Джонатан Блэк - Тайная история мира

Юноша договаривается с девушкой о свидании, но она не приходит. Он обижен и рассержен, он хочет понять, за что с ним так обошлись. При следующей встрече он устраивает ей допрос. Каждый раз он спрашивает: ПОЧЕМУ?

…Потому что я пропустила свой автобус, — отвечает она.

…Потому что я поздно ушла с работы.

…Потому что я отвлеклась и забыла посмотреть, сколько времени.

…Потому что я была чем-то расстроена.

Но он продолжает давить на нее, пока не получает требуемый (в некотором смысле) ответ:

…Потому что я больше не хочу с тобой встречаться.

Когда мы спрашиваем «почему», это можно истолковать двумя способами. Либо, как в первых уклончивых ответах девушки, мы хотим узнать «каким образом» и получаем последовательность причин и следствий. С другой стороны, вопрос «почему» можно истолковать как желание узнать намерение отвечающего, чего и добивался юноша.

Сходным образом, когда мы задаем вопросы о смысле жизни и вселенной, на самом деле мы не спрашиваем, каким образом все произошло в причинно-следственном смысле или как возникло особое стечение обстоятельств, благодаря которому сформировались звезды, планеты, органическое вещество и так далее. Мы спрашиваем о том, какое намерение за этим стоит.

Поэтому ученые (во всяком случае, когда они выступают в роли ученых) не могут ответить на большой вопрос ПОЧЕМУ, не имеющий отношения к науке в строгом смысле слова. Если мы спросим «почему мы здесь?», нас могут засыпать ответами, которые — как первые ответы девушки в нашем примере — на первый взгляд кажутся совершенно обоснованными. Это грамматически правильные ответы, но они оставляют ощущение смутной неудовлетворенности, потому что не отвечают на вопрос так, как мы этого хотим на самом деле. В каждом из нас существует глубоко укорененное и возможно неустранимое желание дать ответ на подобные вопросы на уровне намерения. Ученые, не понимающие этого различия, остаются слепцами в философском смысле, несмотря на все свои научные достижения.

Очевидно, что мы можем наполнять определенные моменты нашей жизни целью и смыслом. Если я играю в футбол, то стремлюсь забить мяч в сетку ворот соперника, и в этом для меня состоит цель игры, но наша жизнь в целом от рождения до смерти не может иметь смысл без разума, существовавшего до нее и наделившего ее смыслом.

То же самое справедливо для всей вселенной.

Поэтому когда мы слышим, как ученые называют вселенную «осмысленной», «чудесной» или «таинственной», следует иметь в виду, что в этих словах заключена определенная доля интеллектуальной фальши. Атеистическая вселенная может быть осмысленной, чудесной или таинственной лишь в том смысле, в каком эстрадного фокусника можно назвать волшебником. Действительно, когда речь идет о великих вопросах жизни и смерти, все научные волнения — немногим более, чем окольное и многословное признание своего бессилия.

Сейчас нам советуют отложить в сторону «большие вопросы» о жизни и смерти. Почему мы здесь? В чем смысл жизни? Нам говорят, что такие вопросы бессмысленны, нужно жить и не задумываться об этом. В результате мы утрачиваем ощущение чуда жизни и сознание того, что значит быть живым.

Я считаю, что если мы посмотрим на основы человеческого бытия под другим углом, то сможем понять, что притязания науки далеко не так обоснованы, как нам говорят, и что она не в состоянии обратиться к высочайшим и глубочайшим аспектам человеческого опыта.

В следующей главе мы представим себя в роли посвященных древности и постараемся увидеть мир из их перспективы. Мы рассмотрим древнюю забытую мудрость и увидим, что с ее точки зрения даже те вещи, которые современная наука признает самыми реальными, надежными и доказанными, на самом деле — лишь вопрос интерпретации, немногим более, чем игра света и тени.

Закройте глаза и представьте стол — хороший стол, за которым вам хотелось бы работать. Каковы его размеры? Из какой древесины он сделан? Какова его форма? Какой он: полированный, крашеный или из обычных досок? Какие еще отличительные черты он имеет? Представьте его так ярко, как только можете.

Теперь посмотрите на реальный стол.

Можете ли вы быть уверены в том, что знаете один стол лучше, чем другой? В чем вы больше уверены — в содержании нашего разума или в предметах, которые воспринимаете с помощью органов чувств? Что реальнее, разум или вещество?

Дискуссия, вытекающая из этих простых вопросов, лежит в основе всех философских рассуждений.

Теперь большинство из нас отдает приоритет веществу и предметам над сознанием и идеями. Мы воспринимаем физические объекты как эталон реальности. С другой стороны, Платон называл идеи «тем, что существует на самом деле». В Древнем мире объекты сознания рассматривались как вечная реальность, в которой мы можем быть уверены в противоположность мимолетной, изменчивой реальности внешнего мира. Раньше люди верили в приоритет разума над материей не потому, что они тщательно взвесили философские аргументы с обеих сторон и пришли к логическому решению, а потому, что они воспринимали мир в контексте первичности сознания по отношению к материи.

Бывает досадно, когда экскурсоводы, показывающие туристам древние памятники, говорят примерно следующее: «Посмотрите на этот барельеф, где женщины стирают белье в реке, а мужчины собирают урожай; неподалеку отсюда вы можете наблюдать точно такую же сцену». Существует два принципиальных подхода к истории, один из которых гласит, что человеческая природа лишь незначительно изменилась со временем. Наша история принадлежит к другому типу. В этой истории сознание изменяется от одной эпохи к другой и даже от поколения к поколению. Обратите внимание на анатомически неточное и поверхностное изображение деревьев на росписи в гробнице VIII династии. Художники, украшавшие эти стены, значительно меньше интересовались физическими объектами, чем богами, изображенными лишь в нескольких шагах от этого рисунка во внутреннем святилище храма. Они старались как можно подробнее сосредоточиться на объектах, представавших перед их мысленным взором. Образы богов выписаны очень тщательно и украшены золотом и самоцветами. Отсюда следует вывод, что, несмотря на слова экскурсовода, любое сходство между женщинами, стирающими белье в реке сегодня и четыре или пять тысяч лет назад, может быть лишь поверхностным

Хотя наши мысли кажутся бледными и зыбкими по сравнению с чувственными впечатлениями, у древних людей все было наоборот. Тогда люди имели менее четкую связь с физическими объектами. Предметы для них были не так четко определены и дифференцированы, как для нас с вами.

Если вы посмотрите на изображение дерева на стене древнего храма, то увидите, что художника на самом деле не волновало, каким образом ветви вырастают из ствола.

В древности никто на самом деле не смотрел на дерево так, как это делаем мы.

Мы воспитываем в себе очень утилитарное отношение к собственным мыслям. В соответствии с преобладающей интеллектуальной модой мы рассматриваем мысли всего лишь как невысказанные слова — возможно, в ореоле других вещей, таких как чувства, образы и так далее, — но лишь сами слова имеют какое-либо реальное значение.

Но если задуматься, подобное представление противоречит повседневному опыту. Возьмем такую простую и незначительную мысль, как «мне нужно не забыть позвонить маме сегодня вечером». Если теперь мы попробуем изучить эту мысль, вплетенную в ткань нашего сознания, то, возможно, увидим, что она окружена рыхлым сгустком ассоциаций, примерно таких же, как в кабинете психоаналитика, который задает тест на словесные ассоциации. Если мы сосредоточимся еще больше, то можем понять, что эти ассоциации коренятся в воспоминаниях, насыщенных чувствами, и могут нести собственные волевые импульсы. Из теории психоанализа нам известно, что чувство вины, которое я испытываю из-за того, что раньше не позвонил матери, уходит корнями в сложный комплекс эмоций вплоть до младенчества — желание, гнев, чувства утраты и предательства, зависимость и стремление к свободе. Когда я задумываюсь о прошлом, возникают другие импульсы — ностальгия о лучших временах, когда мы с матерью были одним целым — и возрождается старая схема поведения.

Кольцо-печатка из Микен с изображением жрицы, которая держит в руке маковые коробочки. Опыт постоянно меняющегося многомерного мира вполне мог быть знаком людям, экспериментировавшим с такими средствами, как марихуана или ЛСД. Уильям Эмбоден, профессор биологии из Калифорнийского университета, опубликовал убедительные данные, доказывающие, что в Древнем Египте голубая лилия наряду с опиумом и корнем мандрагоры использовалась для погружения в состояние транса