Что такое античная философия? - Адо Пьер

Размышления, представляемые на суд читателя, — итог долгих трудов, посвященных античным философам и античной философии. В ходе этих изысканий на меня оказали большое влияние две книги. Это, во-первых, работ; П. Раббова «Seelenfuhrung» («Духовное руководительство»)[21] вышедшая в 1954 г. Здесь показано, какие формы принимали духовные упражнения у эпикурейцев и стоиков. Ценность книги Раббова заключается, в частности, в том, что она раскрывает преемственность, существующую между античной и христианской духовностью; правда, автор ограничивается исключительно риторическими аспектами духовных упражнений. Во-вторых, я должен отметить сочинение моей жены, которая до знакомства со мной написала книгу «Сенека и греко-римская традиция духовного водительства»[22], где творчество римского стоика рассматривается в общей перспективе античной философии.

Мне довелось встретить двух философов, которые независимо от меня интересовались теми же проблемами: это покойный А.-Ж. Вёльке[23], чьи исследования, касающиеся философии как врачевания души, были опубликованы недавно, и мой польский коллега Ю. Доманский[24], работа которого о понимании философии в Средние века и в эпоху Возрождения скоро выйдет из печати: в ней показывается, как античное понятие о философии было отчасти забыто в Средние века и как оно обрело новую жизнь в эпоху Возрождения, например у Петрарки и Эразма. С другой стороны, я полагаю, что моя статья духовные упражнения и античная философия», опубликованная в 1977 г., оказала некоторое влияние на М. Фуко, отразившееся в его идее «культуры личности»[25]. В свое время я говорил о совпадениях в наших взглядах и о наших разногласиях[26].

Я выражаю сердечную признательность Эрику Виню, который подал мне мысль написать эту книгу, подсказал ее план и в дальнейшем проявлял ко мне идеальное терпение. Консультации и сочинения моей уважаемой коллеги Р. Амайон просветили меня относительно сложнейших проблем, связанных с шаманством. Приношу ей свою глубокую благодарность Я должен особо поблагодарить Сильвию Симон, Гвенаэль Обри, Жанни Карлье, Ильзетраут Адо, которые прочли эту книгу, с тем чтобы, насколько возможно, устранить в ней изъяны и неточности.

«Философия до философии». В действительности семейство слов, из которого выделился термин philosophia, возникло лишь в V в. до н.э., а философское определение этот термин получил только в IV в., у Платона; однако Аристотель и вся историко-философская традиция относят к философам и первых греческих мыслителей[27], которые появились в начале VI в. на периферии зоны греческого влияния, в колониях Малой Азии, а точнее — в городе Милете: Фалеса, математика и инженера, одного из Семи мудрецов, знаменитого тем, что он предсказал солнечное затмение 28 мая 585 г., Анаксимандра, Анаксимена. Это духовное движение распространится и на другие греческие колонии — в Сицилии и Южной Италии. Так, например, в VI в. Ксенофан Колофонский перебирается в Элею, Пифагор, уроженец острова Самос (находящегося недалеко от Милета) обосновывается в конце VI в. в Кротоне, а затем в Метапонте. Южная Италия и Сицилия постепенно становятся центром чрезвычайно оживленной интеллектуальной деятельности, — назовем, к примеру, Парменида и Эмпедокла.

Все эти мыслители пытаются дать рациональное объяснение мира, и это — поворотный пункт в истории мысли. Космогонии существовали и до них, на Ближнем Востоке, да и в архаической Греции, но это были космогонии мифологического типа, описывавшие историю мира как борьбу между персонифицированными сущностями. Каждая из них была «генезисом» в библейском смысле, неким подобием книги Бытия, «книги родословий», предназначенной вернуть народу память о предках, связать его с космическими силами и с поколениями богов. Сотворение мира, человека, народа — таков предмет космогонии. Как убедительно показал Ж. Наддаф[28], первые греческие мыслители, заменяя мифологическое повествование рациональной теорией мироздания, в то же время сохраняют троичную схему, структурировавшую мифологические космогонии. Они выдвигают теорию происхождения мира, человека и государства.

Теория эта является рациональной, так как она стремится объяснить мир не через противоборство стихий, а через борьбу «физических» реальностей, из которых одна подчиняет себе другие. Этот решительный поворот нашел отражение в многозначном греческом слове physis, в первичном своем употреблении обозначавшем начало, развертывание и конечный результат процесса, благодаря которому образуется нечто новое. Объектом интеллектуальной деятельности ранних греческих мыслителей, называемой у них исследованием[29], historia, становится всеобщая physis.

Все рациональные теории в греческой философской традиции будут нести на себе следы влияния первоначальной космогонической схемы. Приведем здесь только один пример. Платон в диалогах «Тимей», «Критий» и «Гермократ» (замысел последнего остался неосуществленным — вместо него были написаны «Законы») намеревается в свою очередь представить обширный трактат, посвященный physis во всей ее полноте: от происхождения мира и человека до возникновения Афин. Тут мы тоже обнаруживаем книгу «родословий», которая заставляет афинян вспомнить свое происхождение и своих прародителей, укореняет их в общем порядке мироздания, возводит их бытие к созидательному акту Бога-творца. Впрочем, Платон и не отрекается от мифологии: в «Тимее» он излагает то, что называет правдивым сказанием, и при этом вводит мифическую фигуру Демиурга, который создает Мир, созерцая вечный Первообраз — Идеи[30]. В X книге «Законов» Платон уже не довольствуется мифологическим рассказом; он хочет, чтобы его космогония основывалась на строгом доказательстве, состоящем из убедительных для всех аргументов. Пытаясь построить такое доказательство, Платон явно возвращается к понятию physis — понятию «природы-процесса», которое сформировалось у ранних греческих мыслителей, и, со своей стороны, настаивает на первичном, изначальном характере этого процесса. Но для Платона[31] первичное и изначальное — это самопорождаемый процесс и самодвижимое движение, т.е. душа. Так эволюционистическая схема сменяется креационистской: универсум порождается теперь уже не автоматизмом physis, а разумностью души, и душа, как первоначало, предшествующее всему сущему, отождествляется, таким образом, с physis.

О философии до философии можно говорить и в связи с другим течением греческой досократической мысли: я немного остановлюсь на практике и теориях, вызванных к жизни глубочайшей потребностью греческого менталитета, стремлением воспитывать и наставлять[32], заботой о том, что именовалось у греков paideia[33]. С отдаленных времен гомеровской Греции воспитание молодых людей было предметом неусыпного внимания класса благородных — тех, кто обладает aretē, т.е. превосходством, неотъемлемым от благородства крови[34] (позднее aretē будет обозначать у философов добродетель, т.е. благородство души). Составить себе представление об этом воспитании мы можем благодаря назидательным стихотворениям Феогнида[35]. Воспитанием молодежи руководят люди зрелого возраста, принадлежащие к той же социальной группе. У воспитанника стараются выработать качества, подобающие воинам: физическую силу, мужество, чувство долга и высокое понятие о чести; эти достоинства воплощены в великих божественных прародителях, которых берут за образец. Начиная с V в., с развитием демократии, города тоже станут проявлять заботу о том, чтобы воспитывать будущих граждан путем упражнения тела и духа (гимнастика и музыка). Но демократический уклад жизни порождает борьбу за власть: надо уметь убеждать народ и влиять на решения, принимаемые народным собранием. Поэтому тот, кто хочет стать вождем народа, должен научиться хорошо владеть языком. Этой потребности отвечает движение софистов.