Лев Никулин - Тайна сейфа

СЛУЧАЙ С КОПТСКОЙ ГРАММАТИКОЙ

Русские — занимательный народ. У меня до сих пор в памяти некоторые своеобразные чудаки, которых я встречал по четвергам в особняке мадам Сучковой на Новинском бульваре. Это был очень приятный дом — помесь английского коттеджа и русского купеческого особняка с концертным залом и экзотическими гостиными, которые могли вместить больше двухсот человек. Впрочем, на четвергах у моей покровительницы бывало не более двух-трех десятков людей, из которых каждый представлял собой интересный объект, по крайней мере, для наблюдений психиатра. Один декадент, все занятие которого заключалось в составлении эротических стихов, употреблял в пищу преимущественно певчих птиц. Другой был мистик и отделал свой дом наподобие средневековой монастырской капеллы, причем его любовницы с большой точностью копировали костюмы персонажей Гольбейна. Третий культивировал кактусы. Все они предпочитали искусственный красный электрический свет солнечному освещению, употребляли косметические средства и пропагандировали противоестественную любовь. В этом приюте чудаков и психопатов я однажды встретил человека, который, не обменявшись со мной приветствиями, спросил меня:

— Знаете ли вы язык коптов?

Так как в этом доме не удивлялись, то, оставив свой бокал, я сказал:

— Я знаю не менее двадцати четырех европейских и азиатских наречий… Некоторые из них не связаны с какой-либо национальностью, а с промыслом, и имеют различные названия… Возможно, мой неизвестный друг, что я знаю язык коптов.

Мой собеседник был человек средних лет. Он был лыс, и голова его напоминала мягкий восковой шар, которым долго играли дети. Нос, губы и уши были капризом природы.

Он был одет в смокинг, жилет с золотыми лилиями по шелку цвета слоновой кости. Он слегка волочил ноги, и — клянусь невинностью — я видел его некогда на Больших бульварах в сером цилиндре и сером сюртуке, под руки с двумя заметными натурщицами.

— Зачем вам нужен язык коптов?

— Чтобы объясниться с одной дамой…

Я припомнил все, что знал из области истории и археологии.

С полной уверенностью я мог бы сказать, что на языке коптов уже не говорят на земле не менее трех тысяч лет.

Впрочем, интересно взглянуть на даму, которая объясняется на языке коптов.

— Моя фамилия С. Я врач по профессии, но вместе с тем и физик. Разумеется, я мало занимаюсь практикой. Значит, вы говорите по-коптски?

В салоне Наяды Сучковой бывали или знаменитости, или миллионеры. Так как С. не был знаменитостью, — он был миллионером… Я привык быть вежливым с миллионерами и скромно сказал:

— Полагаю, что сумею объясниться… Но, по всей вероятности, я несколько слаб в грамматике…

(А любопытно знать, существовала ли коптская грамматика?).

— Я счастлив… — Он встал, приглашая меня следовать за собой.

Я угадал. Это был миллионер. На бульваре его ожидала превосходная карета с весьма благообразным кучером. Я не совсем правильно разбирался в московских улицах, но, насколько мне известно, мы миновали бульвар и площадь и поехали по глухому, как бы загородному переулку. Мой собеседник только однажды прервал молчание меланхолическим вздохом.

— Вы испытываете неудовольствие?

— Да. Я весьма сожалею, что не одарен лингвистическими способностями…

— Между тем, у вас две внушительные специальности.

— Да, в этом я достиг многого.

Далее мы молчали. Затем карета остановилась у довольно высокого дома в загородном переулке этого почти средневекового городка.

— Сергей, поблагодарите барина.

Он сунул кредитный билет в руку кучера и повернулся к многоэтажному дому.

Это был не миллионер. Значит, он гений.

Мы поднялись по узкой лестнице во второй этаж. Была ночь. Лифт не действовал. Пока он зажигал электричество, я успел дважды больно удариться о нечто напоминающее мебель в комнате, куда мы вошли. Когда зажгли свет, я обнаружил нагроможденные до потолка ящики с надписями на английском и французском языке. В такой упаковке обычно пересылают части небольших машин и аппаратов. Я начинал сожалеть о том, что покинул приятное общество и хорошее вино для этой малокомфортабельной обстановки.

Мы вошли в другую комнату. Она была обставлена сравнительно лучше. Приятная старая мебель красного дерева, недурные гравюры на стенах и, как это ни странно, толстый канат проводов, толщиной с руку, проходивший вдоль стены и уходивший за драпировку и, по-видимому, дальше. Я забыл сказать о толстых голубых драпировках в старинном вкусе, разделявших комнату на две половины. Хозяин снял пальто в этой комнате и предложил сделать мне то же. Затем он указал мне кресло и сказал, обнаруживая некоторое волнение:

— Граф Пьетро да Коста… Я могу верить вашему джентльменскому слову?

Я ответил поклоном.

— Дайте мне слово, что вы не будете проникать далее той черты, какая будет мною указана.

При таком многообещающем начале, разумеется, не было остановки за честным словом графа Пьетро да Коста.

— Это касается коптского языка?..

— Вы правы… Должен вас предупредить, что я не знаю ни одного языка, кроме русского и плохого французского, на котором имею честь объясняться с вами…

— Вы слишком строги к себе…

— Повторяю вам, я абсолютный профан в истории, и судьба так хотела, чтобы все способности, которыми она одарила меня, были направлены в сторону изощрения в моем прямом призвании… Дело касается одного крупного научного открытия, которое я имел счастье сделать…

Я не мог не перебить его…

— Значит, особа, говорящая на коптском языке, — предлог…

По-видимому, он легко раздражался, потому что мясистый шар, заменяющий ему голову, побагровел.

— И то, и другое имеет огромное значение… Это не предлог.

По-видимому, придется состязаться в коптском наречии с неким синим чулком-археологом в юбке. Думаю, что я как-нибудь выпутаюсь из неловкого положения. Но при чем тут научное открытие?.. Положение осложнялось и заинтересовывало.

С… вынул из кармана сложенный вчетверо лист бумаги.

— Я обратился к вам потому, что в салоне мадам Сучковой вас называют полиглотом. Кроме того, мне известно, что Академия наук Португалии командировала вас, как ученого-археолога и члена-корреспондента Академии, из Лиссабона в Москву для установления ученых связей с нашими археологами, поэтому…

Мне это не было известно. По-видимому, эту оригинальную миссию специально придумала для меня Наяда Сучкова. Положение обыкновенного любовника, не имеющего звания, было бы неубедительно для ее салона. Но не предупредить меня о моей миссии и звании!.. Это непростительно. Впрочем, возможно, что дама доктора С… объясняется по-коптски не лучше меня.

С… продолжал:

— Вот список вопросов, какие вы должны предложить даме, которая будет находиться по ту сторону драпировки. Вместе с тем, вы должны мне дать слово, что вы не сделаете никаких попыток ее увидеть.

Я не привык отказывать в честном слове, тем более в таких явно занимательных положениях.

— Вот список вопросов, которые вы должны перевести на коптский язык и в порядке последовательности задавать этой даме.

Затем он ушел за драпировку. Я услышал, как стукнула за драпировкой дверь. Я был один в комнате.

1. Как ваше имя?

2. Кто ваш отец?

3. Кто вы?

4. Где вы родились?

5. Где вы находились прежде, чем я вас позвал?

6. Умеете ли вы писать?

Всего шесть вопросов. Недурная тема для разговора с дамой, в особенности в том случае, если это молодая дама.

Во всяком случае, я попытаюсь объясниться с ней без глупых вопросов старого чудака.

Я обратил внимание на одно странное обстоятельство. Пол комнаты, в которой я находился, был покрыт не ковром и, по-видимому, не линолеумом, а заглушающей шаги эластичной резиной. Вместе с тем, обои на стенах отливали не совсем обыкновенным медным металлическим отблеском, и когда я прикоснулся к стене, то понял, что стены вместо обоев покрыты тонкими листами металла. То же, по-видимому, сделано с дверьми и с довольно высоким потолком. Если бы не то обстоятельство, что металл напоминал по отблеску медь и что металлическая обивка была очень тонка, я чувствовал бы себя в каюте броненосца. У меня не хватило времени на дальнейшие соображения, потому что внезапно погас свет и одновременно глухо загудела машина, по-видимому, мотор. Сбоку от меня из маленького рупора, который я еще раньше обнаружил на столе и считал рупором фонографа, зашипел заглушенный голос С…

— Сохраняйте спокойствие и не трогайтесь с места.

Как от сквозняка, хлопнули за драпировкой две половинки дверей. Комната осветилась фиолетовым перемежающимся светом из-за драпировки. Сквозь щель на пол, покрытый резиной, упал лиловый дрожащий луч. Затем перемежающийся гул мотора сменился более ровным, свет перестал мигать, и снова я услышал голос С… из рупора: