История и память - Жак Ле Гофф

марксизм или столь же вульгарный реакцио-наризм и в соответствии с которыми допускается смешение исторической науки и политической ангажированности, вполне логично выглядит сочетание прочтения истории мира с желанием преобразовать его (например, в соответствии с марксистской революционной традицией или же сообразно со взглядами наследников Токвиля и Вебера, которые тесно увязывают между собой исторический анализ и политический либерализм).

Кроме того, критика понятия «исторический факт» привела к признанию «исторических реалий», на протяжении долгого времени игнорировавшихся историками. Рядом с историей политической, экономической и социальной из истории культурной возникла история репрезентаций. Она предстала перед нами в самых различных формах истории глобальных концепций общества либо истории идеологий -истории ментальных структур, общих для определенной социальной категории или для целого общества конкретной эпохи; либо истории ментальностеи - истории духовного производства, связанной не текстом, словом или жестом, а с образом; либо истории воображае мого, которая позволяет трактовать литературный и художественный документы в качестве своеобразных исторических источников при условии признания их специфики; истории поведения, религиозных обрядов, ритуалов, которые отсылают к глубоко скрытой реальности; либо истории символического, которая, возможно, когда-нибудь при ведет к психоаналитической истории, предполагаемые характеристи ки научного статуса которой пока, как представляется, не собраны. Наконец, сама историческая наука в связи с развитием историогра фии - в смысле истории исторической науки - обнаруживает неку историческую перспективу.

Все эти новые разделы истории свидетельствуют о ее значительном обогащении, которое возможно только при условии, что удастся избежать двух ошибок. Вместо того чтобы подчинять реалии истории репрезентаций другим реалиям - тем единственным, за которыми можно было бы признать значение первопричин (реалии материальные, экономические), нужно отказаться от ложной проблематики базиса и надстройки. Но при этом не следует ставить в привилегированное положение новые реалии и отводить им, в свою очередь, исключительную роль движущей силы истории. Подлинное историческое объяснение должно не только признать существование символического в лоне любой исторической реальности (включая и экономическую), но и сопоставить исторические репрезентации с теми реалиями, которые представлены в этом объяснении и которые историк воспринимает при помощи других документов и других методов. Например, сопоставить политическую идеологию с политическими практикой и событиями. Любая история должна быть социальной историей.

Наконец, «уникальный» характер исторических событий, стоящая перед историком необходимость смешения рассказа и объяснения превращают историю в литературный жанр - одновременно и в искусство и в науку. Но, если это утверждение было верным начиная от античности и кончая XIX в. - от Фукидида до Мишле, оно в меньшей степени является таковым в XX в. Возрастающая технизация исторической науки создала дополнительные сложности для того, чтобы историк мог стать еще и писателем. Однако по-прежнему существует некий стиль истории, который не следует сводить к стил (style) историка.

2. Основополагающий фактор истории - время. Вот почему хронология уже очень давно выполняет по отношению к истории важнейшую роль направляющей нити и вспомогательного средства. Главным инструментом хронологии является календарь, значение которого выходит далеко за пределы проблемного поля историка, поскольку он задает фундаментальные временные рамки функционирования общества. Календарь фиксирует то усилие, которое было затрачено человеческими обществами с целью подчинения «естественного» времени - естественного движения луны или солнца, сезонных циклов, смены дня и ночи. Однако наиболее эффективные сочленения, в нем существующие, - имеются в виду час и неделя -связаны с культурой, а не с природой. Календарь - это продукт и выражение истории, он связан с мифическими и религиозными истоками человечества (праздники), с техническим и научным прогрессом (измерение времени), с экономическим, социальным и культурным развитием (рабочее время и время досуга). Календарь демонстрирует стремление человеческих обществ превратить циклическое время природы и мифов - вечное возвращение - во время линейное, членимое в его восходящем движении на группы годов - пятилетие, олимпиада, век, эра и т. д. С историей тесно связаны два важнейших достижения: определение хронологической точки отсчета (основание Рима, христианская эра, хиджра и т. д.) и попытка периодизации создание равных единиц, которые могут измерять время: день, состоящий из 24 часов, век и т. д. Сегодня применение истории для изучения вопросов, связанных с философией, наукой, индивидуальным и коллективным опытом, наряду с теми рамками, которые поддаются измерению историческим временем, побуждает ввести понятия продолжительности, прожитого времени, множественного и относительного времени, времени субъективного или символического. На в высшей степени софистическом уровне историческое время вновь обнаруживает старое время памяти, которое переполняет историю и питает ее.

3-4. В обретении сознания времени важнейшую роль выполняет оппозиция «прошлое/настоящее». Для ребенка «понимать время» означает «освободиться от настоящего» (Пиаже). Время истории не совпадает ни с временем психолога, ни с временем лингвиста. Во всяком случае, исследование проблемы времени в этих двух науках подтверждает тот факт, что оппозиция «настоящее/прошлое» является не естественно заданной величиной, а неким построением. С другой стороны, констатация того, что видение одного и того же прошлого изменяется в зависимости от конкретной эпохи и что историк подчинен времени, в котором он живет, приводит либо к скептицизму, когда дело касается возможности познать прошлое, либо к стремлению исключить какую бы то ни было связь с настоящим (иллюзия романтической истории в духе Мишле - «целостное восстановление прошлого» - или позитивистской истории в духе Ранке⁶ - «то, что имело место на самом деле»). Действительно, интерес к прошлому означает стремление прояснить настоящее. Для «соприкосновения» с прошлым необходимо пройти через настоящее (регрессивный метод Блока). Вплоть до эпохи Возрождения и даже до XVIII в. западные общества переоценивали прошлое, время начал и предков представлялось им временем непорочности и счастья. Они измышляли мифические эпохи, золотой век, земной рай. История мира и человечества представлялась им растянутым во времени упадком. Идея упадка вновь была подхвачена для изображения конечной фазы истории обществ и цивилизаций. Она была включена в имевшую в большей или меньшей степени циклический характер идею истории (Вико, Монтескье, Гиббон, Шпенглер, Тойнби) и в основном являлась продуктом реакционной философии истории, будучи понятием, не слишком полезным для исторической науки. Полемика по поводу оппозиции «древнее/современное», возникшая в Европе в конце XVII - первой половине XVIII в. в связи с наукой, литературой и искусством, выявила тенденцию к ниспровержению существовавших в то время оценок прошлого. Древнее стало синонимом отжившего, а современное - передового. Действительно, триумф идеи прогресса совпал с наступлением эпохи Просвещения, а развивалась она в XIX и начале XX в., и имелся в виду главным образом научный и технический прогресс. После Французской революции идеологии прогресса противостояли силы реакции, чьи действия находили свое выражение преимущественно в политике, но опирались на