Вирджилио Боккарди - Вивальди

Уже трижды Джован Баттиста обращался к монахам за мелиссовой водой для Камиллы, которой нездоровилось. Она дважды теряла сознание, несмотря на лекарства. Сомнений быть не могло — Камилла снова находилась в интересном положении.

— Будем надеяться, — сказал ей муж со вздохом, — что у нас появится ещё один мальчик — будет помощником мне в цирюльне.

Утром 7 марта 1685 года легко и просто на свет появился Бонавентура Томмазо. Отец дал ему имя своего друга Бонавентуры Спада, скрипача из приюта Пьета. Пятилетняя Маргарита с удовольствием нянчила братика, ловко обмывала и пеленала его к удивлению подруг Камиллы, которые ежедневно забегали навестить её. Антонио хотя и обрадовался появлению братика, но ему пришлось уступить своё место на просторной родительской постели и перебраться в комнату сестёр.

Надо признать, что Антонио рос странным ребёнком. Играм со сверстниками в лапту или пятнашки он предпочитал походы с отцом в Сан-Марко и общество Санта-Чечилия. Музыка не просто влекла его, а завораживала. Когда из церкви доносились звуки органа, он крадучись забирался по винтовой деревянной лестнице на хоры и, притаившись в углу, готов был часами слушать органиста монаха Джованни, которого частенько приглашал новый настоятель падре Франческо, сменивший недавно дона Якопо, умершего «от спазмов». Видя, с каким увлечением маленький Антонио слушает игру органиста, священник решил, что не столько музыка привлекает мальца, сколько тяга к вере. Стало быть, прямое предназначение мальчика в служении Богу. Он поговорил об этом с его родителями. Те не имели ничего против, если их сын пойдёт по церковной стезе. Камилла даже призналась мужу, что в памятный день землетрясения, когда у неё начались преждевременные схватки, а он побежал за повитухой, она в испуге за жизнь будущего ребёнка дала обет Богу — если родится мальчик и выживет, то отдаст его в лоно церкви.

— Было бы неразумно не воспользоваться столь ярко проявившимся у мальчика призванием, — сказал родителям дон Франческо. — Церковь сейчас нуждается в пополнении, и я верю, что из вашего сына мог бы получиться хороший священник. Смотрите, сколько времени он проводит в церкви, слушая орган.

В отличие от знати или богатых граждан, в семьях которых обычно последнему отпрыску уготована судьба священника, чтобы он замаливал грехи братьев и сестер, у бедняков было всё наоборот. Старшего сына всячески старались пристроить к церкви, чтобы он быстрее выбился в люди, обрёл авторитет и помогал младшим. Ведь от одних только подаяний прихожан во время литургии и прочих взносов набегал не один десяток дукатов, а рабочему человеку на тех же судоверфях Арсенала, чтобы столько заработать, приходилось целый год гнуть спину. Что ни говори, а сутана священнослужителя — это защита от бед и отпущение всех грехов, вольных и невольных. Она даёт её обладателю свободный доступ в различные слои общества и частенько служит надёжным помощником для достижения высокого положения, чего простолюдинам трудно достичь.

Пока это были всего лишь предварительные разговоры и планы на будущее. Как пояснил падре Франческо, для вступления в монашеское братство начальной ступени нужно, чтобы мальчуган немного подрос и достиг двенадцатилетнего возраста. А поэтому уже сейчас Антонио следует научить читать, писать и дать знания азов христианского учения. Вот когда маленькому Вивальди пришлось вместе со сверстниками округи — детьми золотошвеек, зеленщиков, плотников и сапожников — пойти в школу. Поблизости, в переулке Деи Прети, жил старый прелат дон Исидоро, который когда-то преподавал в духовной семинарии. Но и сегодня, как заверил падре Франческо, у старика хватает сил и терпения возиться с детворой и учить её уму-разуму. За несколько лир в неделю мальчик должен был научиться в этой школе читать, писать, а также затвердить основы Закона Божьего. Кое-что он уже знал: покойная бабушка Маргарита терпеливо и не спеша добилась, чтобы внучек выучил наизусть главные молитвы — Аве Мария и Отче наш. Едва он начал ходить, как бабушка почти ежедневно водила его в церковь. Там она брала малыша на руки и помогала дотянуться ручкой до водосвятной чаши, научив его правильно креститься. Вместо колыбельной бабушка частенько рассказывала ему нараспев эпизоды из Писания о появлении на свет Младенца Христа и волхвах, пришедших со святыми дарами в город Вифлеем. Особенно запомнился поразивший воображение маленького Антонио рассказ про царя Ирода:

Каждое воскресенье маленькому Антонио нужно было посещать также приходскую школу катехизиса. Занятия там вёл молодой прелат с материка, или terraferma. Джован Баттиста уважал желание Камиллы и её обет, данный Богу во время родов первенца. Однако он полагал, что было бы глупо не принимать во внимание неожиданно проснувшуюся в сыне тягу к музыке, что нельзя было не заметить. При любой возможности Антонио тянулся к отцовской скрипке. Родители всякий раз поражались, видя, как малыш, взяв в руки скрипку и с трудом удерживая инструмент прижатым к подбородку, силился извлечь из него звуки, упорно водя смычком по струнам. При этом глаза его загорались беспредельной радостью, когда ему удавалось заставить скрипку звучать.

И вот настал день, когда, несмотря на причитания Камиллы, что ребёнок ещё совсем мал, отец начал понемногу вводить сына в волшебный мир гармонии звуков. Куда менее привлекательными были для мальчика пояснения по теории музыки и нотной грамоте. Если в приходской школе дела у Антонио шли через пень колоду, то уроки музыки давались ему с необыкновенной лёгкостью. Отец не переставал дивиться успехам сына, решив во что бы то ни стало купить ему маленькую скрипку — четвертушку, которую он уже приглядел в витрине лавки знакомого мастера смычковых инструментов на торговой улице Мерчерия.

Уличные мальчишки и однокашники никак не могли взять в толк, почему рыжий Антонио так полюбил эту деревянную игрушку, и часто зло дразнили его: «Рыжий прячет в скрипку нос, чтобы больше он не рос». А он, казалось, не обращал никакого внимания на насмешки сверстников. Обычно, придя из школы, тут же забрасывал в сторону сумку с тетрадями, чтобы взяться за свою скрипку. В доме всё дышало музыкой. Дважды в неделю у Вивальди собирались музыканты: друг детства Бонавентура Спада, Лоренцо Новеллони и Бернардо Кортелла. Два последних скрипача служили в оркестре собора Сан-Марко вместе с Джован Баттистой. Они подолгу репетировали, готовясь к воскресному выступлению. Уже вошло в привычку, что Антонио, усевшись с ногами в кресло на кухне и затаив дыхание, старался не пропустить ни одной ноты. Друзья Джован Баттисты поражались, с каким вниманием малыш следил за их игрой, а репетиция обычно длилась часа два и более. После окончания музицирования взрослые довольствовались бокалом мерло, а маленькому слушателю доставалось печенье.

В этом даровитом мальчике проявлялись недюжинные способности. Он обладал обострённой музыкальностью и безупречным слухом вкупе с поразительной памятью. В нём чувствовалась некая одержимость, когда дело касалось музыки. Всё это сулило ему блестящее будущее. И отец серьёзно подумывал отдать сына в руки хорошему наставнику. Он уже поговорил об этом с Легренци. Когда тот занял пост регента собора Сан-Марко и стал регулярно давать воскресные концерты духовной и светской инструментальной музыки, у некоторых чиновников из правительственной канцелярии и кое-кого из музыкантов такое начинание вызвало резко критическое отношение. Но Джован Баттиста горячо поддержал маэстро, и с той поры они стали друзьями. Легренци охотно согласился, чтобы Антонио со своей скрипкой раз в неделю приходил на урок к нему домой у моста Каноника, который, к счастью, был недалеко от площади Брагора. Каждый раз после занятий счастливый Антонио летел как на крыльях домой и тут же брался за смычок, чтобы закрепить то новое, что узнал от маэстро.

Антонио не раз слышал слово «театр», и однажды отец объяснил ему, что это большой зал, в котором множество лож полукругом с открытыми окошками, где располагаются зрители. Все они не спускают глаз с самого большого окна, за которым люди вместо того чтобы что-то рассказывать, поют под аккомпанемент оркестра, а музыканты располагаются в глубокой нише, вроде раковины. Слушая рассказы отца, мальчик загорался желанием увидеть наконец этот диковинный мир музыки, называемый «театром».