Майк Браун - Как я убил Плутон и почему это было неизбежно

Так или иначе на рубеже веков споры по поводу того, что же является планетой, а что нет, были разрешены. Боюсь, я не смогу привести примеры записей или каких-либо набросков, которые бы разводили по разные стороны астероиды и планеты. Каков был их проступок? Почему же они были изгнаны из пантеона планет? В конце концов самым большим огрехом стало то, что их было слишком много в одном месте. Дело в том, что большие планеты вращаются вокруг Солнца, а их орбиты находятся далеко друг от друга, однако сотни известных нам астероидов двигаются беспорядочно, их орбиты то и дело пересекаются или совпадают. Сколько же это - слишком много? Когда астероидов было всего четыре и Солнечная система оставалась неизменной в течение сорока лет со всеми своими одиннадцатью планетами, никто (кроме химиков, которые не могли угнаться за открытиями в области астрономии, так как им не везло с открытием новых химических элементов) не высказывал своего недовольства. Однако перспектива нескончаемого парада небольших по размеру и движущихся по одной орбите вокруг Солнца планет была не очень приятной. К 1990 году, по всеобщему соглашению, в Солнечной системе осталось всего восемь планет, хотя по этому поводу не было сделано никаких официальных сообщений. Церера, которая на протяжении века упорно отстаивала честь по праву называться планетой, сосуществуя в тандеме со своими меньшими собратьями, просто перестала считаться таковой и не была удостоена даже протеста со стороны жителей планеты Земля.

После того как ученые пришли к решению, что Церера и остальные небесные тела, открытые в той же области звездного неба, существенно отличаются от других планет и соответственно должны быть классифицированы иным образом, они, возможно, и непреднамеренно, но с уверенностью в правильности своих действий изменили значение слова «планета». Это слово больше не обозначало блуждающие по небу и вращающиеся вокруг Солнца объекты. Да, астероиды перемещались по небу, но они не были одиночками, их можно было сравнить со стайкой гольянов, мелкой рыбешкой, которая всегда вертится рядом с брюхом кита. Так вот, планеты и были китами Солнечной системы.

Когда я был ребенком, я прекрасно представлял себе, что такое астероиды. Я всегда могу мысленно возвращаться к тому плакату у меня на стене. На нем астероиды были похожи на гальку, разбросанную по небу между Марсом и Юпитером. На самом деле, это и есть метеориты - осколки комет, или астероиды, которые иногда падают на поверхность Луны и образуют на ней многочисленные кратеры. Я видел падающие звезды и знал, что это были осколки астероидов, которые сгорали в атмосфере Земли. Да, возможно, я не знал их названия или чего-то, что делало их особенными, а может, в них и не было ничего особенного. Что я хорошо усвоил из моего детства, в 1970-е, так это разницу между планетой и астероидом. Для меня она была очевидной, как разница между глыбой и горстью песка.

После того как спустя несколько десятков лет неразбериха с планетами наконец-то улеглась и в учебниках стало говориться о том, что Солнечная система состоит из восьми планет, внезапно была обнаружена девятая. Клайд Томбо, американский астроном, обнаружил Плутон, когда систематически делал фотографии одной и той же части неба и сравнивал их в надежде увидеть какие-либо изменения. 18 февраля 1930 года Клайд Томбо заметил, что на фотографиях один маленький объект переместился на звездном небе с одного места на другое. Это была новая планета! В отличие от несметного количества астероидов (а к тому моменту было известно уже несколько сотен) траектория движения Плутона находилась не между Марсом и Юпитером, а далеко за пределами орбиты Нептуна, где и должна была находиться настоящая девятая планета. Но все же это казалось немного странным. Дело в том, что Плутон обращается вокруг Солнца по эллиптической орбите в отличие от остальных планет Солнечной системы. Угол наклона его орбиты относительно плоскости эклиптики равен почти двадцати градусам, чего не наблюдается у других планет. Кроме этой особенности, Плутон и выглядел совершенно иначе. Плутон так мал, что едва ли достоин того, чтобы называться планетой. В сущности, он похож на звезду. Многие астрономы отказывались называть Плутон планетой. Можно ли было причислить его к астероидам?.. И все-таки к тому времени слово «астероид» потеряло свое буквальное значение, обозначавшее «звездообразный». Теперь астероидами называли те небесные тела, которые были обнаружены между Марсом и Юпитером. Можно ли было назвать Плутон кометой? Кометы могут иметь эллиптическую отклоняющуюся орбиту, как у Плутона, однако ни одна комета не находилась так далеко, ведь само слово «комета» (от лат. coma - волосы) обозначало появление небесного тела, имеющего туманный, смазанный вид, недалеко от Земли. Плутон не выглядел смазанным, он был похож на звезду, хотя и перемещался по небу. Несмотря на то что Плутон не имел ничего общего ни с одной планетой Солнечной системы, ученые не смогли классифицировать его как-то иначе, поэтому ничего не оставалось, кроме как объявить Плутон девятой планетой Солнечной системы (и назвать новый химический элемент плутонием). Крохотный странный шар - Плутон продолжали называть планетой почти семьдесят лет - блуждал на самом краю Солнечной системы. Это планета с ледяными горами на поверхности и орбитой, столь необычной, что она даже не смогла поместиться на моем плакате, она - ни на что не похожая точка на самом краю Солнечной системы.

Когда в 1992 году Джейн Лу присоединилась ко мне на крыше астрономического здания Университета в Беркли и мы рассматривали небо над заливом Сан-Франциско, я не обратил внимания на одну очень важную вещь: именно открытие пояса Койпера заставило меня вновь задуматься о Плутоне. Многим астрономам, и мне в том числе, потребовалось несколько лет, чтобы осознать, что Плутон совсем не одинок в своем существовании, а наоборот: его окружает множество других небесных тел, которые получили название «пояс Койпера». Подобно тому как сто пятьдесят лет назад огромная волна открытий астероидов практически заставила ученых по-иному взглянуть на Цереру, Палладу, Юнону и Весту и перевести их из разряда полноценных планет в разряд самых крупных астероидов, точно так же открытие пояса Койпера станет причиной для астрономов вновь задуматься над статусом Плутона как планеты. Становился все более очевидным тот факт, что если астероиды были бы мелкой рыбешкой рядом с брюхом кита, то Плутон и объекты, населяющие пояс Койпера, просто-напросто являлись бы ранее незаметной стайкой сардин, плавающих в бескрайнем море. Если Церера, которая вовсе и не планета, но все равно стоила того, чтобы о ней говорили и думали, как о самой огромной в толпе астероидов, то почему Плутон должен избежать этой же участи?.. Что же тогда по праву может называться планетой?..

Когда я впервые начал искать планеты, я жил в крохотной лачуге в горах, чуть выше Пасадены. Все это время меня не покидало ощущение того, что я был единственным преподавателем Калифорнийского технологического института, в доме которого удобства находились на улице. Я много работал, и когда возвращался назад, домой, в горы, было уже совсем темно, далеко за полночь. Чтобы добраться до своего жилища, я должен был подняться высоко в гору, борясь с сильным ветром и темнотой леса, миновать автостоянку национального лесопарка, спуститься по грунтовой дороге и, наконец, идти по еле заметной тропинке вдоль небольшой реки, разливающейся каждой весной. Поначалу я пытался брать с собой электрический фонарик, чтобы хоть как-то освещать путь, но почти всегда его забывал. В такие ночи мне приходилось использовать любой источник света, чтобы не сбиться с тропинки, а иногда обходиться совсем без него.

Время, за которое я успевал пройти по тропинке до моего жилища, полностью зависело от фазы Луны. Когда Луна была полной, я чувствовал себя как при дневном свете и буквально летел по тропе. Когда была видна лишь четверть Луны, практически ничего не было видно, однако я мог вполне четко восстановить в памяти дорогу благодаря лишь слабому сиянию Луны и тем очертаниям, которые я мог разглядеть в ее свете. Я настолько хорошо выучил мой путь к дому, что мог идти по тропе с закрытыми глазами. Я помнил каждый торчащий из земли камень, каждое дерево, каждую свисающую к земле ветку. Также я знал, где нужно уйти вправо, чтобы не наткнуться на ядовитый дуб, и где лучше держаться немного левее, чтобы не свалиться с шестиметровой насыпи, которая называлась «холодильник», получив это имя после того незабываемого случая, когда прежние жильцы лачуги, в которой я обитал, тащили домой холодильник и, преодолев большую часть пути, уронили его прямо в реку с этой самой насыпи.

Я практически наизусть помнил тропинку к дому, но все равно каждые двадцать девять дней я осознавал, что между «запомнил» и «почти запомнил» существует огромная разница.