Владимир Красиков - Насилие в эволюции, истории и современном обществе

Индивид как носитель агрессии-насилия имеет три архетипических варианта: самец (мужчина), самка (женщина) и детеныш (ребенок). Собственно, в мире живого у большинства видов доминирование, размеры, мощь, агрессивность и насилие присущи прежде всего самцам. Хотя, как известно, есть и исключения. Агрессивность самок носит менее ярко выраженный характер и направлена в основном на соперниц в борьбе за внимание доминантных самцов. Правда, имеется одно существенное исключение – защита детенышей, которая по своей природе, похоже, агрессией-то как раз и не является. Формирующееся поведение детенышей включает в себя и фрустрации, связанные с временной физической слабостью, и игровые тренажи, и научение агрессии у старших особей.

Субъекты-группы включают в себя ситуативные и устойчивые (кровнородственные, соседские, общинные). Первые могут быть случайными, поколенными, «промысловыми»: толпа, группы подростков и шайки бандитов (самцы вне закона, т. е. иерархии) и пр. Агрессия и насилие у подобных групповых субъектов – и в мире животных, и у людей – находимы вне рамок привычного регулирования, сопряжены с маргинальностью и иррациональностью подобных объединений. Устойчивые группы связаны с доминирующим образом жизни и добыванием средств пропитания, обеспечением нормального воспроизводства и преемственности поколений. Потому здесь существуют стабильные иерархии, регулирование и ритуализация агрессии и насилия. Долгое время устойчивые группы у людей были также лишь кровнородственными и жизнеобеспечивающими: клан, племя, община. И лишь цивилизация приносит с собой объединения людей по другим, нежели жизнеобеспечение и кровное родство, основаниям.

Наконец, и в мире животных, и в мире людей существуют особые, как правило, временные, собираемые в связи с чрезвычайной ситуацией, надгрупповые объединения: сражающиеся друг с другом армии муравьев, нашествия леммингов, армии и великие переселения народов.

Завершающая категориальная форма представляемой общей теоретической модели «агрессии-насилия» – ее паттерны. Мы имеем в виду некие общие закономерности и последовательности агрессии-насилия, присущие разным ее субъектам в разных доменах живого, разумеется, в разной вариативности осознанности и мастерства исполнения.

Известно, что в агоническом поведении, куда включаемы и такие формы, как «оборона», «бегство», сам вопрос об идентификации «агрессии» зачастую является вопросом идеологическим, прежде всего у людей. Критерием «агрессора» может быть такой признак поведения, как инициация доминирования. Агрессию начинают те субъекты, которые сами и в глазах других обладают некими явными витальными, ресурсными или же волевыми преимуществами, так же как явно виктимные субъекты часто инициируют агрессию такими же своими, но противоположными параметрами. Подобная ситуация потенциального доминирования, «социальное приглашение к доминированию» во многом и объясняет логику и паттерны такого специфического «жанра» агонического поведения, как агрессия-насилие. Итак, речь может идти о следующем наборе закономерностей.

– Волевые преимущества. Инициатива агрессии психологически фундирована внутренним чувством силы, сознанием своих преимуществ (действительных или же мнимых): размеры, ресурсы, опыт, мощь, жестокость и пр.18

– Стратегические выгоды агрессии. Агрессор в большинстве случаев не только психологически, но и стратегически лучше подготовлен, заранее имея в запасе либо предварительную рекогносцировку,19 если это впервые, либо предшествующий удачный боевой опыт, ориентирующий на минимизацию усилий и быстроту действий.

– Психологическая «артподготовка»: запугивание гибельными последствиями, вменение противнику слабости и страха, «демонстрация мускулов», провокации, высмеивание с целью создать и укрепить свои психологические преимущества и пораженческие настроения у противника.

– Фаза непосредственного столкновения обязательно включает в себя в том или ином виде такие стратегические приемы, как обман противника относительно порядка и адресований применения силы и массированное, решительное нападение в уязвимое место, чтобы ошеломить и дезориентировать.

– Дозирование насилия, его инструментализация опытным агрессором в зависимости от рационального и интуитивного оценивания текущего состояния поражаемого противника и потенциала его сопротивления: от тотальных демонстративно-устрашающих практик до точечных ударов.

– Сценарий отхода или «сохранения лица» при непредвиденных обстоятельствах.

– Максимально возможное обезоруживание противника, подавление его воли и включение в свою систему доминирования.

Вполне понятно, что это – как бы «идеальный тип», удача часто изменяет агрессорам, виктимные субъекты часто лишь представляются таковыми в воображении агрессора. Однако, как мы видим, существенные особенности «агрессии» как одной из типических поведенческих ситуаций жизни по сути и формируют ее паттерны.

Такова общая модель «агрессии-насилия», которая может как использоваться в конкретных дисциплинарных исследованиях, так и послужить рабочей основой для более масштабного и долговременного междисциплинарного изучения рассматриваемых феноменов.

Всё живое на планете, сколь слабым либо сильным оно ни кажется, знакомо с насилием. Будь то беспомощная бабочка либо могучий лев, все они имеют в ходе своего проживания опыт и господства, и подчинения. Насилие вездесуще и многолико, лежит в основе самих фундаментальных принципов эволюции – состязательности и отбора.

Задача текущего фрагмента работы состоит в определении роли насилия в эволюции живого до предысторического человека и в описании системы детерминации «агрессии – насилия» в мире жизни. Прежде мы должны установить нижние пределы появления насилия как феномена окружающей нас реальности: когда и как?

Здесь можно обозначить два подхода: универсалистский, согласно которому насилие и агрессия есть атрибут земной жизни, и узкий, исходящий из лоренцовской парадигмы об агрессии как преимущественно внутривидовом (отчасти и межвидовом) явлении.

Так, эволюционные психологи20 утверждают, что начало нашего, углеводородно-белкового «ствола» жизни, ДНК, связано с «первородным» глобальным актом насилия, который произошел в районе 1800 млн. лет назад. До того времени жизнь на планете представляли два рода живого. Первый – это анаэробные бактерии, бывшие старожилами Земли, чьей средой обитания было отсутствие кислорода (облигатные или строгие) либо незначительное его присутствие (факультативные). До сих пор они присутствуют в почве, воде, донных отложениях. Тогда же, на заре времен, они были основной формой жизни. Стратегическая ситуация жизни, однако, в течение сотен миллионов лет существенно менялась в результате постепенного насыщения земной атмосферы кислородом как следствия жизнедеятельности появившегося позднее второго рода живого, «врагов» анаэробов – фотосинтезных бактерий.

Чтобы спастись от ядовитого для них кислорода, анаэробы трансформировались в эукариотов (клетки с ядерной мембраной), породив основу для современной жизни. Они решили проблему с кислородом, не изменившись физиологически сами, а поглотив, включив в себя, «пленив» или, говоря более изящно, «вступив в симбиотические отношения» со значительно более мелкими бактериями, у которых уже существовали биохимические механизмы метаболизма кислорода. От этих утилизующих кислород бактерий произошли митохондрии, которые обитают в наших клетках. Митохондрии сохранили независимость размножения от вмещающих их клеток, несмотря на 1800 млн. лет совместной эволюции. Функция этих органелл – функция «обслуги», но и хозяин не способен жить без них. Таким образом, у истоков эволюции царства животных мы видим захват-поглощение – спустя всего лишь полмиллиарда лет после того появились первые многоклеточные организмы (около 1 мм).

Такой же симбиоз-насилие, но в виде удачного «пиратского рейда» по захвату «корабля», образовал и другое великое царство жизни – царство растений. Здесь фотосинтезные бактерии внедрились в более крупные клетки, став предками хлоропластов современных растений и определив их образ жизни.

«Биополитики» видят нижний уровень агрессии-насилия на пределе существования возможных «сообществ», состоящих из отдельных самостоятельных единиц. Так, чистая микробная культура может реагировать на контакт с другим микроорганизмом (конкурентом) усиленной выработкой антибиотиков – химических агентов, разрушающих постороннюю микрофлору, задерживающих ее рост или инактивирующих ее (например, превращая клетки конкурента из вегетативных форм в покоящиеся споры). Аналогом агонистического поведения можно считать аллелопатию у растений – выработку соединений, токсичных для других растений.21