонных яликах, – хотя излюбленные стили передвижения различны, как нос и корма.

В Кембридже человек стоит на палубе сзади и веслом толкает вперед остроносую лодку, а в Оксфорде – корма впереди, человек с шестом на носу. О том, чья позиция – оксфордская или кембриджская – правильнее, спорили иногда так страстно, словно речь шла о Камасутре. И так вплоть до 1967 года, когда на Кеме появился новый тип лодок – с палубами и на корме, и на носу.

Вот так они и конкурировали друг с другом на воде и на суше, сражаясь за спортивные кубки, Нобелевские премии и исследовательские гранты, за академический престиж и политическое влияние – вечные соперники вроде Афин и Фив, Глазго и Эдинбурга. В Оксфорде древнее университет, в Кембридже – университетская типография. Хотя издательство Oxford University Press выпустило почти в четыре раза больше книг, чем кембриджские конкуренты. И вовсе не в Кембридже, а в Оксфорде издается The Cambrige Quarterly – единственный в мире ежеквартальный журнал, выходящий три раза в год. Как бы то ни было, the other place обладает собственной логикой. Академическая казуистика, скажете вы? Ну да, различия минимальны. И культивировать их надлежит тем строже, чем меньшую роль они в действительности играют.

Лишь с большой неохотой те и другие признаются, что общего все-таки гораздо больше, чем различий. И при Якове I, исследуя Библию, да и позднее, сотрудничая с Кавендишской и Кларендонской лабораториями, оксфордцы и кембриджцы прекрасно трудились совместно. Немалое число лучших ученых страны учились в обоих университетах, вплоть до Джорджа Стайнера, классического двойного оксбриджца.

Корпус-Кристи-колледж (название можно перевести как колледж Тела Христова) – тоже из дублей, имеющихся в обоих университетах, – в 1999 году пригласил преподавателем первого оксбриджского дона[18], историка Дэвида Стоуна, по переменно по два года учившегося то там, то тут. Да и вообще, в каком еще месте на белом свете, кроме Объединенного университетского клуба Оксфорда и Кембриджа, возможно соблюдать столь тонкие различия?

Клуб этот, основанный в 1817 году, существует и поныне, располагаясь в одном из классических палаццо на лондонской улице Пэл-Мэл – один из эксклюзивных клубных адресов столицы. Примерно четырем тысячам его членов со всего мира открыт вход в роскошные бильярдные, залы для игры в бридж и сквош, сорок пять спальных комнат, рестораны, библиотеку, располагающую двадцатью двумя тысячами томов, и винный погреб, насчитывающий вдвое больше бутылок. Это последняя, самая благородная крепость оксбриджских мужчин. Женщинам – членам клуба до недавнего времени запрещалось пользоваться главной лестницей, библиотекой и баром. Равные с мужчинами права в клубе женщины Оксбриджа получили лишь в 1996 году.