Константин Соколов - Пламя над Волгой. Крестьянские восстания и выступления в Тверской губернии в конец 1917–1922 гг.

Весьегонский исполком, разумеется, никаких проверок проводить не стал, тем более что «голодающие» до того завалили советы жалобами на притеснения и даже написали в газету «Беднота», что к их стенаниям уезд равнодушен, а кулаки издеваются и постановляют хлеб бедноте не давать (вот так ситуацию переворачивают с ног на голову). Правда, в других письмах говорят, что хлеб-то голодающим дают, только маловато, а вот продают-то помногу.

В результате 9 июня выдали прибывшим товарищам по винтовке и десять патронов, удостоверения реквизиционного отряда и шесть красноармейцев в придачу. И еще трех членов уездного совета: Дмитриева (продкомиссар), Вахонева (военком) и Чистякова (председатель УЧК). И записали черным по белому: оставлять по 30 фунтов продовольствия на едока, семян не оставлять (позже весьегонские комиссары отрицали, что принимали такое людоедское решение). Предлагалось выплачивать за реквизированное продовольствие по 40 рублей за пуд (обычно реквизиционные отряды находили этим деньгам другое применение, не говоря уже о том, что в свободной продаже хлеб стоил в три – пять раз дороже)[70].

Новоявленный отряд развернулся вовсю и действовал в соответствии с принятым решением: реквизировал даже семенной хлеб, оставлял крестьянам по 30 фунтов на едока. Причем в эти 30 фунтов включали не только муку, но и крупы, картофель – славь, крестьянин, советскую власть. По воспоминаниям участников подавления восстания, были и случаи откровенного грабежа со стороны красноармейцев, когда у крестьянок вынимали серьги из ушей.

Понятно, что поднялось возмущение, и волостной совет назначил на 11 июня общее собрание, чтобы разобраться в ситуации. На него пригласили Дмитриева, который идти отказался, заявив, что не будет разговаривать с «кучкой кулаков». Тогда «кучка» в количестве трех тысяч человек решила, что раз комиссар не идет к ним, то они заглянут к нему в гости. И пошли в деревню Чурилово, где отряд почивал от трудов неправедных. Увидев размеры «кучки», совработники, красноармейцы и «голодающие» поспешили сбежать в Весьегонск, бросив все реквизированное добро. Некоторые источники утверждают, что часть членов реквизиционного отряда была захвачена повстанцами и арестована[71].

Крестьяне, видя такое дело, решили обратиться к соседям и тут же приняли воззвание, которое за пару дней было разнесено по всем деревням и селам уезда. В нем выражалось возмущение уездной властью, которая проводит повальные реквизиции, не учитывая декретов. Поэтому жителям уезда предложили 13-го числа собраться у деревни Суково Телятинской волости и выбрать новую власть, облеченную доверием народа, поскольку нынешняя не защищает крестьян, отбирает плоды их труда и разоряет жилища. В воззвании четко дано определение того, что делает власть: грабит[72].

Понятное дело, уездный исполком на это отреагировал тем, что послал во все волости телеграмму, что якобы все было по закону и оставляли по пуду муки на человека, а красноармейцев прогнала вооруженная кучка кулаков, но эта их победа будет первой и последней. 13 июня в волость из Весьегонска и Рыбинска были направлены отряды красноармейцев, действиями которых руководили оправившийся от испуга Дмитриев и чекист Долгирев (позже возглавлял ГубЧК). Крестьяне послали к красным на переговоры двух человек, но одного из них борцы за счастье народа арестовали и избили, а второму удалось бежать. Только после этого в волости начинается вооруженное сопротивление[73].

Во главе его, как практически везде, встали бывшие офицеры – Павел Максаков и Борис Приселков (волостной военком). Активное участие в подготовке выступления также принимали Василий и Александр Калявины, Иван Загребин и Иван Беляков. Из жителей волости, у которых было оружие, они создали отряд. Участие в нем было добровольным: у тех, кто не хотел идти, ружья и револьверы отбирали и передавали другим. Также забрали винтовки из волостного совета, и их уже раздавали принудительно, угрожая расстрелами. Как видим, методы у противоборствующих сторон не сильно отличались. Были направлены гонцы в соседние волости, но на помощь пришли только жители Мартыновской, когда восстание уже было подавлено[74].

Приселков встал во главе созданного отряда и повел его к пристани Ламь, где высадились красноармейцы. Здесь он и Максаков перегруппировали силы, выдвинув вперед вооруженных людей, которых было человек тридцать, притом что в целом толпа была немаленькой (чекист Долгирев на чистом глазу писал в воспоминаниях про 10 тысяч человек). Но никакой военной подготовки у них не было, и при первых же винтовочных и пулеметных выстрелах со стороны красноармейцев повстанцы разбежались, от пяти до одиннадцати человек из них были ранены (сведения о том, что якобы первыми открыли огонь повстанцы, есть только в воспоминаниях и материалами следствия не подтверждаются). Не встретив сопротивления, отряды вошли в Чамерово. Никого из лидеров восстания задержать не удалось, кроме Александра Калявина, вскоре расстрелянного[75].

Волостной совет, разумеется, немедленно переизбрали, наложили на волость прямой чрезвычайный налог в 50 тысяч рублей, а поскольку комбеда еще не было, создали чрезвычайную комиссию по учету и реквизиции хлеба. Занятно, что, когда Чамеровский волсовет на следующий день из Весьегонска запросили о положении дел, ответ был таким: «Остановите эту банду». Правда, в результате восстания крестьяне добились того, что до нового урожая оставляли не по 30, а по 45 фунтов ржи и овса. 15—16-го числа отряды ушли из волости[76].

В участии в восстании были обвинены пятьдесят пять человек, но всех их, кроме скрывшихся лидеров, амнистировали в апреле и июле 1919 года[77].

Не столько восстание, сколько ситуация перед ним более чем показательны: когда власть на местах действовала в интересах населения, даже в условиях гражданской войны проблемы голода решались.

Восстание в Дороховской и соседних волостях Старицкого уезда в конце июня 1918 года необычно. Необычно тем, что причиной его стали не конкретные действия власти, а общее недовольство ею, воплотившееся в конкретной фигуре земляка Гусева, ставшего вдруг губернским комиссаром. За что он и поплатился жизнью.

Июнь – традиционно не очень сытая пора в деревне. Запасы подъедены, свежих овощей и картошки еще нет, грибов в лесу тоже. А тут еще советская власть создает комбеды и начинает изымать «излишки». А куда они деваются? Ясное дело, оседают по домам тех, кто при власти.

Так или примерно так рассуждали жители Дороховской волости, когда распускали слухи, что в доме губернского комиссара социального обеспечения Гусева в деревне Шилово хранятся немалые запасы. Кроме того, в документах губернского ревтрибунала есть упоминание о том, что члены семьи Гусева дали почву для недовольства, но в чем это выражалось – не ясно. Поскольку никто еще не забыл времена лозунга «власть на места», граждане 18 июня собрали сход и постановили провести у жены комиссара обыск. Нашли немного – ткань да пшеничную муку. Но собрание не утихомирилось, а перешло к политическим вопросам, прозвучали предложения отозвать членов из уездного и губернского советов, а заодно выступить за Учредительное собрание[78].

Видя такое дело, брат Гусева дал телеграмму в Тверь, на что комиссар быстро ответил, что наведается в родные края вместе с вооруженным отрядом. Понятное дело, про это стало известно всей округе, и 20 июня вновь собралось волостное собрание, на котором решили просить помощи у соседей. 21-го числа, когда Гусев с отрядом (количество бойцов в источниках варьируется от пяти до сорока, представляется, что первый вариант ближе к истине) прибыл в волость, так и сделали: отправили гонцов, ударили в набат. В итоге на собрание пришли жители Дороховской, Татарковской, Гнездовской, Ефимьяновской, Ушаковской волостей[79].

Поначалу все шло мирно. Гусев поговорил с собравшимися, которые были довольно агрессивными, угрожали отзывом и требовали сдать оружие (при этом в толпе были и вооруженные люди), приняли приговор об удалении отряда из волости. Комиссар, видя все это, отправил отряд за деревню (хотя есть сведения, что изначально хотел арестовать трех человек), а после разговора с земляками и сам отправился в Старицу[80].

Но буквально сразу же толпа разделилась на три группы, которые стали преследовать Гусева. Руководили этими событиями Михаил Королев и Николай Жданов. Комиссара задержали и повели обратно в деревню. Но не довели, по дороге начали избивать и убили. С трупа сняли сапоги, по другим сведениям – вообще раздели[81]. Совершенно непонятно, почему в события не вмешался отряд, стоявший за деревней. Можно только предположить, что или он успел уйти довольно далеко, или же бойцы не решились стрелять в толпу.