Дмитрий Володихин - Московский миф

Снидемся, братия и друзи и сынове рускии, составим слово к слову, возвеселим Русскую землю и возверзем печаль на восточную страну в Симов жребий…»

Автор «Задонщины» протягивает нить исторической памяти между Москвой и Киевом, между исходом XIV века и домонгольскими временами, между Северо-Восточной Русью и ветхозаветным делением земли на «жребии» сынов Ноевых. Из его повествования видно: заканчивается эпоха, когда книжные люди Руси не могли оторвать взгляда от земли, от непосредственного окружения, от своего клочка лесистой равнины и воспарить мыслью высоко над странами и народами и увидеть себя, свой город, свою державу в общем узоре ойкумены.

Русь понемногу начинает вновь мыслить себя как нечто, способное претендовать на серьезную роль во всемирно-христианской мистерии. Ей возвращается способность увидеть и оценить себя со стороны, с высоты птичьего полета. Эта способность набирает силу и концентрируется в Москве времен Ивана Великого. Москва, прежняя лесная золушка, впервые получает силу создать собственный миф – устойчивый образ, через призму коего ближние и дальние соседи будут воспринимать Великий город.

Что такое «Московская Русь»?

Не «Московское государство» – словосочетание, синонимичное понятию «Россия до того, как Санкт-Петербург превратился в столицу».

Не «Владимирская Русь» – Северо-Восточный лесной угол колоссальной державы Рюриковичей, неожиданно для всех покинувший второй план большой политики и получивший значение первенства при Андрее Боголюбском и Всеволоде Большое Гнездо.

Московская Русь – это и время, и пространство одновременно.

Время – приблизительно с конца XIII до середины XV века. Чуть менее двух столетий. В самом начале этого времени Москва была ничем. Потом сюда пришел княжить Даниил Московский, и от него началось возвышение Москвы.

Но какое это было возвышение? Неуверенное, неровное, долгое время шедшее на грани падения и гибели. Ни при Данииле Московском, ни при его детях, ни при внуках его никто не поручился бы за то, что Москва будет первенствовать на Руси. И даже при его правнуках могучие соседи оспаривали ее первенство.

Вот на древний княжеский стол Московский восходит мальчик Дмитрий, в будущем – знаменитый Дмитрий Донской. Его правительству приходится выдержать жестокую борьбу за старшинство и лишь с большим трудом, применяя военную силу, удается вырвать его у соперников… А после кончины Дмитрия Донского московское княжеское семейство войдет в полосу междоусобных свар, которые впоследствии выльются в настоящую гражданскую войну. Всё это время – от Даниила Московского до Ивана Великого – Москва остается претендентом на роль общерусского центра. Всего лишь претендентом! Но не признанным господином и властителем.

Таково беспокойное время Московской Руси.

А вот пространство… так просто и не скажешь.

Владения московских князей-Даниловичей то расширяются, то сужаются. Размеры земли, находящейся у них во владении, непостоянны. На протяжении нескольких поколений Даниловичи то вооруженной рукой, то хитроумной дипломатией, а то и с помощью денег медленно наращивают свою «отчину». И Дмитрий Донской выведет на поле Куликово великие полки, собранные с этой «отчины». Не только с нее, конечно, но с нее – в первую очередь. Однако до поля Куликова долог путь. Целое столетие! В течение этого времени под рукой у Московского княжеского дома находилось не так уж много крупных городов. Их можно пересчитать по пальцам одной руки: Дмитров, да Звенигород, да Коломна, да Можайск, да Серпухов. И к ним в придачу городки, когда-то считавшиеся значительными, а затем ушедшие в тень: Кремична, Сурожик, Руза.

Негусто…

Таково – в узком смысле – пространство Московской Руси. То «твердое ядро», с которого начнется великая держава.

Со времен Дмитрия Донского начинается стремительный рост Московской Руси. Но державных размеров она достигнет лишь век спустя – превращаясь в Московское государство, иначе говоря, в Россию. И если бы этот рост не имел под собою ничего, кроме военной силы, не стала бы Москва тем гвоздем, на котором Бог подвесил самую большую страну мира.

Московской Руси требовалась та духовная закваска, от которой хлеб ее мощи перестанет быть пресным.

В XIV столетии начинается один из самых главных, самых ярких в исторической судьбе Руси процессов: монастырская колонизация северных и восточных окраин страны. Но прежде всего иночеством наполнилась Московская Русь – бедный лесистый край, прежняя золушка среди областей Древней Руси. Земля, лишенная древней истории, древних традиций. Она очень долго оставалась бедна монашеством, бедна значительными обителями. Но за несколько десятилетий всё переменилось. Невеликая по размерам область вокруг Москвы неожиданно сделалась средоточием православного иночества всеевропейского значения. Духовная энергия выплеснулась из северного грунта, вознеслась сквозь крепко просмоленный воздух и прикоснулась к небу…

XIV век наградил Московскую Русь безмерно: пребывая на заре его духовной нищенкой, к исходу столетия она сделалась богаче всех соседей звонким металлом святости.

Большую монастырскую реформу затеял святитель Алексий, митрополит Московский.

До середины XIV столетия большинство русских монастырей, как правило, содержались на средства основателя (ктитора). Такими ктиторами могли быть, например, великие и удельные князья, бояре. Конечно, они имели возможность оказывать самое широкое влияние на иноческую жизнь обителей. Независимые от ктиторов большие «общежительные» обители времен домонгольской Руси позабылись. Монахи жили каждый в своей келье, одевались и питались в соответствии с личным достатком. Основатели таких монастырей могли обрести там нешумное место для богомолья, для отдыха от дел на старости лет, да и для семейной усыпальницы.

Но в середине XIV столетия положение изменилось. Московская митрополичья кафедра возвратила судьбу русского монашества к изначальному руслу. В новых обителях (и прежде всего в Троицком монастыре игумна Сергия Радонежского) вводится общежительный, или, иначе, «киновиальный», устав иноческой жизни. Этот устав – строже «особножительного», процветавшего в русских обителях того времени. В соответствии с ним все имущество монастыря принадлежало иноческой общине во главе с настоятелем. Монахам не полагалось иметь собственного имущества. Трапезу они принимали за одним столом, одежда их никак не различалась. Все они оказывались равны перед властью игумна и «старцев» – располагавших наибольшим духовным авторитетом монахов. Община могла быть больше и меньше: до двухсот и более иноков. Но во всех случаях на долю монашества приходилось немало ручного труда («рукоделия») и забот о проживании всей общины.

Количество новых, киновиальных монастырей росло стремительно. В XV столетии обители с «особножительным», или, иначе, «келиотским», укладом уступили им численное первенство. А духовное и политическое влияние общежительных монастырей существенно превосходило влияние их предшественников. Монастыри были форпостами высокой культуры в диких, неосвоенных землях, первостепенными центрами живописи и книжности. Монастыри становились также центрами православного миссионерства, и они же могли сыграть роль крепостей – главных баз сопротивления неприятелю в военное время.

По воле митрополита Алексия было основано немало новых обителей. В их числе подмосковный (ныне московский) Спасо-Андроников монастырь, кремлевский Чудов монастырь, Серпуховской Владычный монастырь, стяжавшие впоследствии добрую славу.

Но для того чудесного взлета, какой пережило иночество Московской Руси, более всего энергии дало подвижничество преподобного Сергия Радонежского. Он – альфа и омега удивительной перемены, произошедшей на Московской земле.

История жизни Сергия трогает русское сердце отдаленным, но явственно слышимым зовом: оставь всяческую корысть, уйди из города, уйди в места дикие и пустынные, на остров посреди озера, в чащу, в пещеру, и там, в тишине, размышляй о Боге, взывай к нему, тогда Он ответит.

Святой Сергий родился в семье ростовских бояр то ли в 1314-м, то ли в 1322 году. Сергий удалился от суетной жизни. Он и старший брат Стефан, молодые монахи, поселились в глухой лесистой местности. На холме Маковец они выстроили деревянный храм во имя Святой Троицы. Не выдержав тягот неблагоустроенной жизни, к тому же оторванной от городской культуры, Стефан покинул брата и отправился в Москву. Там он поселился в Богоявленском монастыре. А Сергию досталось место, где молчаливое сосредоточение на диалоге с Господом ничем не могло быть прервано. Вести о благочестивом человеке, избравшим опасную и скудную жизнь пустынника, разнеслись по округе. Вокруг деревянного домика Сергия выросла маленькая община учеников – всего 12 человек, как апостолов у Христа. В 1354 году епископ Афанасий Волынский поставил Сергия во игумны. Настоятель Свято-Троицкого монастыря на Маковце ввел там общежительный устав, столь необычный на Руси.