Владимир Куликов - Неизвестный Китай

Автор этого сооружения — известный пекинский архитектор У Ляньюй рассказывал мне, что он долго работал над проектом комплекса, изучал архитектуру прошлых эпох. У него была сложная задача: нужно было не нарушить архитектурные ансамбли, сложившиеся в городе, с другой стороны, «Центр Конфуция» — это должно быть современное здание, приспособленное для работы большого количества людей. И нужно сказать, что старейший китайский архитектор У Ляньюй блестяще справился с поставленной задачей.

Но память об учителе не только в храмах. Государственные деятели страны цитируют его изречения в политических речах и документах. Уже другой мудрый старец — наш современник, патриарх китайских реформ Дэн Сяопин, создавая модель «социализма с китайской спецификой», явно советовался с Конфуцием. В очертаниях будущего Китая отчетливо просматриваются конфуцианские идеи об «обществе всеобщего благоденствия». Ну, а в Пекин, а теперь и в Цюйфу регулярно съезжаются на конгрессы ученые многих стран, посвятившие свою жизнь изучению трудов и мыслей Конфуция.

Перелистаем и мы несколько страниц из «Лунюя» — одной из самых древних и почитаемых конфуцианских книг. Каждый абзац этого труда начинается с фразы «Учитель говорил…»

Итак, Учитель утверждал:

— Учиться и не думать — бесполезно, но думать и не учиться — опасно;

— Увидишь мудреца — подумай, как с ним сравняться; увидишь глупца — загляни в самого себя;

— Казнить людей, не наставив их на путь истинный — это жестокость; требовать немедленного исполнения, не предупредив заранее — это угнетение; медлить с указаниями и требовать срочного исполнения — это несправедливость;

— Если человек не обладает человеколюбием — что толку в церемониях? что толку в музыке?

— Когда в стране справедливость, стыдно быть бедным и ничтожным.

Когда справедливости нет, стыдно быть богатым и знатным. Из беседы с учеником.

— Что нужно для управления государством?

— Достаточно пищи, достаточно оружия и верность народа.

— Чем из трех можно пожертвовать прежде всего?

— Оружием.

— А из оставшихся двух?

— Пищей. Ибо смерть всегда была неизбежна, а без доверия народа государство не устоит.

— Не научившись еще служить людям, можно ли служить духам? Не зная, как следует жить, можно ли познать смерть?

Из беседы с учениками.

— Что можно сказать о человеке, если вся деревня его любит?

— Никчемный человек.

— А если вся деревня его ненавидит?

— Никчемный человек.

— Было бы куда лучше, если бы хорошие люди из этой деревни его любили, а дурные — ненавидели…

Философы, политики, историки, конечно, могут спорить, какое суждение, действительно, принадлежит Конфуцию, а какое — приписано ему легендой. Не смолкают споры и вокруг духовных ценностей конфуцианства в современном мире. Но безусловно одно: в сознании людей разных стран и народов Конфуций навсегда останется великим человеком древности.

До последнего времени к Китаю, даже в большей степени, чем к Англии, можно было отнести поговорку: «Мой дом — моя крепость».

Крепость эта носит названием «сыхэюар». «Сыхэюар» — типичная для северного Китая форма городской архитектуры. Именно из таких «сыхэюаров» на девяносто процентов состоял когда-то старый Пекин. Это окруженный с четырех сторон глухими стенами двор, где располагаются четыре жилых постройки, ориентированные по четырем частям света и обращенные своими фасадами в этот внутренний дворик. Это, действительно, маленькая семейная крепость, надежно укрытая от посторонних взоров не только высокими стенами, но и каменным экраном перед входом и крепкими дверями-воротами.

Главный флигель такого сыхэюара, обращенный входом на север — покои хозяина дома. Западный — предназначался для молодого поколения, а в восточном — жили слуги и сторожа. Внутренние деревянные перегородки — «бишачуан» — как ширмы делили помещение на несколько комнат. Эти ширмы богато украшены резьбой, также, как мебель и оконные переплеты, затянутые белым или зеленым шелком с национальным орнаментом.

«Сыхэюары», тесно примыкая своими стенами друг к другу, составляли переулки — знаменитые пекинские «хутуны» с экзотическими названиями, неожиданной конфигурацией, и иногда настолько узкие, что в них не могли разъехаться два велосипедиста.

Протянувшись с востока на запад, эти переулки пересекались с улицами города, идущими с юга на восток. Старые карты Пекина напоминают шахматную доску. Именно в пекинских переулках веками складывался определенный тип жизни китайской семьи. Именно с семьи, со двора начиналась гигантская пирамида государства.

Говорят, что в Пекине переулков столько, «сколько перьев у пекинской утки». Ну, а если точнее, то в период династии Юань (XIII–XIX вв.), когда складывалась его структура, здесь было 400 переулков. Но город быстро расширялся. И к моменту постройки Запретного города — резиденции императорских династий Мин (XIV–XVIII вв.) и Цин (XVIII–XX вв.) — их уже было уже 2077. В изданном в 1944 году путеводителе по Пекину говорилось, что их стало 3200.

А сейчас в Пекине осталось 990 старых переулков. Их число стремительно уменьшается в связи с развернувшимся в китайской столице строительством, оставляя современникам только диковинные названия.

Пекинские переулки — как огромная книга, рассказывающая об истории уходящих эпох. Первоначально ширина переулка была определена в девять шагов. На западе и востоке от центра города, где расположился императорский дворец, строили жилье аристократы, чиновники, вельможи. На севере и юге — люди попроще: торговцы, ремесленники, а ещё дальше городской люд: рикши, переносчики тяжестей и представители со — всем уж неблагородных профессий, куда в то время относили, например, актеров.

Ни один дом не мог быть выше императорских покоев. Так возник одноэтажный Пекин, на фоне которого невысокие императорские дворцы казались уходящими в небо.

Центральные районы города были отделены от остальных кварталов великолепными городскими стенами с десятками красивейших городских ворот с впечатляющими названиями: стена «небесного спокойствия», стена «высшей справедливости» и т. п. По красочной отделке они могли поспорить с императорскими дворцами. Это разрешалось. Ведь они открывали дорогу к чертогам «Сыновей неба».

Богатые дома в городе украшали орнаментами, покрывали яркой черепицей, коньки крыш оформляли керамическими изображениями различных животных: драконов, фениксов, морских коньков.

Бедные дома — серенькие, зачастую глинобитные были непритязательны на вид. Но все равно хозяева старались украсить входную дверь или стены своего дома каким-нибудь замысловатым иероглифом. И порой, чем беднее было жилище, тем красочнее его именовали. Так возникали дома, на стенах которых было выведено: «Небесная обитель», «Дворец феникса» и подобные поэтические названия, призванные, очевидно, скрасить скромность этих «дворцов», скорее напоминающих хижины.

Ну, а у ворот домов, действительно, зажиточных пекинцев на столбах, к которым привязывали коней, выбивали на камне или металле разного рода заповеди и мудрые мысли. Таких столбов сохранилось в Пекине более 500. Они могут рассказать о своих хозяевах, живших здесь столетия назад, очень многое: об укладе их жизни, об образе мыслей. Один, к примеру, считал, если хочешь оставить детям наследство получше — оставь книги. Другой — полагал, что нечего растрачивать деньги — копи их и будешь силён.

Возраст того или иного строения определить не так трудно. Достаточно лишь взглянуть на дерево, посаженное у входа. Начиная строить дом, хозяин по традиции высаживал перед ним дерево, и оно делило с домом его судьбу. Так родилась известная поговорка: «Хочешь узнать возраст дома, взгляни на дерево, посаженное у входа».

Тут же зачастую размещалась и пара львов — хранителей дома. Почему грозный хищник так полюбился китайцам, до сих пор остается для меня загадкой. Ведь львы здесь никогда не водились.

Китайские ученые полагают, что пришли они в Китай из Персии. В древнем источнике «История поздней Хань (III в до н. э. — III в. н. э.) «повествуется о том, как в подарок китайскому императору именно оттуда привезли пару львов, которые некоторое время жили в императорском дворце, вызывая удивление и уважение тех, кто мог их лицезреть.

Китайских львов не перепутаешь ни с какими другими. Основные черты, которые им придал знаменитый резчик Сунь Цзун более 1700 лет тому назад, сохраняются современными мастерами. До сих пор на улицах и в переулках Пекина сохранились каменные львы, возраст которых — столетия. Одна такая пара охраняет главную буддийскую достопримечательность Пекина — Белую Пагоду. Это самые старые пекинские львы. По преданию, их еще в 13 веке создал мастер из провинции Хэбей по имени Ян Цюн.